Камуфлет - Антон Чижъ

Аполлон Григорьевич уставился на бумажную кучу, но в особенности на картонный прямоугольник:

— Приносите мои обожаемые сигарки, которые сами люто ненавидите? Сегодня что, Рождество? Позвольте, испробую…

— Они убийственно крепкие. Порою от курения случается смертельный вред.

— Ах, вот в чем дело… — разочарованно буркнул Лебедев и осторожно выудил сигарку, а затем надрезал скальпелем вдоль. Посыпался табачный лист.

Рассеяв по столу серые завитушки, кончик ножа подцепил крошку твердого вещества. От серной спички крупинка сгорела яркой вспышкой.

— Опоздал… — вздохнул горестно криминалист. — Ну, опять виноват… Зато теперь понятно, зачем «чурку» сделали.

— Не совсем. Проба разной взрывчатки на человеческом теле — лифь одна из причин. — Ванзаров допил чай. — Тут хитрее… Только давайте сейчас другим займемся.

Коллежский советник развязал ленточку и, как сапер мину, поднял крышку жестянки:

— Сможете воскресить из пепла?

— Пара пустяков! — заявил великий, без кавычек, криминалист.

Лабораторным стеклышком он выудил пепельный листок, залил нагретым желатином и аккуратно размял кисточкой. Затем прижал промокательную бумагу, обрызгал раствором соляной кислоты, капнул селитровой кислоты и ферро-цианистого калия. На бумаге стали выступать синие буквы.

— Быстро читайте, через минуту растворится! — последовал строгий приказ.

«Сожженной» оказалась расписка из ювелирной мастерской Кортмана об оплате стоимости работы «Фиг./брил.» в десять тысяч рублей. Синие закорючки на глазах побледнели и скоро растянулись пятнами на промокашке.

— Десять тысяч! — Лебедев присвистнул. — Домик, конечно, не купить, но квартирку на Невском — за милую душу. И кто сей щедрый покупатель?

— Мелкий стряпчий.

— Ну-ну… Видно, пора бросать криминалистику…

Внезапно Родион Георгиевич вскочил, расправил усы, застегнул пиджак и попросил сберечь бумажные улики день-другой.

— Куда это? — насторожился Аполлон Григорьевич.

— К Кортману на Невский, хочу посмотреть на фигурку с брильянтами.

— Я с вами!

В пустом коридоре раздались гулкие шаги. Кто-то приближался решительно и неотвратимо, поступью статуи Командора. Ванзаров невольно огляделся в поисках чего-то тяжелого под руку.

Шаги затихли у двери. Короткий и четкий стук.

— Кто там еще? — крикнул Лебедев.

Створка открылась, нарисовав в проеме строгий силуэт, затянутый в сюртук. Почти строевым ходом гость промаршировал в комнату, щелкнул каблуками и вытянулся по стойке «смирно»:

— Здравия желаю, господин коллежский советник!

— Добрый вечер, — миролюбиво поздоровался Родион Георгиевич. — Прикажете и в Департаменте не появляться?

— Никак нет… Я… Напротив… Я хотел…

Впервые в жизни «железный ротмистр» не мог подобрать слова. То есть они упрямо не желали слетать с уст. Все же закалка кавалериста взяла верх. Джуранский решительно выдохнул и доложил:

— Хочу принести глубокие извинения. Вел себя недостойно чести офицера и вашего помощника. Прошу меня простить.

— Да ведь все правильно делали, приказ выполняли.

— Не всякий приказ надо выполнять… как видно… — Мечислав Николаевич не умел красиво развивать мыль, но зато слова подбирал такие, что и коню понятно. — Я для себя решил, Родион Георгиевич: я с вами. Прошу принять под ваше начало… И еще. Насчет Николя Тальма: он не убийца и даже не жертва. Его задержали на вокзале. Я допросил. Оказалась, в четверг они с князем поругались до драки. Одоленский вроде бы завел нового ухажера, Рябов выследил и увидел их на даче. А этот… танцор просто сбежал в Москву. Вы были правы.

Новость вовремя! Значит, «чурка» никак не может быть балерунчиком. Во-первых. Но самое важное: позднее возвращение князя и его сорванное горло имеют простейшее объяснение — скандал с любовником. Хоть это не алиби, но что-то в этом кроется.

— Как порою забавна истина, господа! — глубокомысленно изрек Лебедев.

Вновь обретенному помощнику опальный начальник пожал руку с искренним облегчением.

Докладная записка заведующему патолого-анатомическим отделением доктору Леткорову А. Г. от санитара морга Гниляева А. Д.

Милостивый государь!

