Прекрасная тьма - Ками Гарсия

Люсиль принялась лениво вылизывать лапку, а потом в срочном порядке нюхать собственный хвост, обращая на Тельму не больше внимания, чем на назойливого комара.

— То есть ты решила зайти, чтобы сообщить мне, что у Эммы печенье вкуснее?!

Люсиль — единственная из всех знакомых мне кошек, которая предпочитает печенье и подливку кошачьей еде. Она мяукнула, давая понять, что ей есть что сказать по этому поводу.

— Привет, малыш! — повернулась ко мне Тельма. — Слышала, как ты подъехал к дому.

Она поцеловала меня, как всегда оставив на щеке след от ярко-розовой губной помады, которую потом было не стереть, как ни старайся.

— У тебя все хорошо?

Все знали, что сегодня мне предстоит тяжелый день.

— Да, я в порядке. Сестры готовы?

— Разве эти девочки были готовы хоть к чему-нибудь в своей жизни? — подбоченясь, воскликнула Тельма.

Она всегда называла Сестер «девочками», хотя младшая из них была в два раза старше ее. Из гостиной раздался крик:

— Итан? Это ты? Скорей сюда! Ну-ка взгляни, что у нас есть!

В гостиной меня могло ожидать все что угодно. Они могут делать папье-маше из выпусков «Старз энд страйпс», чтобы слепить семейку енотов. А могут планировать четвертую — или пятую?! — свадьбу бабушки Пру. Как всегда, был еще и третий вариант, который я не учел, и он касался меня самым непосредственным образом.

— Проходи, — помахала мне бабушка Грейс.

— Мерси, дай ему голубые стикеры, — приказала она, обмахиваясь старой церковной программкой.

Наверняка программка осталась у нее после похорон кого-нибудь из их мужей. В целях экономии приглашенным их не раздавали, зато потом ими оказывался завален весь дом.

— Я бы сама встала, но мне надо беречься после того несчастного случая. У меня такие осложнения!

С той злосчастной ярмарки Грейс только и говорила о том, как она потеряла сознание, так что о ее обмороке узнало полгорода. Но, по словам бабушки Грейс, теперь она страдает от смертельно опасных осложнений, поэтому Тельме, бабушке Пру и бабушке Мерси придется бегать по ее поручениям до конца ее скорбных дней.

— Да нет же! Итану полагаются красные, говорю тебе, дай ему красные, — бабушка Пру с безумной скоростью строчила что-то в линованном блокноте.

— А теперь, Итан, пройдись по гостиной, — провозгласила бабушка Мерси, протягивая мне лист красных наклеек, — и приклей эти стикеры на те вещи, которые тебе нравятся. Давай-давай!

Она выжидающе посмотрела на меня, как будто если я не приклею хотя бы один ей на лоб, то нанесу ей жестокое оскорбление.

— Но зачем, бабушка Мерси?

— Это генерал Роберт Чарльз Тайлер, последний предводитель повстанцев, убитый во время войны между штатами, — сообщила бабушка Грейс, снимая со стены фотографию какого-то старого перца в форме Конфедерации. — Дай-ка мне стикер. Это фото стоит целое состояние.

Я совершенно не понимал, что они задумали, но побоялся задавать лишние вопросы, поэтому как ни в чем не бывало сказал:

— Нам пора. Не забыли, что сегодня День поминовения?

— Конечно, не забыли! — нахмурилась бабушка Пру. — Вот поэтому-то мы и решили привести дела в порядок.

— Для этого и нужны стикеры, — перебила ее бабушка Мерси. — У каждого свой цвет: у Тельмы — желтый, у тебя — красный, у твоего отца — синий.

Она замолчала, как будто внезапно забыла, о чем говорила.

Бабушка Пру не любит, когда ее перебивают. Она смерила Мерси убийственным взглядом и продолжила:

— Надо приклеить эти стикеры на те вещи, которые тебе нравятся. А когда мы умрем, Тельма будет знать, что кому достанется.

— Мы подумали, что это прекрасное занятие в День поминовения, — гордо улыбнулась бабушка Грейс.

— Мне ничего не нужно, и никто из вас не собирается помирать, — запротестовал я, кладя стикеры на стол.

— Итан, скоро приедет Уэйд! Он же ведет себя как жадная лиса в курятнике! Ты должен выбрать первым, что тебе по душе.

Уэйд — внебрачный сын моего дяди Лэндиса, еще одна персона нон-грата, человек, который никогда не удостоится места на генеалогическом древе семьи Уот. Но когда Сестры в таком настроении, спорить с ними бесполезно. Поэтому следующие полчаса я прилежно наклеивал маленькие красные стикеры на непарные стулья в столовой и реликвии времен Гражданской войны. Тем не менее даже после этого мне все равно пришлось ждать Сестер, пока те выберут подобающие шляпы для Дня поминовения. Это дело серьезное: все уважающие себя дамы съездили в Чарльстон за новой шляпкой еще несколько недель назад. Когда все дамы Гэтлина в павлиньих перьях и свежесрезанных с куста розах гордо поднимались на кладбищенский холм, казалось, что они идут на садовую вечеринку, а не на могилы к родственникам.

