Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

— Я вам говорю, это дело рук проклятых броглонцев, — изрек Ринар, претендуя на истину в последней инстанции.

— Разумеется, это они! — подхватил Галор. — Кому еще такое под силу?

— Я сразу заметила, что с этим Аскером что-то не то, — поделилась своими соображениями Фаэслер. — Вы видели, какие у него глаза? Разве у нормального аврина бывают такие глаза?

— Нет, — дружно согласились оба министра.

— А сколько авринов рождается с рогами? Один-два на сотню!

Ринар закряхтел. У него у самого был рог, правда, не на лбу, а на носу. Этот признак передавался в роду Ринаров по наследству всем потомкам мужского пола (хорошо еще, что не женского), и аналогия с рогами задела его весьма чувствительно.

— О, простите, господин Ринар, — поправилась Фаэслер, — но вы ведь поняли, что я имею ввиду.

— Да, понял… Вы правы, госпожа Сарголо: все это очень, очень странно.

К беседовавшим подошел Эдельрив. Вид у него был самый что ни на есть таинственный.

— Знаете последнюю новость, господа? — сказал он и, выдержав эффектную паузу, сообщил:

— Наидобрейший и всемилостивейший король Аолан подарил господину Аскеру дом.

— К-какой еще дом? — спросил запинаясь Ринар.

— Один из принадлежащих короне дворцов в восточном предместье, по улице Согласия, и при том со всей обстановкой и прилежащим садом.

— Вот это да-а-а… — протянул Галор, запустив пятерню в затылок. — Да это станет тысчонок в пятнадцать. Особняк небольшой, но очень, оч-чень недурно обставленный…

— Да что вы говорите? — изумилась Фаэслер. — Так уж и пятнадцать тысяч леризов?

— Кому же знать, как не мне! — приосанился Галор. — Как-никак я — министр финансов Эстореи и казначей.

— Нет, это просто возмутительно! — воскликнула Фаэслер.

— Что возмутительно? — не понял Галор. — То, что я — министр финансов Эстореи и казначей?

— Да нет, конечно! Возмутительно безрассудное расточительство короля, — Фаэслер понизила голос до шепота, — и то, какие милости он оказывает этому аферисту Аскеру. Подумать только — подарить дворец! И за что? За не в меру свободно подвешенный язык!

— О, смотрите, а вот и наш аферист, — указал Ринар на двери королевского кабинета, из которых выходил Аскер. В руках он держал бумагу, свернутую в рулон, — наверное, дарственную на дом. На груди Аскера всеми оттенками синего искрился подаренный королем сапфир.

— Смотрите, смотри-ите, какие мы шикарные, — насмешливо растягивая слова, прокомментировал появление Аскера Ринар. — Что это у нас за булыжник висит на шее? А наша шейка не сломается? Любим побрякушки, да?

Откровенно говоря, любовь к побрякушкам была характерной чертой всех авринов того времени, и каждый старался на этом поприще в меру своих сил. Взять хотя бы того же Ринара, из слов которого можно сделать вывод, что он противник всяких украшений. На его мощные плечи давила цепь, гораздо более тяжелая, чем та, которая, по его расчетам, могла сломать шею Аскеру. Все пальцы на руках Ринара были унизаны перстнями; знаменитый родовой признак Ринара — рог на носу — был украшен специальным коническим браслетом с четырьмя крупными рубинами. И это мы еще не упомянули браслеты на руках, чеканные накладки на туфли, маленький декоративный кинжал и многое другое. Дамы одевались еще более богато и могли позволить себе такие украшения, какие в мужской моде неуместны. Так что на фоне этого вычурного великолепия Аскер со своей цепью выглядел, как ласточка среди павлинов. Но даже это немногое огнем жгло глаза его завистников.

Когда Аскер спускался по лестнице, ему навстречу попалась Атларин. Она улыбнулась ему и махнула рукой. Ее улыбка была настолько искренней, что показалась Аскеру неестественной в этом море фальши и притворства и от этого вдвойне опасной. Он не был уверен, действительно ли Атларин от души улыбнулась ему, или же она просто умеет скрывать свои истинные чувства гораздо лучше остальных. Аскер почувствовал себя неловко: его подозрения могли оказаться беспочвенными, и ему было немного стыдно. Но он не мог отказать себе в привилегии думать об Атларин не лучше, чем обо всех остальных, несмотря на то, что она показывала ему свое расположение и просто была красивой женщиной.

«Да, в интересное место я попал, — озадаченно подумал Аскер. — Без искусства чтения мыслей здесь и шагу не ступишь. Но вот в чем проблема: я ведь не хочу, чтобы о моих способностях знали посторонние, — у меня и так уже не совсем прозрачная репутация. И стоит мне только полюбопытствовать, что у госпожи Илезир в голове, как она тотчас же это поймет, забьет тревогу и побежит к королю с требованием немедленно казнить меня как социально опасную единицу. Что же мне делать? Как пережить то время, в течение которого я должен завершить свои исследования?»

Эти исследования заключались в том, что Аскер пытался найти способ проникать в сознание авринов незаметно для них. Для этого ему нужен был подопытный объект, на котором он смог бы проверять свои догадки. И такой объект подвернулся очень быстро: им стал не кто иной, как сам король Аолан. Именно по этой причине Аскер просиживал при нем целые дни напролет, травя байки и в то же время пользуясь рассеянным королевским вниманием, чтобы потихоньку проникать в его слабые мозги. Отвлекая короля бесконечными рассказами, он мог не опасаться, что тот заподозрит его в каких-то враждебных действиях: король не замечал ничего вокруг и внутри себя.

К тому времени, когда Аскер встретил на лестнице Атларин, его работа близилась к завершению.

Особняк по улице Согласия представлял собой как раз то, что сказал о нем Галор: небольшой, но очень недурно обставленный. Его полированные белые стены перемежались панелями и карнизами растительного орнамента, искусно вырезанного в камне. Темно-зеленые лианы заплетали балкон левого фасада, а с правой стороны была целая терраса для вечернего созерцания заката. Козырек над парадным входом был сделан в виде птицы райлис, которая расправила свои крылья и накрыла ими вход. В мощном клюве каменная птица держала светильник, и ее глаза, в которые было вставлено по рубину, горели багровым огнем, отражая его свет.

Внутри все было так же прекрасно и изящно, как и снаружи. Кругом — изобилие дорогих пород дерева, шелков и парчи, изящных безделушек и, словно нарочно, масса зеркал. Они висели по всем стенам, были вделаны в потолок, в мебель, в приборы домашнего обихода, даже в некоторые окна. Зайдя в помещение, Аскер почувствовал, что у него начинает кружиться голова: стоило ему сделать шаг или даже просто повернуть голову, как тысячи его отражений двигались вместе с ним. Куда бы он ни посмотрел — он натыкался на свои собственные глаза. Ощущение было не из приятных: Аскер понял, почему монахи Валиравины прозвали его остроглазым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});