Убийство в Тамбовском экспрессе - Валентина Андреева

Еще не успев притормозить, Наташка резко развернулась и набросилась на энтузиаста, собаки тоже, да еще подоспела команда собаководов и просто любопытных. Гвалт стоял невероятный. Я почувствовала себя одинокой и лишней, вот и решила тихонько покинуть общество. Даже попыталась вытянуть из-под себя свою тяжелую ношу. Но, как назло, обо мне вспомнили самые доброжелательные собаководы из числа преследователей. Пристегнув питомцев к поводкам, принялись учить меня уму-разуму, уверяя, что не лето на дворе, а если бы даже и оно, все равно нельзя лежать на проезжей части. Да кто бы возражал! Я уже, можно сказать, отдохнула и, казалось, слегка вмерзла в лед, но встать не могла. Мешало случайно сделанное правой рукой открытие. Оказывается, я вынесла из квартиры Прутковых и в данный момент бездумно согревала своим телом очередной пистолет, определенный мной в качестве такового методом пальпации. Ну полная невезуха! Который раз прячу своим телом оружие!

Страх придал сил. С диким криком я упорно отражала все дружеские попытки поднять меня на ноги. Единственным человеком, не обращавшим на мои вопли внимания, была Наташка, упивавшаяся своей обвинительной речью в адрес «дружинника», кстати, давно уже покинувшего стихийное сборище. Мне снизу хорошо было видно, как его высокая фигура, медленно, шаг за шагом отступая на задний план, постепенно растворилась в темноте. Он скрылся в той стороне, откуда и прибежал, утвердив меня во мнении, что глаза у него все-таки были на месте, «дружинник» намеренно шел нам на перехват. И это не кто иной, как съехавший вниз по веревке скромный победитель в недавней борьбе за выживаемость.

Отвергнув очередную протянутую мне руку помощи, а заодно и звание «чеколдыкнутой», я достаточно любезно доложила юной благодетельнице, что на учете в психдиспансере не состою, и предложила девушке спокойно идти своей дорогой вместе со своей овчаркой. Собака точно путь домой знает, а мне еще хочется немного полежать. Огнестрельная железяка очень болезненно напомнила о себе. Я нечаянно повернула ее так, что она уперлась мне в ребра. Мое заявление о намерении не менять место залегания пока не освободится подруга, было сделано весьма страдальческим тоном. Девица заартачилась, и я поняла, что у нашей молодежи не осталось ничего святого. Словом, она мне такое отмочила!.. Если перевести с вульгарного на более-менее приемлемый язык, то я, дура необразованная, дожив до преклонных лет, так и не усвоила, что укладываться надо не под колеса машины, а под мужика. Желательно женатого, поскольку, когда надоест, его за ненадобностью есть куда сбагрить. Больше всего мне не понравилась ссылка на мои «преклонные лета».

Честно говоря, я растерялась и не нашла достойного ответа. Да и мое положение было в полном смысле «униженным». Трудно сохранять достоинство, валяясь лицом вниз на заснеженном асфальте, ощущать подбородком его ледяную окаменелость и при этом еще пытаться незаметно расстегнуть молнию на куртке. Наташка давно бы нашла способ научить хамоватую девицу правилам поведения в общественных местах и умению вести светскую беседу с интеллигентными дамами… преклонного возраста.

— Это ж надо ухрюкаться до такой степени! — с нотками зависти и сочувствия прозвучал надо мной незнакомый мужской голос. — Девушка, вы как там, в состоянии немного податься в сторонку? Или вам посодействовать? Проехать мешаете.

Я почувствовала прилив сил. «Девушка», конечно, другая крайность, однако звучит хоть и не заслуженно, но для слуха приятно. Кроме того, мне все-таки удалось, лежа на животе, расстегнуть куртку, загнать пистолет под мышку и наконец ощутить себя во всеоружии. Сказывался приобретенный за последнее время опыт. Плотно прижимая согнутую в локте правую руку к боку, левой я помогла себе подняться и шагнула в сторону пешеходной дорожки.

— Вы забыли вещи, — громко напомнил мужчина, ткнув пальцем в оставленные мною шмотки, и резво потрусил к своей машине. За ней успели пристроиться еще две и вопреки установленным правилам отчаянно громко сигналили.

Наклоняться за вещами я не решилась, боялась, что не удержу оружие, но с проезжей части их все-таки убрала, отфутболив ногой к бордюру. При этом пистолет подался ближе к спине, а там у меня рук не было.

— Во дает! — хохотнула нахальная девица, обращаясь за поддержкой к сидевшей с высунутым языком собаке. Та вежливо согласилась коротким «Р-гав!», мельком взглянула на хозяйку и облизнулась.

