Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг

Хотя все эти недостатки то и дело публично бичевались, инженеры, и мужчины и женщины, по-прежнему сильно рисковали, когда ссылались на плохие условия на рабочем месте в оправдание своего стремления его покинуть. Тот, кто желал сменить работу, балансировал на тонкой грани между опасностью прослыть дезертиром, быть исключенным из всех организаций и потерять диплом — и шансом, что его жалобы по поводу условий жизни и труда будут признаны достойными внимания. Его увольнение абсолютно произвольно могли либо расценить как «дезертирство» и «рвачество», либо поставить в вину заводу В сомнительных случаях вердикт о том, дезертировал ли данный инженер или ушел с предприятия по уважительной причине, выносили бюро инженерных секций профсоюзов. В сентябре 1932 г. рассматривалось дело инженеров Красинского, Розенблата и Гаазе. Было решено, что они не имели никаких оснований объяснять свой уход со строительства жилищными проблемами. На самом деле инженер Розенблат жил в двухкомнатной квартире с кухней и ванной. Красинский «сбежал», боясь «трудностей», Розенблат не хотел работать восемь часов в день, а Гаазе — известный «рвач». В итоге их участок строительства остался совсем без специалистов. Всех троих за «рвачество» и «дезорганизацию» работы исключили из профсоюза, передав материал о них в журнал для публикации{754}.

«Дезертиров» действительно обличали в печати поименно. Орган ВМБИТ, например, под заголовком «Очистим ИТС от эгоистов и реакционеров» показал «лицо угольщиков-дезертиров Мезенцева и Гаврилюка». То, что Мезенцев отказался работать заместителем главного инженера, а Гаврилюк без разрешения уехал из Черемховского района, объявили «прямым саботажем». Оба они были молодыми инженерами, которые требовали «дополнительных пайков», бесплатного электричества, газа, водоснабжения и отопления, не желали заниматься общественной работой и подписываться на государственный заем. Их уволили как «производственных дезертиров», исключили из профсоюза и вдобавок аннулировали их инженерные дипломы{755}.

Рис. 11. Объявления о вакансиях для инженеров, регулярно печатавшиеся в «Инженерном труде», пока этот профсоюзный журнал в октябре 1930 г. не отказался помещать их, борясь с высокой текучестью кадров. Хотя вожделенные кадры с 1928 г. централизованно распределялись ВСНХ, до начала 1930-х гг. благодаря этим объявлениям существовал в некотором роде «свободный рынок труда». Источник: Инженерный труд. 1930. № 1

Постепенно инженеры приспособились к новым условиям и усвоили, какие причины увольнения признаются уважительными. Директора ругались: в документах значится, что такой-то инженер был уволен «по собственному желанию», «по семейным обстоятельствам», «в связи с реорганизацией производства», «в связи с настоятельной необходимостью перемены климата», а на деле «семейные обстоятельства заключались в том, что он в течение года занимался очковтирательством вместо выполнения программы, собственное желание совпало с выводами комиссии по чистке, в перемене климата администрация видела средство излечения от запойного пьянства» и т. д.: «Так приходили к нам и становились на руководящие командные посты люди, которые заслуживали снижения в должности, устранения из нашей отрасли промышленности, а может быть и отдачи под суд»{756}. В конце концов, дабы воспрепятствовать неконтролируемому Уходу с рабочих мест и «самотеку», пришлось положить конец обычаю многих советских трестов и предприятий помещать в «Инженерном труде» и газете «За индустриализацию» объявления об веющихся у них вакансиях, благодаря которым наряду с централизованным рынком труда долгое время в некотором роде существовал и свободный. В октябре 1930 г. профсоюзный журнал призвал: «Покончим с поддержкой дезертиров и рвачей!» Вместе с газетой «За индустриализацию» и «Вестником инженеров и техников» орган ВМБИТ обязался не печатать больше объявлений о вакансиях, «т. к. подобные объявления срывают борьбу за правильное использование технических сил, порождают т. н. "летунов", меняющих места работы в поисках большого жалованья, развивают рвачество и, в сущности, поощряют переманивание инжтехработников»{757}. Хотя «Инженерный труд» сам винил себя в «дезорганизации планирования распределения столь дефицитного человеческого материала», он, вопреки обещанию, все же публиковал отдельные объявления вплоть до 1931 года.

