Линкор 'Альбион' - Борис Вячеславович Конофальский

уже чуть не плакал, - я не могу…

И тогда Тимофей Сергеевич приставил к его щеке револьвер.

- Если я выстрелю, вы скорее всего не умрёте, но кушать вы уже никогда не сможете, будете только пить… Ну, - он даже взял руку управляющего, ту в которой был зажат ключ, и стал с усилием тащить её ближе к замочной скважине, - открывайте, давайте, давайте… Ну, чего вы упрямитесь? Хотите проявить свою храбрость? Желаете остаться без зубов и нижней челюсти? Открывайте свой ящик.

- Я не могу…, - по щекам управляющего покатились слёзы.

- Вы любите кушать? – спросил у него брат Тимофей.

- Да, я люблю кушать…

- Но вам больше не придется этого делать, - Елецкий с силой надавил стволом револьвера на щеку пузана. – Я уже начинаю злиться, а когда начну, я выстрелю.

- Вы злой человек, - всхлипывал управляющий.

- Да, я злой человек, а вы и усугубляете, только и делаете, что злите меня, - сказало он и вдруг заорал: – Вставляйте ключ, иначе я стреляю. Ну, раз… Два…

- Надо отключить тумблер! – неожиданно закричал управляющий. – Иначе меня может убить током!

- Ах вот как!

- Да, нужно отключить ток! – уже вовсю рыдал начальник кассы.

- Ну, так отключайте, отключайте, где ваш тумблер?

- Он там. За шкафом, - управляющий указал на стену возле сейфа.

- Ну так вперед, вперёд, отключайте его, не тяните, мы с вами целую минуту тут толчёмся, а должны были уже уходить. Неужели вам так приятно наше общество, что вы так медлите?

- Нет, не очень…, - пролепетал ростовщик.

- Что не очень? – не понял брат Тимофей.

- Не очень приятно ваше общество… Мне.

И тут уже Елецкий не выдержал и толкнул его револьвером в лицо и зло произнёс:

- Давайте, отключайте же!

- Но вы же тогда заберёте мои…

Ростовщик не успел договорить, ни он, ни грабитель в маске не заметили за своими пререканиями, что второй грабитель, тот, что высокий, подошёл к ним, быстро врезал управляющему по голове рукоятью револьвера и прошипел тоном, навевающим ужас:

- Быстро! Быстро!

- А-а…! - заорал ростовщик и немного присел. - Это очень больно,- из его головы по виску, по щеке быстрой струйкой полилась кровь – на плечи сюртука, на белоснежный и накрахмаленный воротник сорочки, на пол, на манжеты; но несмотря на это, он, подвывая, тут же засунул руку за сейф, чем-то пощёлкал там и сообщил:

- Всё! Отключил.

И потом, уже без напоминаний и уговоров, трясущимися и запачканными в кровь руками он вставил ключ в замочную скважину и провернул его в одну сторону до щелчка, потом сделал два оборота в другую и после уже распахнул толстую дверь шкафа: вот, берите. И горько, горько зарыдал, отойдя в сторону.

Тут уже брат Тимофей не терялся, он раскрыл мешок и стал смахивать в него с полок всё, что было в сейфе. Пачки банкнот разных казначейств, в том числе и некоторое количество британских фунтов; ровные, завёрнутые в серую бумагу упаковки с монетами большой ценности; мелкие монеты, что лежали в коробочках; часть монет падала на пол, но он на упавшие деньги внимания не обращал, брал только то, что удобно было ссыпать в мешок. И деньги всё не кончались. Рыдания ростовщика были горестны настолько, что случайный прохожий, услышав подобное, решил бы: человек распрощался со всею своей семьей, не менее. Но жестокосердые грабители не имели и капли жалости к несчастно выгребли всё, что было в сейфе. А забрав деньги, поспешили к выходу, вежливо попрощавшись с убитым горем ростовщиком.

А на выходе, на крыльце увидели сидевшего на земле человека, у которого из рассечения на лбу сочилась кровь:

- А это кто ещё такой? – взглянув на сидящего и садясь в экипаж, спросил брат Тимофей у брата Аполлинария, который так и сидел на козлах коляски, дожидаясь товарищей и поигрывая хлыстом в руках. Он ему и ответил:

- А это один очень любопытный, но очень тупой человек, который сначала всё интересовался, что здесь происходит, потом хотел уйти, а теперь тут отдыхает.

А тут и Тютин запрыгнул в коляску, и Квашнин, щёлкнув кнутом, пустил коней с места в галоп и погнал их прочь из города Веделя, на юг, на юг.

И маски они сняли, лишь когда отъехали подальше от кассы, и тут уже появилось , проверяет с среди них веселье, которое случается с людьми, что сделали непростое дело и сделали его успешно.

- Ну что?! Взяли чего-нибудь?! – не оборачиваясь к товарищам, кричал Тютину и Елецкому Квашнин.

- Взяли, «вашбродь», взяли, - заверял его казак.

- Тысячи три талеров будет, серебром и ассигнациями, - прикидывал довольный Тимофей Сергеевич.

- Быстро управились, и трёх минут не прошло, - хвалил братьев инженер. – Я думал, дольше будете копаться.

- Это ещё долго, - отвечал ему казак, - брат Тимофей уж больно мягок, миндальничал с крохобором, а те доброту людскую не понимают, пришлось ему подсобить. Уговорить банкира.

- А что было-то? – интересовался брат Аполлинарий.

- Потом, потом всё расскажем, ты сейчас за дорогой следи, - советовал вознице Елецкий.

На дорогах экипажей было уже много, но до почты, где они оставили запасную коляску, товарищи добрались быстро. Тут они пересели, казак сел на козлы, а инженер и Елецкий стали считать деньги; так они поехали в Гамбург. Но до Гамбурга Квашнин не доехал. У первой же лодочной станции он, взяв с собой триста талеров ассигнациями и сотню серебром и сложив всё это в саквояж, сошёл. Заказал себе лодку и поехал вверх по течению покупать баркас. А Елецкий и Тютин направились в торговый дом Нобеля, где братья решили купить пять тонн динамита. Лучше было, конечно, заказать его в другом городе, так как местные твари на подобную покупку могли обратить внимание, но, посоветовавшись, решили рискнуть и купить в Гамбурге, так как их подгоняло время.

Глава 22

В доме очень, очень вкусно пахло жареной рыбой. Треска с луком.

Зоя знала, что прошло какое-то время, она открывала глаза и видела, как за окном свет утра и дня менялся на темноту ночи. Но сколько было таких смен, она и близко не смогла бы угадать. Две, три? Пять? Нет, не смогла бы. Она не чувствовала себя плохо, у неё ничего