Наследник моего мужа - Елена Гром

с ней что-то случится…

Ярослав прослушал остаток фразы. Он был сосредоточен на биении своего сердца. Сердца, в котором навсегда поселилась маленькая капризная девочка. Он бы мог убежать, вырваться, предотвратить удар, но не стал. Он вообще не должен был выжить.

— В каком штате ты родился? — вдруг заговорил высокий человек и только сейчас Ярослав понял, что он говорил на английском.

— В Канаде. А как вы….

— Черты лица. Форма черепа. По ним можно определить примерную генетическую принадлежность. Почему ты спас ее? Почему не оставил с матерью и не сбежал?

Ярослав пожал плечами. Меньше всего ему хотелось объяснять свои мотивы незнакомому мужчине. Пусть весь его вид и вызывал уважение.

— В какой части жена Бориса? Она жива?

— Не знаю. Она прострелила себе живот, чтобы отвлечь внимание. На нее накинулись, нам удалось уйти. Она ближе к лесу. Там каждый раз надо направо поворачивать.

— Ясно. Так. — он убрал пистолет и повел Ярослава к внедорожнику. — Вырублю тебя. На всякий.

— Вам сказали убить.

— Я никогда не подчиняюсь глупым приказам. Залезай.

Мужчина похожий на латиноса вырубил Ярослава одним ударом ствола по затылку. А последняя мысль Ярослава была о том, что скорее всего ему еще раз удастся увидеть Миру.

* * *

Борис позвонил брату. Названному. Они однажды спасли друг другу жизни, хотя и находились на разных сторонах баррикад. После этого они несколько раз встречались. Джеймсон Родригес стал агентом ЦРУ. И кто если не он мог решить задачку, которая оказалась не по силам Борису.

Тот сразу использовал спутниковое слежение, вычислил, что Иван не просто так снова объявился. После этого вычислить место, где держали семью Бориса труда не составило. Как и выяснить что Нина всегда была права насчет мальчишки. А вот попасть в катакомбы, которые себе отстроил генерал, оказалось сложнее. Пришлось использовать военных. А это всегда грубый взлом.

Нину нашли в обломках мрамора, всю в крови.

Борис мощными плечами растолкал людей и взял её на руки.

Увидев рядом живого Ивана, он даже не думал. Кивнул одному из людей и его убили прямым выстрелом в голову.

Найти генерала не удалось, но Борису было не до этого. Он посадил Нину в приготовленный медицинский вертолет и совершенно обо всем забыл. Мира, Ярослав, все было неважно. Только она, бледная как смерть, почти не живая. Ее сердце откачивали всю дорогу к медицинскому центру, пытались остановить кровь. Но он её терял, он осознавал, что захотел в этой жизни слишком многого. Что глупая мечта о настоящей семье не для него. Он урод, ему никогда не стать достойным такой женщины. Женщины пожертвовавшей собой ради спасения дочери.

Только одного он не мог понять, почему она доверилась маленькому ублюдку.

— Она должна жить, поняли! — потребовал он и врачи переглянулись. Наверняка уже не раз слышали подобное требование. Но впервые испугались и стали использовать самые рискованные методы. Им нужно было продержать женщину живой до больницы. А там с них ответственность снималась.

Глава 36

Я на корабле. Плыву по-черному, черному морю. На сером небе огромные тучи и они пугают. Я не пытаюсь управлять судном, я недвижима и не могу пошевелить руками. Я просто плыву, все дальше, все быстрее, пока корабль не начинает кренить, пока я не падаю в бездну. Кричу, но меня никто не слышит. Меня никто не спасет. Вода ледяная поглощает меня мгновенно, лишает возможности дышать, думать. Я теряю сознание, я тону. Умираю. Но сквозь страх, боль, усталость пробивается голос. Тонкий. Жалобный. Как плач котенка. Одно слово «мама» и я открываю глаза, вспоминая что у меня есть дочь. Что мне нельзя сдаваться. Мне нельзя идти на дно. Занемевшие руки сдирают веревки, которыми было обвязано тело. Я отталкиваюсь от деревянного судна, что тут же обращается в пыль. Я толкаюсь руками, гребу сквозь воду, смотрю только вверх, туда, где граница света и тьмы. И буквально глотаю воздух, как жадно глотает воду уставший путник.

Вокруг свет, лица врачей в масках, а где-то крик Миры.

— Мама! Мама! Не бросай меня. Не уходи.

— Систолическое давление в норме, — слышу голоса врачей и почти улыбаюсь. Плачу, чувствуя адскую боль во всем теле. А затем вибрацию голоса врача рядом. — Клиническая смерть две минуты, Нина Леонидовна. Не пугайте нас так больше. А то за вами бы отправились.

Он намекает на Бориса, его гнев, а мне плевать. Главное, что Мира несмотря ни на что хотела, чтобы я выжила. Простила меня. Любит меня. Что такое страх смерти перед любовью одной маленькой девочки. Дочки.

В больнице я провела еще неделю. Все это время Борис был рядом, но не подходил. Стоял за огромным окном, смотрел, но не никогда не разговаривал. Словно обдумывая что-то. Зато Мира рассказала все, ревела белугой, ненавидела отца за его приказ убить Ярослава. А я не знала, что ей говорить. Не знала, как на это реагировать. Он спас Миру. Он рисковал ради нее жизнью и смерти не заслужил, но останься он в живых я бы вряд ли была рада его присутствию в нашей жизни. Так что может все к лучшему? Но мое мнение здесь не в счет. Мире было плохо. Откровенно она теряла силы из-за своего горя. Она всем сердцем любила этого уродца, а теперь его нет. В итоге она стала отказываться есть, лечиться. Как преодолеть ее истерики без каких-либо силовых мер становилось непонятно.

— Нужно вернуться домой, — впервые за неделю заговорил Борис. Никогда не видела его таким бледным. Но внутри меня не было жалости. Сейчас мне стало казаться, что я никогда не знала его. Что он мне чужой. И все его беды, только потому что он слишком много на себя взял. Как и я. Как и я. — Мире там станет легче. И мы спокойно подготовимся к ее операции.

Мне много хотелось сказать, но я только кивнула. Я не знаю больше как себя вести с этим мужчиной. Как жить с ним. Как заставить себя ложиться с ним в постель.

Изменится ли что-то, если он извинится. Скажет, что впервые в жизни был не прав. Только Борис никогда не признается в этом. Скорее всего меня виноватой и выставит.

— Вам надо было меня подождать.

— Подождать, пока нас прибьет мраморной плитой ты хотел сказать, — зачем. Зачем вообще вступать в диалог? Это выведет меня на эмоции. Заставит сказать то, о чем я потом буду жалеть. Или не буду. Отпусти нас. Два слова. Но сказать их,