* * *

Новый инженер представлял собой инженера-производственника, трудящегося на одной из великих строек, непритязательного, живущего только своей работой и целиком поглощенного ею. Но рядом с героическим образом молодого производственника возник отрицательный образ «дезорганизатора производства», и, таким образом, сложился дискурс двоякого рода. При этом старый стереотип капиталистического инженера, думающего только о личном благе, переносился и на «нового человека». Молодой инженер стоял перед дилеммой: с одной стороны, ему обещали лучшие условия труда, с другой стороны, он не имел возможности на них настаивать. Он балансировал на тонкой грани между перспективами стать героем и оказаться изгнанным из своего сообщества. Ввиду двойственности дискурса однозначной интерпретации ситуации практически не существовало. Инженеров это постоянно лишало уверенности, а партийному руководству позволяло утверждать, что оно делает для своих инженеров всё.

Противопоставлению «присутствия» и «исключенности», энтузиазма и дезертирства посвящен фильм «Комсомольск». Режиссер С.А. Герасимов в плакатном стиле показывает массовое «дезертирство» — корабль у пристани буквально трещит по швам от натиска желающих покинуть стройку. Главный герой, молодой инженер Володя Соловьев, живет на стройке в глуши, в сырой землянке, спорит с собой и ропщет на судьбу: «Я хочу настоящей работы и человеческой жизни. Я не хочу больше жить под землей. Все так думают».{758}

Володя переживает внутреннюю борьбу — и остается на месте. Партия вознаграждает его назначением на должность нового технического директора строительства. В конце фильма Володя, его молодая жена Наташа и их новорожденный ребенок оказываются в залитом солнечным светом доме в прекрасном портовом городе Комсомольске. Зрителю предлагается идентифицировать себя с Володей: вместе с ним страдать в землянке, побеждать сомнения и стыдиться былых заблуждений. «Комсомольск» пропагандировал и оправдывал идею, что дорога к культурной жизни при социализме лежит только через трудности и лишения провинциальной стройки и настоящий советский инженер должен пройти это «крещение огнем», прежде чем вступить в новую жизнь.

б) Инженеры-производственники

Почти все без исключения инженеры, представленные в данной книге, с воодушевлением жаждали практической работы. Никто из них не жалуется на условия, в которых пришлось начинать трудиться, никто не проявляет себя «дезертиром». Даже выходцы из семей старой интеллигенции наравне с пролетариями не желали становиться кабинетными учеными. В их душе давно запечатлелся идеал инженера-производственника; он пользовался успехом в глазах всего общества. Инженер-коммунист Елена Алексеевна Джапаридзе (р. 1907), работавшая в Магнитогорске, пишет: «Поехать бы непосредственно на площадку, своими руками возводить заводы, фабрики, — мечтала молодежь»{759}. Инженер буржуазного происхождения и спутница жизни И.Э. Бабеля Антонина Николаевна Пирожкова (р. 1909) подтверждает: «Все, естественно, думали, что я пойду в университет и буду изучать математику. Но меня такая чисто кабинетная работа пугала. Характер у меня был какой-то слишком живой для нее. И потом, в стране тогда был такой порыв, все говорили о великих стройках, считалось, так сказать, почетным принадлежать к "строителям"»{760}.

То же самое заявляют Л.И. Логинов, Н.З. Поздняк и А.С. Яковлев. Все трое решительно отдали практической работе предпочтение перед административной и научной. Логинов испытал жестокое разочарование, когда партком института предложил его кандидатуру в Центральную контрольную комиссию рабоче-крестьянской инспекции (ЦКК РКИ): «Откровенно говоря, меня такой поворот дела несколько озадачил, имея в виду, что сразу придется работать в аппарате, а не в самой промышленности»{761}. Через одного приятеля Логинов связался с руководителем треста «Гослаборснабжение»[11] А.С. Немовым, который взял его на работу, избавив от «когтей» РКИ. В ноябре 1929 г. профессиональная биография Логинова началась с должности старшего инженера, разрабатывавшего контрольные цифры по производству лабораторного оборудования на первую пятилетку. Таким образом, он не попал непосредственно на производство, однако был очень доволен, что содействует организации и развитию целой промышленной отрасли{762}.