Борт С747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский

Если кто-нибудь спросил бы Вершинина, о чем они разговаривали все это время, он затруднился бы ответить. Вроде бы ни о чем особенном не говорили, но и молча ни минуты не сидели. Просто мистика! Вышли — на улице уже темно.

— А теперь — к женщинам! — распорядился Анджей.

— К каким? — заплетающимся языком пролепетал Вершинин. Он захмелел намного сильней новоиспеченного приятеля, хотя пили они одинаково.

— Женщины — первый сорт! Не пожалеешь. Суперкрасавицы. Они нас ждут. Я обещал, что мы приедем.

— Это далеко?

— Не очень. Это за Курским вокзалом. Винзавод знаешь?

— Не знаю.

— Сыромятнический переулок?

— Тоже не знаю.

— Это там.

— А как мы поедем?

— Возьмем такси.

— Правильно. На метро неохота. Там народу много.

С грехом пополам они дошли до Садового кольца, где взяли такси. По пути немного проветрились, пришли в себя, иначе никакой водитель их не пустил бы в машину. Анджей вообще уже был не похож на пьяного.

Ехать действительно пришлось недолго, и вскоре они вышли возле старого четырехэтажного дома. Район производил впечатление нежилого. Прохожих нет, магазинов нет, огни машин мелькают где-то далеко.

— Нам сюда? — спросил Вершинин, кивком указывая на дверь подъезда.

— Ага. Только сначала давай немного подышим свежим воздухом. Освежиться надо.

— Согласен.

— Давай дойдем до речки. Это близко.

Они перешли пустынную асфальтовую дорогу и дошли до берега Яузы, оказавшись недалеко от шлюза, где примерно с метровой высоты с шумом падала вода. Здесь даже нашлась скамейка, на которую оба с удовольствием опустились. Некоторое время они сидели молча. Потом Борис сказал:

— Ну, пошли к женщинам.

— Сейчас, — отозвался Анджей. — Точнее, пойдешь только ты.

— Я? Один? С какой стати?

— А еще точнее — не к женщинам, а к женщине, к одной. К Наде Святковской. К ней я сейчас отправлю тебя.

— Анджей, ты что, белены объелся? — сказал Вершинин и с ужасом почувствовал, что в живот ему уперся клинок ножа.

— Ты, сучонок, рад бы и меня, и кого угодно беленой накормить, лишь бы убрать с дороги. Всех продаешь направо и налево. Потоцкого сдал, Пендраковских сдал. Длинный у тебя язык, паскуда. Вот Надю Святковскую всем особенно жалко. Я ее не знал, но, говорят, была отличная женщина. Ты ее ногтя не стоишь. И как только тебя, с твоими двумя извилинами, еще земля носит. Ведь сказано было идиоту — припугнуть. Так нет же — сделал так, что она погибла. Отвечать же ты ни за что не хочешь, думаешь, все сойдет тебе с рук. Так нет же…

До последней секунды Вершинин надеялся, что все обойдется, за угрозой последует какое-нибудь требование — отдать деньги или выполнить какое-нибудь задание, и мысленно был готов согласиться. Но нож вошел в его печень, тело пронзила нестерпимая боль. А он даже вскрикнуть не мог — мощная ладонь Анджея смяла его лицо.

* * *

Распутывание истории со страховками компании Вершинина отнимало у Андрея столько времени, что он сейчас редко бывал в своем агентстве. Правда, регулярно звонил Черевченко и предупреждал, где находится, чем занят. Генеральный директор «Атланта» понимал, что начальник службы безопасности все делает в интересах агентства. Он не торопил Корешкова, не раздражался из-за его отсутствия. Более того, когда Андрей настолько зашивался в делах, что не успевал позвонить, Алексей Степанович звонил ему сам. Позвонив Андрею сегодня, он застал того в следственном изоляторе, в комнате для допросов.

— Сам допрашиваешь или из тебя сведения вытягивают? — улыбнулся Черевченко.

— Сам.

— А я бы тебе тоже вопрос задал. Когда, наконец, появишься в «Атланте»? Заждались тебя здесь.

— Можно считать, нахожусь на финишной прямой. Завтра приеду.

— Ну, давай. Ждем.

Поговорив с директором, Корешков продолжил допрос Василисы Аристарховны. О чем бы он ее ни спрашивал, женщина старалась все свести к истории своей любви к Броненосцу. Чувствовалось, что ей приятно каждое воспоминание о бывшем муже. Андрея же семейная история интересовала меньше всего. Он пытался выяснить, как мирная, по сути дела, женщина, до знакомства с Броненосцем не имевшая никакого отношения к криминальному миру, вдруг умудрилась организовать свою банду.

Святковская без конца повторяла, что после смерти мужа ей остались деньги и связи.

— Этим я и воспользовалась. Себе я ничего не хотела, все нужно только для лечения Феликса.

