Бумажная оса - Лорен Акампора

творческими. Уверена, тебе понравится.

Я собиралась кивнуть головой, но одеяние показалось мне таким тяжелым, что у меня закружилась голова, и мне немедленно захотелось его снять. Будоражащая мысль о совместном походе на вечеринку в ту же секунду была омрачена страхом. Потом я вспомнила, что в Ризоме меня знали только Телло и сотрудники детского сада. И только они могли бы меня узнать. К тому же это была костюмированная вечеринка. Как они узнают меня в этой накидке? И все же я боялась, что, войдя в здание, ты как-то почувствуешь, что я там бывала, что я вела двойную жизнь у тебя за спиной.

Ты радостно достала из сумки боди в полоску с принтом зебры и маску с ушами, закрывающую полови- ну лица.

– Все это потому, что мне продолжает сниться один и тот же сон, как будто я нахожусь в центре стада зебр, спасающихся бегством от опасности. Я не знаю, от чего мы бежим, но ощущаю преследование, вопрос жизни и смерти, и мне всегда приходится будить себя. Видимо, это ночной кошмар. Надеюсь, переодевание в зебру в реальной жизни поможет.

Едва справляясь с дыханием, я выдавила:

– Может, сон символичный, например ситуация со СМИ.

– Хм, – задумалась ты. – Интересная теория.

Покрутившись немного в шкуре зебры, ты повела меня в ванную. Мы смотрели на себя в зеркало.

– Выглядишь жутковато, – призналась ты.

– Кто я вообще? – робко спросила я.

– Даже не знаю. Ты – ночная колдунья или что-то в этом роде. Волшебник сновидений.

Такой ты меня увидела. Я позволила этому проникнуть внутрь. Я смотрела на наше отражение в зеркале, и у меня не было никаких сомнений в том, кто тут госпожа. Это навеяло воспоминания о наших играх в детстве, когда мы подражали животным, и я вспомнила свою первую роль твоего руководителя и режиссера. Мое беспокойство начало потихоньку стихать.

– Рафаэль будет там? – поинтересовалась я.

– Нет, – из-под маски было видно, как ты нахмурилась. – Только члены Ризомы и их гости. Ты же знаешь, он всегда отказывался от приглашений.

В ту ночь ведущая к Ризоме центральная дорожка была освещена факелами, а крупный мужчина в костюме шута стоял сбоку от двери, осматривая приходящих гостей. Ты предъявила свой членский билет, и шут жестом пригласил нас войти. Мраморный вестибюль был украшен цветочными гирляндами и подсвечниками, а возле стойки регистрации был организован бар с напитками. Слышался гомон голосов. Толпа людей высыпала во внутренний дворик, где располагался сад с подсвеченными деревьями, по периметру окруженный горящими факелами.

Рядом стояли: женщина в напудренном парике и платье с турнюром с веером в руке; танцовщица карнавала в корсете; гейша и мимист; лев и укротитель львов. Были слышны ритмы ударных инструментов, которые обычно звучат при проведении ритуалов, без какой-либо различимой мелодии. Я сразу же потеряла тебя в толпе и почувствовала одновременно беспокойство и облегчение. Мне не хотелось быть разоблаченной, так же, как и не хотелось быть одной. На протяжении следующих нескольких часов время от времени я мельком видела полосы твоего костюма зебры в кучке смеющихся людей, но я противилась желанию подойти к тебе.

Сама же я не могла найти себе круг общения. Я стояла в стороне у многоярусного фонтана отдельно от шумной толпы. Вокруг слонялись фигуры людей в масках, и это немного сбивало с толку. Меня выводила из себя мысль, что среди них может быть Перрен. В поле моего зрения время от времени появлялся высокий худой человек в костюме Железного Дровосека, склонявшийся над той или иной женщиной. Каждый раз, когда я останавливала на нем взгляд, мое сердце сжималось. Если и было подходящее время, чтобы рискнуть заговорить с ним, так оно определенно было сейчас. Лишь несколько фраз – и я бы узнала его. Все, что мне нужно было сделать, – это подойти к нему.

Железный Дровосек отошел в сторону и исчез за стеной из людей. Кто-то из гостей танцевал, двигая оголенными плечами и шаркая туфлями на платформе. Из-под масок виднелись накрашенные пухлые губы их обладательниц. Я видела, как ты, подобно проворному зверю, пробежала по двору и вошла в здание в сопровождении человека в костюме короля эпохи Возрождения. Мимо пронеслась группа молодых людей в плащах, словно у них была какая-то цель. Мумия притаилась в тени джакаранды. Чуть в стороне горилла с красными глазами набросилась на греческую богиню.

Вечер продолжался, а я все наблюдала, как люди все интенсивней курсируют по территории. Мое дыхание участилось, и череп как будто горел огнем. Я не испытывала такое уже давно, ни разу с момента своего приезда в Калифорнию. На протяжении последних месяцев я была уравновешенна и спокойна. Теперь я снова оказалась во власти своих старых чувств – тревоги и инстинкта самосохранения. Любой из присутствующих здесь мог вытащить оружие и превратить эту вакханалию в кровавую бойню. Иногда именно так и случалось. Все мы были в безопасности лишь до поры до времени.

Интуитивно я понимала, что нужно немедленно тебя отыскать. Я протискивалась сквозь скопление людей, с их кажущимися ненастоящими, будто кукольными, ртами и стаканами с напитками. Вбежав в здание, я взмыла вверх по лестнице. Дверь в гостиную для актеров была открыта. На полу, расположившись у кальяна, сидела пара в костюмах шейха и русалки. А рядом на кушетке ярко-синего цвета лежала ты в своем полосатом одеянии.

На первый взгляд мне показалось, что ты мертва. А что, если я опоздала и у тебя случилась передозировка какими-нибудь наркотическими веществами? Несколько секунд показались вечностью, время словно остановилось. Ты выглядела такой маленькой в своем костюме, что в замешательстве я снова увидела тебя ребенком.

Я вспомнила наши уроки плетения кос, наши страшилки-считалочки. «Сосредоточься, сосредоточься!» Разбив яйцо и вонзив нож, мы толкали одну из наших подруг в спину, заставляя потерять равновесие. Легенда была такая, что вас столкнули с высокой скалы и цвет, который вы увидите первым, когда упадете, предскажет вашу смерть. Выбор цветов был большой: синий – утонешь, желтый – отравишься ядом, оранжевый – сгоришь в пожаре. И был один универсальный цвет для всех смертей. Какой бы цвет ты ни назвала, я всегда говорила, что это означает, что ты умрешь от старости и попадешь в рай.

Подойдя к кушетке, я бросилась к тебе. Будто кающийся грешник, я приложила руку к твоей щеке, готовясь почувствовать холод ледяного мрамора. Но твоя кожа была теплой. Твои веки задрожали. Я испытала облегчение, которое тут же сменилось дикой яростью. Растолкав, я подняла тебя на ноги, обращаясь