Следующий мой пинок был еще удачнее, потому и вызвал восторженную реакцию зрителей. Вместе со шмотками я пнула неожиданно подвернувшуюся мне под ноги Наташку. Глухо ойкнув, она уселась на пешеходной дорожке, с чужим мобильным телефоном у уха, но быстро вскочила. Не та ситуация, чтобы срывать аплодисменты. Предвидя негативные для себя последствия, я не стала медлить и ударилась в бега. До родного подъезда рукой подать, но проклятый пистолет начал быстро съезжать вниз с явным намерением вывалиться. Пришлось задействовать и вторую руку. Согнувшись в три погибели, я быстро засеменила вперед, от души надеясь, что подруга, вернув мобильник владелице, последует за мной. Ошиблась! Она и не думала делать лишние шаги. Демонстративно подбоченившись, торчала по соседству, ожидая моего скорого возвращения. Как оказалось, в волнении я перепутала подъезды…

В первый и единственный раз я пожалела, что они прекрасно освещены, и обреченно присела на скамейку. Обратный путь домой был заказан, поскольку пистолет бесповоротно созрел к десантированию, а оставшиеся зрители ждали, чем кончится Наташкино противостояние (или, если угодно, мое противосидение).

Первой не выдержала подруга — захотелось узнать, действительно я при падении крепко ударилась или же просто упертая, назло ей решила обживаться на чужой скамейке чужого подъезда. Все ее вопросы на заданную тему были оставлены мною без ответа. Не могла же я в состоянии вынужденной негласности петь дифирамбы своей исключительной сообразительности. Кроме того, мне было очень некогда. Я раздевалась. К моменту Наташкиного прибытия кое-как удалось стянуть куртку, запеленать в нее чудом удерживаемый пистолет и прижать сверток к груди. Не только для сохранности. Так было немного теплее хотя бы с «фасада», ибо, стащив с себя куртку, я осталась в стопроцентно коттоновой желтенькой футболке с короткими рукавами. К ней удивительным образом подошли моя желтенькая шапка, в смятении напяленная мне на голову подбежавшей подругой, и наброшенное ею же на мои плечи коричневое «манто» из маленького домотканого коврика, нечаянно прихваченного мной за компанию с пистолетом и шапкой…

5

— Я по чужому мобильнику вызвала в квартиру Олега милицию. Хоть что-то полезное сделала. Блин! При таких темпах вооружения придется скоро пожарников из пожарного ящика выселять, самим тесновато будет. А вдруг нам завтра подвернется гранатомет? У нас не сказочный теремок все-таки, — мрачно заявила Наташка, тщательно отмывая руки от контакта с пистолетом. Почему-то на кухне, а не в ванной, и точно не помню, какой по счету раз.

Я с нее глаз не спускала — волновало, чем она теперь будет руки вытирать? Первоначально предложенное мною полотенце, якобы не желая его компрометировать, она с благодарностью закинула в СВЧ. Сработав на опережение, я вытащила вилку из розетки, посему манипуляции подруги с кнопками печки не имели неприятных последствий. Сполоснув руки в очередной раз, Наташка схватила бумажные салфетки. Часть пачки пошла на осушение сразу. После промокания руки у нее стали отдавать пугающей синевой. Она с остервенением спустила оставшуюся часть пачки в унитаз и яростно принялась за ликвидацию пятнистости под мощной струей воды. Результат ее не удовлетворил, в ход пошел «Ваниш». Пока я размышляла об альтернативе полотенцу и салфеткам, от влаги пострадала Плюшка. Наташка попыталась погладить ее мокрыми руками от головы до хвоста. Обеим это не понравилось, обе фыркнули, но последнее слово осталось за Наташкой. Вдогонку удирающей кошке она заявила, что гордиться Плюшке нечем, натуральная шерсть плохо впитывает воду. Подруга резко распрямилась и в доказательство своих слов активно потрясла руками, организовав очень мелкие кратковременные осадки.

— Ириша, ты что-то там говорила про уголовную ответственность за незаконное хранение оружия и организацию какого-то бандформирования. Интересно, два человека могут считаться бандой? Я думаю, могут, если это не мы с тобой. У нас другая, причем довольно узкая специализация — лезть не в свое дело. Кажется, мы там капитально застряли.

— Ты ухитрилась поставить все с ног на голову, — поспешно возразила я. — По-моему, мы с тобой занимаемся благородным делом — вопросами разоружения бандформирований. В конце концов, сдадим весь арсенал следствию и — прощай, оружие!

— Сдадим в ходе обыска?