Довожу до Вашего сведения, что 8 августа, в половине десятого вечера, в вверенный мне морг прибыла группа лиц, не менее шести человек, вовсе мне неизвестных, которые учинили форменное безобразие. Отказавшись назвать, кто такие есть, они обозвали меня «сволочью» и «подлецом» без всяких на то оснований, а также выбили ударом кулака передний зуб. Господа эти потребовали выдать тело, которое с утра находилось на публичном опознании, на что я отказался ввиду неимения от Вас никаких распоряжений. Тогда по виду старший из них заявил, что вступит со мною в половую связь и сделает оное с моей матерью и всеми родственниками, фигурально выражаясь. Видя такое насилие над моей личностью, я вынужден был уступить. Господа положили тело в мешок и увезли в неизвестном направлении, а в мое лицо ткнули кулаком, потребовав, чтобы я держал язык за зубами.

В связи с вышеперечисленным ходатайствую о предоставлении мне выходного дня и пяти рублей на поправку нанесенного ущерба.

Подпись: Гниляев.

Августа 8 дня, начало одиннадцатого, +18 °C

Ювелирная мастерская Кортмана, Невский проспект, 32

Когда Эдуард Иванович наконец понял, что это не ограбление, за полицией бежать не надо, а напротив, она пришла сама, все семейство высыпало на порог в ночных сорочках и со свечками. Огоньки на фитильках прыгали, трое сыновей и супруга дрожали то ли от холода, то ли от вида «железного ротмистра» с наганом, требовавшего пуститься в лавку… И немедленно! К несчастью, ювелир проживал над мастерской.

Все еще трясущимися пальцами господин Кортман застегивал сюртук.

У витрины встревоженного ювелира поджидали еще двое господ.

— Профу простить за внезапный визит,… — Родион Георгиевич извлек самую светскую интонацию, на какую сегодня был способен, — …но дело больно срочное.

— Извольте, я к услугам. — Эдуард Иванович говорил с легким тевтонским акцентом, впрочем, чисто.

Свет в мастерской зажегся в неурочный час.

— Нас интересует вефица, которую вам заказали, думаю, с месяц тому…

— Да-да, конечно. Что именно?

— Точно сказать трудно, некая фигурка, осыпанная брильянтами.

— О, таких фигурок есть много. Какая именно?

— Та, которую заказал князь Одоленский.

Кортман заметно смутился и принялся теребить пуговицу:

— Его светлость просил соблюдать инкогнито, не показывать, это сюрприз.

— И не такие сюрпризы видали! — не удержался Лебедев.

Ювелир строго осмотрел несдержанного субъекта, возвышавшегося над ним на целую голову:

— Как хотите. Его светлость будет сердиться. Я предупредил. Вина будет ваша.

Коллежский советник согласился снести любые попреки от князя. Кортман окинул взглядом полицейскую троицу и, неся собственное достоинство, удалился. А когда вернулся, держал изящную шкатулку, расписанную в русском стиле красными жар-птицами.

Ювелир благоговейно снял крышку.

В серебряном гнездышке, сплетенном из затейливых язычков огня, сидела прекрасная птичка. Крылышки еще маленькие, но уже сильные, широко расправлены перед полетом. В глазках сияют крупные бриллианты, мелкие камушки рассыпались блестками на перышках. Словно невеличка только что выпорхнула из хрустального дождя. Фигурка имела секрет: вставлялся ключик, заводился механизм, и пичуга принималась вертеть головкой да хлопать крылышками. Тонкая работа и денег стоит!

— Выглядит безобидно, — шепнул Лебедев Джуранскому, взиравшему на сокровище с некоторым разочарованием. И то верно, что хорошего в птице, вот если бы конь!

Зато Родион Георгиевич не поленился выразить мастеру восторг, а потом спросил:

— Когда князь обефал забрать эту бесподобную вефь?

— О! Совсем обещал завтра, — уверил польщенный ювелир.

— Он лично приедет?

— Нет, его ассистент месье Выгодски.

— А если тот вдруг не сможет?

— Другой ассистент, но с запиской от князь. Опять на бумаге с гербом!

— То есть князь уже забирал птичку?

— Конечно! Хотел посмотреть работу. Остался доволен.

— Когда вернул?

— Недавно. В субботу. Проверил механизм. Приказал не заводить.

— Ах, вот в чем дело! — Родион Георгиевич решительно разгладил усы. — Что князь попросил доделать?

— Ерунда. Приклеить бархат на дно.

Лебедев с Джуранским украдкой переглянулись, дескать: «Вы понимаете? И я — нет! Какая досада». Дело окончательно запутала настоятельная просьба коллежского советника выдать птичку.

Кортман заявил, что это совершенно невозможно. Но Родион Георгиевич пообещал вернуть фигурку перед рассветом в целости и сохранности. Под честное слово сыскной полиции.