Я сплю среди бабочек (СИ) - Бергер Евгения Александровна

Облегченно вздохнув, я натягиваю свою привычную одежду и отправляюсь завтракать рождественским печеньем.

Глория и Анна с Акселем уезжают этим же вечером: первая берет с нас с дедушкой клятвенное обещание приехать погостить к ней весной, вторые (конкретно, конечно, только Анна) зазывают меня в Мюнхен на масштабный шопинг со всеми прилагающимися последствиями… Что это за «прилагающиеся последствия», я намеренно не берусь уточнять — хватает мне и без того головной боли на сегодня… и не только на сегодня, как я полагаю.

И когда за ужином Алекс сообщает нам об отъезде Юлиана в горы с друзьями, я только облегченно выдыхаю… Сомневаюсь, что смогла бы сейчас увидеть его лицо и не расцарапать его до крови.

Милая, у тебя все хорошо? — обращается ко мне после ужина мой дедушка.

Почему ты спрашиваешь? — я было пугаюсь, что он каким-то образом узнал о ночных событиях.

Просто твой друг уехал без тебя… Это как-то странно.

Я радуюсь, что он не заговорил о другом и потому улыбаюсь с искренним чувством на лице.

Так ты же сам знаешь, как «хорошо» я стою на лыжах — хочешь, чтобы я себе все ноги переломала?

Дедушка улыбается, вспомнив, должно быть, как однажды учил меня стоять на лыжах, а мои ноги упрямо разъезжались в разные стороны, так что ничто из нашей затеи так и не получилось. Потом Алекс зовет его играть в шахматы, и я торопливо ухожу в свою комнату…

Те две ночи, даже зная, что Юлиана нет в доме, спится мне из рук вон плохо: я вскакиваю от каждого шороха и хватаюсь за скалку, которую незаметно умыкнула из кухни… Прямо ниндзя какой-то, честное слово. В один из таких моментов, рассерженная на собсвенные взвинченные нервы и на виновника этой самой взвинченности соответственно, я пробираюсь в комнату Юлиана и рассыпаю по его постели содержимое своего розового пакета — две сотни клочков от его несравненного подарочка. Пусть воспринимает это как безгласное предупреждение: с удовольствием превратила бы и тебя самого в две сотни разнообразных кусочков, чертов ты урод! Поэтому лучше не подходи.

А на третий день утром я едва не захлебываюсь воздухом, когда, войдя на кухню, вижу его за столом… Юлиан сидит в одиночестве и пьет кофе. Первым моим побуждением является бегство, взять и сбежать… к бабочкам, не хочу его видеть. Но я все же перебарываю этот порыв: рано или поздно нам все равно бы пришлось встретиться, ведь мы живем в одном доме, а лучший метод борьбы со своими страхами, как известно, — это встретиться с ними лицом к лицу и пересилить их. Я пересилю свои антипатию и страх перед этим парнем, даю себе мысленную установку, и направляюсь к кофемашине.

Привет, — первым обращается ко мне Юлиан.

Привет, — цежу я почти через силу, стоя спиной к нему и производя манипуляции с кнопками. Клянусь, я практически ощущаю кожей, как его взгляд прожигает дыру в моей спине… Еще чуть-чуть и моя одежда начнет дымиться!

Слушай, давай поговорим, — прерывает он затянувшееся молчание.

Не имею никакого желания делать это.

Да брось ты, — почти зло бросает он, и я обжигаю пальцы о чашечку кофе. — Не будь ребенком, право слово.

Я оборачиваюсь и смериваю его самым презрительным взглядом, на который только способна.

Отдай мне второй ключ от моей комнаты! — говорю я, выставляя руку ладонью вверх. — Немедленно.

Он тоже смотрит на меня, только его взгляд — это тщательно заточенное превосходство с примесью почти нежной снисходительсности, от которого у меня крутит живот. В самом прямом смысле.

Ты же не думаешь, что я так легко сдамся, правда? — спрашивает он своим привычным тоном, разве что не включает по-обыкновению свою стовольтовую улыбку — должно быть, чувствует, что в данном случае она не сработает. А у меня от возмущения даже рот открывается…

Да ты точно головой ударился! — почти кричу я, полная праведного негодования. — Думаешь, смазливое личико дает тебе право измываться над людьми? Думаешь, я прощу тебе ТАКОЕ? — по его лицу вижу, что именно так он и думает и это поражает меня еще больше. — Повторяю для особо непонятливых, — цежу я сквозь стиснутые зубы, — между нами все кончено… да ничего и не начиналось, если говорить начистоту.