В доме царил полный хаос. Бабушка Пру заставила Тельму принести с чердака все коробки со старой одеждой, лоскутными одеялами и старыми фотоальбомами. Я взял лежащий сверху альбом и наугад открыл его. На коричневые страницы были аккуратно приклеены старинные фотографии: бабушка Пру и ее мужья, бабушка Мерси перед ее старым домом на Дав-стрит, фото нашего дома, поместья Уотов, тех времен, когда мой прадедушка был еще маленьким мальчиком.

Я перевернул последнюю станицу альбома и увидел фотографию другого дома.

Поместье Равенвудов.

Но не тот Равенвуд, который знал я, а Равенвуд периода основания Исторического общества. Кипарисовая аллея, ведущая к белой веранде. Все колонны и ставни только что покрашены, кусты в саду идеально пострижены, лестница еще не покосилась. Под фото я увидел надпись, сделанную аккуратным ровным почерком: «Поместье Равенвудов, 1865».

Я смотрел на дом, в котором жил Абрахам Равенвуд.

— Ты что там нашел? — заглянула ко мне бабушка Мерси в огромной розовой шляпе.

Это была не шляпа, а настоящий фламинго! Спереди свисала сетчатая вуаль, а сверху, в розовом гнезде, восседала совершенно фантасмагорическая птица. От малейшего движения она начинала хлопать крыльями, словно вот-вот покинет родное гнездо и улетит восвояси. Да, у Саванны и группы поддержки баскетбольной команды просто нет шансов. Изо всех сил стараясь не пялиться на хлопающую крыльями птицу, я ответил, протягивая ей альбом:

— Старый фотоальбом. Лежал сверху вот в этой коробке.

— Пруденс Джейн, принеси мне очки!

Из холла донесся грохот, и в проеме появилась бабушка Пру в не менее огромной и устрашающей шляпе, чем ее сестра. Черный монстр с большой вуалью, в котором бабушка Пру выглядела как мать крупного мафиози на его похоронах.

— Вот если бы ты носила очки на шнурке, как я тебе говорила…

Бабушка Мерси промолчала: либо у нее отключился слуховой аппарат, либо она проигнорировала причитания сестры.

— Смотри, что нашел Итан, — очнулась она, протягивая бабушке Пру альбом, открытый на старой фотографии Равенвуда позапрошлого столетия.

— Помоги нам Господь, вы только поглядите! Мастерская дьявола, если у него таковая имеется!

Сестры, как и большинство коренных гэтлинцев, были убеждены, что Абрахам Равенвуд заключил сделку с самим дьяволом, чтобы спасти свое поместье от поджогов, которые устраивали солдаты генерала Шермана в 1865 году. После этой кампании половина плантаций вдоль реки оказались сожженными дотла. Если бы Сестры знали, насколько они недалеки от истины!

— Абрахам Равенвуд за свою жизнь и без того достаточно нагрешил, — отталкивая альбом, отозвалась бабушка Пру.

— Что ты имеешь в виду, бабушка?

Девяносто процентов того, что говорят Сестры, — полный бред, а вот остальные десять заслуживают внимания. Именно Сестры рассказали мне о моем таинственном предке, Итане Картере Уоте, который погиб во время Гражданской войны. Возможно, им что-то известно и об Абрахаме Равенвуде.

— Не надо говорить о нем, не к добру это, — покачала головой бабушка Пру.

— А наш прадедушка говорил, Абрахам Равенвуд оказался не на той стороне, потому как не надо искушать судьбу! — провозгласила бабушка Мерси, никогда не упускавшая возможности позлить старшую сестру. — Заключил сделку с дьяволом, колдовством занимался и вызывал злых духов!

— Мерси, ну-ка прекрати!

— Что — прекрати? Это правда!

— Не надо говорить такую правду в нашем доме! — разволновалась бабушка Пру.

— Но потом, когда Абрахам получил что хотел, дьявол разобрался с ним! И после этого Абрахам перестал быть человеком, он стал совсе-е-е-м другим! — упрямо продолжала бабушка Мерси, глядя мне в глаза.

Сестры свято верили, что любое злодеяние, обман или преступление были делом рук дьявола, и я не собирался убеждать их в обратном. Потому что я видел, что сделал Абрахам Равенвуд, и знал, что «злой человек» — это еще мягко сказано. А еще я знал, что к дьяволу это не имеет отношения.

— Перестань рассказывать сказки, Мерси Лайн, пока Господь не поразил тебя молнией прямо на этом самом месте, да еще и в День поминовения, — закричала бабушка Пру, стуча тростью по креслу бабушки Мерси. — У меня вот нет желания умереть от шальной молнии! Думаешь, этот мальчик не знает, что за странные вещи творятся в Гэтлине?