— Почему же вы держали его в домашних условиях, а не поместили в какую-нибудь специализированную клинику?

— Нет у меня доверия к этим клиникам. Сами, небось, знаете, какая у нас медицина. Дома же за ним велось непрерывное индивидуальное наблюдение.

— Для этого, как я понимаю, вам были нужны большие деньги. Поэтому вы затеяли многоступенчатую аферу со страховками. И что теперь имеем мы в сухом остатке? Вы, вероятней всего, будете осуждены, и вашего сына все равно придется поместить в спецлечебницу.

— Это уж не вам решать, куда попадет Феликс. Его интересы будет защищать швейцарская юридическая фирма.

— Почему именно швейцарская? — удивился Корешков.

— Нашим мазурикам я не доверяю. Им лишь бы деньги содрать. Даже те адвокаты, которых без конца по телевизору показывают. Разве они выиграли хотя бы одно дело? А деньги гребут лопатой. Иностранцы же, если обязались заботиться о человеке, то будут это делать, пока не кончится капитал. А моих денег на век Феликса хватит.

— Как знать, Василиса Аристарховна, — покачал головой Корешков. — Ваш капитал, скорей всего, конфискуют, поскольку он получен преступным путем.

Услышав это, Святковская неожиданно захихикала. При этом у нее сделался вид доброй бабушки. Если раньше перед Андреем сидела озлобленная женщина, задержанная преступница, в любой момент допроса готовая сорваться на грубость, то сейчас дробным тихим смешком напомнила ему своих бабушек, когда те пьют чай, макая в него сухарики, и обсуждают содержание очередного телесериала.

— Напрасно вы в себе так уверены, молодой человек, — нараспев произнесла Святковская. — Я ведь тоже не по уши деревянная, чтобы хранить все деньги в одном месте. У меня разветвленный капитал. Какую-то часть вы конфискуете, а другая останется. Поэтому за Феликса я спокойна. За ним последят, ему будет обеспечен нужный уход.

— То есть вы хотите сказать, что мы не все знаем?

— Далеко не все. Не все знаете и, самое забавное, что не все узнаете.

— Я прекрасно понимаю истоки вашей самоуверенности, — сказал Корешков. — Мне приходилось сталкиваться со схожими ситуациями. Однако чаще всего последующие обстоятельства складывались таким образом, что от подобной самоуверенности не оставалось и следа. Поэтому я вас не стану ни в чем разубеждать. Сам я по-прежнему настроен оптимистично. А время покажет, кто из нас прав.

— Что вы имеете в виду, когда говорите о своем оптимизме?

— То, что доведу дело до конца и узнаю все интересующее следствие подробности, узнаю имена всех участников банды.

— Ну-ну, — покачала головой Василиса Аристарховна. — Да вы, дружище, в самом деле оптимист. Неисправимый оптимист.

— И остаюсь таковым, даже несмотря на то что приходится сталкиваться с омерзительными личностями, — закончил разговор Андрей.

Он был благодарен Багрянцеву за то, что тот доверил ему провести допрос. Ведь Андрей преследовал здесь не столько деловой интерес, сколько спортивный. Деловая часть расследования для «Атланта» закончилась удачно. Уже было известно, каким путем агентству будут возвращены незаконно полученные жуликами страховочные деньги. Более того, одна из находившихся в угоне машин, «БМВ», принадлежащая жителю Берлина Фюнфману, обнаружена в одном из личных гаражей Потоцкого (у него их три) и скоро будет возвращена в Германию, законному владельцу.

Сейчас Корешкова интересовало другое. Он хотел разобраться, как формировалась банда Святковской и каков механизм ее действия, который, судя по всему, в буквальном смысле не знал границ. Когда в Эберглюссе были пойманы два угонщика, русский и немец, их обоих убили прямо в тюрьме. Одного в тамошней больнице, другого во время мытья в душе. Не вызывает сомнения, что они могли стать ценным источником информации об операциях с многократными страховками, и какие-то серые кардиналы были заинтересованы в их исчезновении. Это была истина, не требующая доказательств. Но ведь не так-то просто убить опасных свидетелей. Тем более находившихся в эберглюсской тюрьме, прославившейся тем, что за триста лет своего существования отсюда не было совершенно ни одного побега. Посторонний сюда тоже попасть не мог, даже если бы очень хотелось. Правда, такого желания у людей не было.

Андрею хотелось разобраться в этой запутанной истории. Ему удалось многое узнать, но и белых пятен тоже хватало. Он пытался и так и сяк, но каждый раз наталкивался на невидимую стену, мысленно возведенную Василисой Аристарховной. Она не позволяла ему перейти эту грань, и в конце концов Корешкову пришлось смириться. Ладно, черт с ней, с Надиной бабушкой. Он сделал все, что мог. Теперь пускай милицейские следователи доводят дело до конца.