Статьи из книги Цивилизация перед судом истории - Арнольд Тойнби

ХРИСТИАНСТВО И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Когда я недавно перечитывал свои заметки для этого очерка, перед моим мысленным взором возникла картина одного события, происшедшего в столице одной великой империи четырнадцать веков назад, когда эта столица была охвачена войной, войной не внешней, а внутренней, с беспорядками и уличными боями. Император держал совет, решая, то ли ему продолжать борьбу, то ли поднять паруса и отправиться в безопасные края. На царском совете присутствовала императрица, его жена, которая сказала: "Ты, Юстиниан, можешь отправляться, если хочешь, корабль готов, и выход в море еще открыт; но я останусь и буду бороться до конца, потому что "пурпур власти есть лучший саван""1. Мне вспомнилась эта фраза, и мой коллега проф. Бейнс2 нашел ее для меня; я долго раздумывал над ней, применяя к тем обстоятельствам, в которых я пишу, и решил в конце концов уточнить и перефразировать ее так: "Лучший саван есть Царство Божие", - лучший оттого, что это саван, из которого возможно возрождение. Далее, эта парафраза знаменитого греческого вискдзывания весьма близка - так мне кажется - к трем латинским словам, выражающим девиз Оксфордского университета; и если мы верим в эти три слова - Оотшиз 111итша1ю Меа3 - и готовы жить, сообразуясь с ними, можно без тревоги смотреть в будущее, что бы нас ни ожидало, физическое, материальное будущее очень мало зависит от наг, Мш ут налететь штормы, разрушив до основания дорогое нашему сердцу здание, не оставив камня на камне. Но если эти три латинских слова выражают истину об этом университете и о нас самих, то мы можем быть уверены: пусть камни рушатся, но свет, который освещает наш путь, не угаснет.

Теперь давайте перейдем непосредственно к предмету моего эссе - отношению между христианством и {цивилизацией. Именно этот вопрос с основания христианской Церкви постоянно был в центре полемики, и, разумеется, всегда существовали самые различные точки зрения на этот предмет.

Согласно одному из самых старых и устойчивых взглядов, христианство послужило разрушению той цивилизации, в недрах которой оно зародилось и развивалось. Этой точки зрения придерживался, мне кажется, уже император Марк4, поскольку он сознавал присутствие христианства в подвластном ему мире. Этот же взгляд разделял - но в очень резкой и яростной форме - его последователь, император Юлиан5, и такого же мнения был историк Гиббон, описавший много позже упадок и крах Римской империи6. В последней главе своего труда Гиббон суммирует тему повествования в одной фразе; глядя в прошлое, он говорит: "Я описал триумф варварства и ре* лиши". Однако, чтобы понять значение этой фразы, следует вернуться к первой главе его труда, к исключительно величественному описанию Римской империи в мирную эпоху династии Антониной, во II веке после Рождества Христова. Он ведет читателя сквозь века, чтобы в конце долгого повествования сказать: "Я описал триумф варварства и религии", имея в виду, что христианство и варварство совместными усилиями уничтожили цивилизацию, которую символизировала династия Антонинов.

135

Трудно оспаривать авторитетное мнение Гиббона, однако, я полагаю, в его взгляде есть софизм, извращающий смысл. Гиббон предполагает, что греко-римская цивилизация в эпоху Антонинов была на вершине своего расцвета и что, прослеживая ее упадок с этого времени, он прослеживает процесс с самого его начала. Если принять эту точку зрения, очевидно, что христианство развивается с упадком империи, то есгь подъем христианства и есть упадок империи. Я думаю, что первоначальная ошибка Гиббона лезкдг именно в допущении, что древняя цивилизация греко-римского мира начала свое падение во П веке н.э. и что эпоха Антонинов была вершиной этой цивилизации. Я же думаю, что упадок империи начался в V веке до Рождества Христова. Это было не убийство, а самоубийство; собственно, этот акт самоубийства был совершен еще до конца V века до н.э.7 Ответственность за гибель древней греко-римской цивилизации несет не христианство и даже нс философские системы, предшествовавшие ему. Сами эти философские системы возникли оттого, что гражданское общество данной цивилизации уже саморазрушилось, превратившись в некий идол, которому люди платили непомерную дань идолопоклонства. Развитие же философских систем и последующее развитие религий, из которых выросло и христианство как преемник всех их вместе взятых, произошли уже после того, как греко-римская цивилизация приговорила себя к смерти. Подъем философии и тем более религий был не причиной, а следствием.

