Камуфлет - Антон Чижъ

— Удовлетворены? — спросил Ягужинский. — Теперь слушаю.

Кратко доложил Родион Георгиевич, что удалось установить: князь Одоленский состоял и даже управлял обществом «Первая кровь», члены которого называли себя содалами. Целью общества было совершение крупного преступления. Какого именно, пока не известно. Видимо, имеющее отношение к подброшенным письмам. Так же обнаружен еще одни участник заговора, стряпчий Выгодский — он успел признаться перед внезапной смертью.

— Опять преподносите бесполезный труп, — недовольно буркнул Иван Алексеевич. — Что доложу министру Двора?

— Хотя бы то, что завтра я намереваюсь схватить организатора четырех убийств и, наверняка, тайного лидера «Первой крови», — спокойно ответил Ванзаров.

— Шутите?

— Никак нет, господин полковник, в мыслях не было. К вечеру он будет разоблачен.

— Но как?

— При помофи буковки «а». Предоставленный вами секретный документ окончательно убедил меня в этом.

Пролетка съехала с моста и повернула налево, мимо Летнего сада.

— Что ж, коли так… — Полковник помолчал и вдруг насторожился: — Почему четыре убийства? Одоленский, Меншиков, этот… Выгодский, а кто еще?

— Некий Петр Александрович Ленский, если угодно, незаконнорожденный отпрыск рода Одоленских… Кстати, вы могли лицезреть его в неглиже с князем на «живой картине».

— Да? Он тоже член заговора, содал?

— Вероятно.

— Где его тело?

— В морге Медико-хиругической академии. Выставлено для публичного опознания. Правда, сделать это затруднительно — у юнофи отсутствует голова.

Они подъехали к Фонтанке.

Ягужинский слишком быстро попрощался, напомнив, что будет с нетерпением ждать завтра вестей, и стремительно умчался в сторону Зимнего дворца.

В умолчании полковника нашлось излишне много смысла. Во-первых, чистейший блеф с Ленским оказался, на удивление, самой что ни на есть правдой. Обычная догадка, один из вариантов логического расклада, нашла внезапное подтверждение. Да еще какое! Выходит, «чурбанчик» и вправду Ленский… Судя по всему, Ягужинский знает это наверняка.

Но как быть с инициалами? «П.А.Л.», в любой комбинации, нет в списке содалов. И кто в таком случае ухлестывал за госпожой Ванзаровой? Кто пришел прощаться с ней в среду, как говорит Глафира? Кого привез князь на знакомство с Берсами?

А еще честный и прямой начальник дворцовой стражи не так прост и глуп, как хочет казаться. И знает куда больше, чем должен, сомнений нет.

Родион Георгиевич глянул темную вдаль, в которой скрылась пролетка, и отправился в противоположную сторону.

Августа 8 дня, в тоже время, +19 °C

Женские курсы Лесгафта при С.-Петербургской биологической лаборатории, Английский проспект, 32

В сторону отодвинулись банки с внутренностями: слепая кишка и желудок расположились в спиртовом растворе причудливыми скульптурами. Любопытное все-таки дело — человеческие органы, красота в каждой жилке. Недаром создатель-эволюция — нет, не Бог — так постаралась. Есть чем теперь заняться аспирантке-анатому.

Серафима Кротова поддернула рукава несвежей блузы и задумалась над серьезной проблемой: из чего соорудить новый препарат? В кругах, где вращалась г-жа аспирантка, препаратом принято называть анатомический экспонат, созданный из мертвых органов человеческого тела. В научнопознавательных целях.

Ею уже были изготовлены великолепные препараты трехмесячного плода в утробе матери и поразительно интересной аномалии печени, пораженной алкоголем. За эти шедевры удостоилась похвалы самого доктора Лесгафта. Нынче Серафиме хотелось достичь новых высот, как девушке решительной и целеустремленной, а на любовные глупости время не тратившей.

В распоряжении имелась целая ванна с формалином, в которой плавали отдельные части разнообразных тел, не востребованных в моргах.

Возлюбленная науки натянула до локтей резиновые перчатки, запустила руку в зеленоватый бассейн и принялась вылавливать, как рыбок, куски человеческого мяса. Попадалось что-то не то: руки да ноги. Парочка младенцев вильнули белыми тельцами, но будущего прозектора не привлекли.

Вдруг среди тривиального материала Серафима углядела нечто любопытное: на самом дне ванны перекатывалась голова.