Юлиан, опустивший до этого голову вниз, теперь упрямо трясет ей и произносит:

Неправда, я люблю тебя.

Боюсь, при этих его словах я так ехидно всхрюкиваю/вскрикиваю/хмыкаю — все разом, я думаю, что со стороны это могло бы показаться даже забавным, но мне совсем не хочется забавляться.

И когда же ты это понял? — сарказм так и сочится с кончика моего языка. — Не в тот ли самый момент, когда хотел изнасиловать меня? — последнее я произношу шипящим полушепотом, намереваясь уйти прочь. Но Юлиан пребольно хватает меня за руку — так мы с ним и стоим друг напротив друга, сверля друг друга злобными взглядами — такими нас и застает Алекс, вкатывающийся на кухню с улыбкой на лице, которая при виде нас перетекает в молчаливое недоумение.

Ребята? — произносит он робко, видя, что мы продолжаем свой безгласный спарринг и выглядим при этом не очень дружелюбно. — Все нормально?

Все хорошо, — отвечаю я парню, когда Юлиан наконец выпускает мою руку и первым выходит из комнаты. Я незаметно потираю то место, где только что находились его пальцы — боюсь, там останутся синяки.

Вы, типа, поругались? — решается уточнить Алекс, не убежденный моими словами.

Типа, того, — на автомате отвечаю я, все еще слишком возбужденная нашей с Юлианом стычкой.

И это, типа, из категории «милые бранятся — только тешатся»?

Я смотрю на Алекса долгим, полным тайного знания взглядом, но так ничего и не отвечаю — у меня нет ответа на этот вопрос.

19 глава

Весь тот день Юлиан бросает на меня странные взгляды, из которых я делаю вывод, что уповать на его благоразумие бессмысленно: у парня напрочь снесло крышу, а, возможно, он такой безбашенный уже уродился, просто я не знала об этом.

И мне страшно, что он может повторить то, что начал две ночи назад…

Я просто не смогу спать в двух стенах от него, зная, что Юлиан может в любой момент воспользоваться ключом от моей комнаты! Забаррикадироваться, что ли? Или лучше уйти спать к дедушке… но тогда он спросит, в чем дело, а я совсем не хочу расстраивать его такими откровениями.

Может быть, стоит рассказать Адриану… но что-то упрямо удерживает меня от этого. Не могу. Да и не хочу портить их с пасынком и без того, как я понимаю, небезоблачные отношения!

Алекс? Алекс, наверняка, расскажет о происходящем отцу, а это, опять же, не вариант.

Значит, придется держать удар самой…

Не знаешь, куда подевалась моя скалка? — спрашивает меня однажды днем Алекс, и я только пожимаю плечами.

Может закатилась куда-то.

Может быть, — тянет он с сомнением в голосе, и пока он это делает, я ретируюсь из комнаты.

Вот так я и остаюсь один на один со своими страхами, сжавшись в маленький, едва заметный клубочек на своей кровати — вслушиваюсь в затихающие шаги и почти готова начать грызть ногти. А я-то думала, что прошлые ночи были тяжелыми, ан-нет, вот где притаился настоящий страх: он здесь, прямо в моем бешено колотящемся сердце, из-за шума которого я ощущаю себя наполовину оглохшей, что в данном случае является только минусом, он в моих широко распахнутых глазах, почти пересохших от редкого моргания, и он прямо в этих скрюченных пальцах, сжимающих скалку и телефон.

Я почти уверена, что скалка — бесполезнейшая для меня вещь, но само ее наличие хоть чуть-чуть да успокаивает меня, а о большем я и не прошу…

Шаги? Я слышу шаги? Так, сердце, тише, тише… Я должна слышать.

Ручка на запертой на ключ двери медленно поворачивается — вскакиваю с кровати и несусь в ванную. Щелкаю замком и держу палец над быстрым вызовом: Алекс спасет меня при необходимости, другого варианта нет.

Шарлоооотта, — нараспев зовет меня Юлиан, вызывая стойкую ассоциацию с фильмами ужасов. И ему, действительно, удается меня напугать! Зубы буквально клацают друг о друга, вот уж не ожидала от себя подобной мнительности. — Шарлоооотта, выходи, давай поговорим, как взрослые люди! — голос приближается и затихает за дверью ванной.