Когда Гиббон в самом начале своего труда обозревает Римскую империю эпохи Антонинов, он не говорит об этом открыто, однако, я уверен, думает именно так - что сам он находится на вершине уже другой цивилизации, вглядываясь в далекую вершину прошлого через широкую котловину варварства, разделяющую их. Гиббон думает: "Тотчас после смерти императора Марка Римская империя начала чахнуть. Все ценности, которыми дорожу я, Гиббон, и мне подобные, начали вырождаться. Победу праздновали религия и варварство. Это плачевное состояние продолжалось многие столетия, а затем, за несколько поколений до меня, не далее как в конце XVII века, вновь начала возрождаться разумная цивилизация". Со своей вершины наблюдателя XVIII века Гиббон оглядывается в век П, на вершину правления Антонинов, а нынче, в XX веке, эту же точку зрения которая, я уверен, заложена в работе Гиббона - совершенно четко и недвусмысленно выражает наш современник, писатель, которого я собираюсь процитировать, и довольно пространно, ибо это, так сказать, формальная антитеза тому тезису, который я намерен отстаивать.

"Греческое и римское общества были построены по принципу подчинения индивида обществу, гражданина - государству; этот принцип устанавливал высшей целью жизнедеятельности безопасность сообщества, считая ее выше безопасности индивида. Воспитанные в этом альтруистическом духе с младенчества, граждане целиком отдавались общественному служению и были готовы положить жизнь ради общего дела; если же они уклонялись от этой высшей жертвы, им даже не приходило в голову, что они не просто низко предпочли личную безопасность интересам своей страны, но что в этом может быть какая-то иная причина. Все изменилось с распространением восточных религий, главной идеей которых была связь души с Богом, а вечное спасение души - тем смыслом, ради которого только и стоило жить. На фоне таких идей процветание и даже само существование государства становятся несущественными. Неизбежным результатом этого эгоистического и аморального учения стало все большее отдаление ревнителей веры от общественного служения, концентрация на

136

собственных духовных переживаниях, презрение к теперешней жизни, которая считается лишь испытательным сроком перед жизнью лучшей и вечной. В общественном мнении высшим идеалом человечности стал образ святого и отшельника, презревшего все земное и посвятившего всего себя созерцанию божественного. Образ святого затмил прежний идеал героя и патриота, который, забыв о себе, живет и готов умереть ради счастья своей страны. Земной град казался убогим и презренным тем, перед чьим взором сияло грядущее пришествие Града Божьего. Таким образом, центр тяжести, так сказать, переместился из настоящего в будущее, и, сколько бы ни приобрел от такой перемены мир будущий, нет сомнения, что нынешний мир неизмеримо больше потерял вследствие этого. Началась общая дезинтеграция государства. Связи государства и семьи ослабли, общество постепенно расслаивалось, распадалось на отдельные элементы и, таким образом, вновь впадало в варварство, ибо цивилизация существует лишь благодаря активному сотрудничеству граждан и их желанию подчинить собственные интересы общему благу. Мужчины отказывались защищать свою страну и даже продолжать род. В своем стремлении спасти свои души и души других они готовы были дать разрушиться и погибнуть всему материальному миру, ибо отождествляли его с идеей зла. Это наваждение длилось тысячу лет. Возрождение римского праве, Аристотеле-вой философии, древнего искусства и литературы в конце средних веков обозначило возвращение Европы к коренным идеалам жизни и деятельности, к разумному, мужественному видению мира. Долгий перерыв в ходе цивилизации был окончен. Волна восточного нашествия начала наконец отступать. И все еще отступает".

Поистине отступает! Можно размышлять по поводу того, какие поправки сделал бы автор этого отрывка, впервые опубликованного в 1906 году, сегодня, если бы пересматривал свой труд для четвертого издания. Многие, разумеется, знакомы с этим отрывком. Я пока не упомянул имя его автора, но для тех, кто еще не узнал, скажу, что это вовсе не Альфред Розенберг8, это сэр Джеймс ФреЙзер*. Интересно, чтб этот уважаемый ученый сказал бы о том, в какой форме выражается в последнее время возвращение Европы к "исконным идеалам жизни и нравов".