Находка была немедленно отловлена и пока с нее струями стекал формалин, внимательно осмотрена. Голова принадлежала юноше не старше двадцати лет с правильными чертами лица. Дефектов или уродливых наростов не имелось. Единственный недостаток — очень грубый срез отсечения. Буквально варварский, как будто сорвали с плеч. Г-жа Кротова осудила такую непрофессиональную, с точки зрения анатомии, работу. В остальном же череп с кожей представлял прекрасный материал.

Решение пришло мгновенно. Она сделает выдающийся препарат: голова человека в разрезе! Как на учебнике анатомии, только значительно лучше. Будет видно строение мозга, вся мышечная система лица и даже дыхательный канал. И все это — сквозь чистейшее стекло. Просто можно влюбиться!

Серафима Кротова отложила голову неизвестного в плоскую кювету и отправилась в подсобку за инструментом для распиливания крупных костей. Барышня рвалась к славе и труду.

Августа 8 дня, около девяти, +19 °C

Бюро судебной экспертизы Врачебного комитета министерства внутренних дел, Набережная реки Фонтанки, 16

Безделие оправдывали вонючая сигарка, шустовский коньячишка из походной фляжки и уголовный романчик, который перечитывался в местах, отведенных литературному Лебедеву. Развлечение заставляло натурального двойника восхищенно хмыкать, охать и даже выражаться не вполне цензурными словечками.

В дверь излишне вежливо для такого времени постучали.

— Никого нет! Великий Лебедев прожигает жизнь! — крикнул Аполлон Григорьевич и довольно фыркнул.

Тем не менее дверь отворилась.

— Ну, слава Богу, в которого я не верю! — Томик полетел к лабораторным ретортам. — Вы куда исчезли?! Дома нет, в Управлении несут какую-то ахинею, что вас отстранили, Джуранский мрачный и разговаривать не желает… Что происходит, друг мой?.. О, у вас кровь на лацкане?.. Опять зарезали кого-то?.. Да вы с гостинцем! Какая прелесть! У меня водка припрятана, с печеньицем самый шарман!

Все это криминалист выпалил одним махом, как ребенок, заждавшийся родителя с подарком.

— Меня отстранили по подозрению в организации убийства, — спокойно доложил Ванзаров. — Обязан сообфить, что, выставив меня вон, исполните служебный долг и приказ Филиппова. Не более.

Лебедев тронул лоб коллежского советника, озабоченно охнул, открыл ему веки, заглянул в зрачки и поставил диагноз:

— Друг мой, пора вам на воды, в Карлсбад, что ли. У вас ярко выраженный приступ родильной горячки. Женщины на сносях умоляют мужей бросить их и уйти к другой, более красивой. Надеюсь, не будете меня так расстраивать? А то ведь налью брому… Да поставьте коробку, не съем ее…

— Я честно предупредил…

— Послушайте, Ванзаров, уже второй раз за два дня вы пытаетесь меня обидеть. На первой романчиком откупились — кстати, хорошо, шельмец, вас продернул! Про меня, конечно, ерунду понаписал… Так вот… Если ротмистр исполнительный дурак, то и меня туда же записали? Благодарю, да!

Аполлон Григорьевич осекся. Только теперь он заметил, что лицо уважаемого коллеги мало сказать усталое — изможденное. Разговоры были немедленно отставлены в сторону, и заварен крепчайшей чай.

— Да прибудет с вами сила! — торжественно заявил криминалист, выливая в чайник остаток коньяка.

Родион Георгиевич глотал дымящуюся жидкость не чувствуя. Только лоб пошел крупными точками пота, а усы растопырились в метелки.

— Должен покаяться… — уже серьезно заявил Лебедев, тоже прихлебывая чай. — Совершил оплошность. Помните, я говорил, что конечности «чурки» оторвали гремучей ртутью? Так вот, «гремучкой» оторвали только голову. А вот руки — догадайтесь чем?

— Йодистым азотом, — уверенно сказал Ванзаров и вдруг ощутил жар на языке.

— Верно! Могу предупредить: следующее убийство будет использован пироксилин.

— От чего детонирует?

— От искры.

— А от горячего дыма?

— Возможно.

Родион Георгиевич вытащил из карманов два листа фальшивых прошений, два конверта к ним, листок с пробой пишущих машинок Департамента полиции, такой же — из Управления сыскной полиции, список Морозовых, вырванную страницу из «Всего Петербурга», карточку больного по фамилии Морозов, перемятую фотографию, записку к швейцару, визитку Выгодского и лишь потом — коробку сигарок.

Аполлон Григорьевич уставился на бумажную кучу, но в особенности на картонный прямоугольник:

— Приносите мои обожаемые сигарки, которые сами люто ненавидите? Сегодня что, Рождество? Позвольте, испробую…