Создатель ангелов - Стефан Брейс

— Женщина, которая лежала наверху, ты ее помнишь? — начал он однажды.

Виктор кивнул.

— Это была твоя мать.

Виктор даже не взглянул на него. С тем же успехом он мог сказать, что сегодня хорошая погода. Тогда он добавил:

— Она была больна.

И это было все, что он когда-либо рассказал мальчику о ней. Виктор никогда и не спрашивал. В вопросах он был так же скуп на слова, как и в ответах.

Однажды Виктор спросил:

— Как мне стать доктором?

— Надо много учиться и много читать.

— И всё?

— Еще надо быть добрым к людям. И делать добро.

— Быть добрым. Делать добро, — повторил Виктор.

Это был ничего не говорящий ответ, но Виктору его было достаточно, он кивнул и продолжил делать то, чем в тот момент был занят. Чаще всего он читал Библию.

Виктор читал вслух, а его отец исправлял ошибки. Как только Виктор научится читать без ошибок, он покажет его пастору Кайзергруберу. Так доктор решил спустя еще несколько дней после похорон и поэтому хотел заранее заинтриговать пастора. Это был вызов.

А когда он однажды заметил, что Виктор не только умеет читать, но и может пересказывать наизусть большие куски текста, то поднял планку еще выше. Пастор Кайзергрубер потеряет дар речи от изумления.

Для Виктора это, казалось, не составляло труда. Вероятно, он видел в этом игру, хотя никогда не подавал вида, что ему нравится. Он вообще никогда не показывал своих эмоций. Это в нем не изменилось. И это продолжало злить доктора. Впрочем, для того чтобы лишить пастора дара речи, у Виктора ума было достаточно.

Но то, что должно было стать победой, в результате оказалось унизительным поражением. И как только пастор покинул их дом, доктор вбил в Виктора нужный стих слог за слогом.

Ной. Был. Ше. Сти. Сот. Лет. Ког. Да. По. Топ. Вод. Ный. При. Шёл. На. Зем. Лю.

Если бы Виктор заплакал, если бы он сам пролил этот водный потоп слез, тогда, возможно, его отец пришел в себя на какое-то время. Но Виктор стойко снес все удары. До последнего слога.

* * *

Когда Рекс Кремер в 1979 году попытался найти Виктора Хоппе, в университете еще преподавали многие из его бывших профессоров. Врач, который сам вступил в должность только в 1975 году, заранее расспросил о Викторе Хоппе многих своих коллег. Некоторые профессора, особенно те, что вели обширные теоретические дисциплины, такие как обществоведение и профессиональная этика, говорили, что не могут припомнить, чтобы Виктор часто появлялся на их лекциях — он запоминался, в основном, благодаря своей внешности, — но на экзамене всегда доказывал, что основательно изучил материал. Профессора, которые руководили практическими занятиями в лаборатории, прекрасно помнили Виктора Хоппе. Они тоже говорили о том, что им запомнились его внешность и голос, но больше всего он обращал на себя внимание своей одержимостью. Он мог часами проводить один и тот же опыт без тени раздражения или нетерпения, что часто приводило к блестящим результатам.

— Он был одним из самых одаренных студентов, которые у меня когда-либо были, — звучали в унисон многие голоса.

Кто-то из профессоров добавлял, что его одаренность касалась исключительно его умственных способностей, чего никак нельзя было сказать о социальных или коммуникативных навыках.

— Одиночка, — сказал один из профессоров. — Я не думаю, что он общался с другими студентами.

По словам его бывшего научного руководителя, доктора Бергмана, который к тому времени уже вышел на пенсию, Виктор обладал невероятными теоретическими знаниями, которые позволяли ему развивать передовые идеи, непригодные к осуществлению на практике, по крайней мере, в этом веке.

На собрании, где принимали решение о назначении доктора Хоппе, другой профессор, доктор Мазерат, сказал:

— Иногда он напоминает мне Жюль Верна. Тот тоже писал о ракетах, когда еще не был изобретен двигатель внутреннего сгорания.

— Разница лишь в том, — осторожно добавил доктор Жене, бывший преподаватель Виктора по генетике, — что Жюль Верн ограничивался написанием книг и никогда не пытался осуществить свои идеи на практике.

Это свое замечание он вспомнил, когда Рекс Кремер рассказал ему, что Виктор хочет попытаться клонировать мышей.

— Вот о чем я говорю! — воскликнул доктор Жене. — Мы только что научились стоять, а ему уже надо бежать со всех ног!

— Он действительно очень высоко ставит планку, — сказал доктор Мазерат, — но я не знаю, что в этом такого плохого.

— Это как раз то, что он сказал по телефону, — подхватил Кремер, — что мы сами создаем себе границы. Что многие из нас совершают эту ошибку.

Доктор Жене отреагировал так, будто задели его лично.

— Между прочим, это наша обязанность, оставаться реалистами! В данный момент это полная чепуха! Вы-то должны это понимать!

— Чепуха привела ко многим открытиям, — непринужденно заметил доктор Мазерат, но когда он увидел, что доктор Жене рассерженно отвернулся, то немедленно добавил, что для таких экспериментов еще, и в самом деле, слишком рано.

— Вы судите о человеке, не выслушав его самого, — немного обескураженно заметил Кремер. — Возможно, он ушел уже гораздо дальше, чем мы предполагаем. Своим прошлым экспериментом он тоже всех удивил. Именно поэтому мы, кстати, и захотели перевести его сюда. А теперь вы вдруг хотите его затормозить.

— Меня удивило, что теперь он согласился взять кафедру, — холодно заметил доктор Мазерат. — Он получил это предложение сразу после защиты диссертации, но тогда отказался.

— Он получил выгодное предложение от одной клиники в Бонне, которая занималась бесплодием, — сказал доктор Жене. — Там у него была возможность работать самостоятельно.

— Он хотел, прежде всего, перенести теорию на практику, — добавил доктор Мазерат. — Как он сказал сам?

— Я хочу давать жизни, — подсказал доктор Жене. — Мы еще смеялись потом. Особенно над тем, как он это произнес. Без тени иронии. А теперь, значит, он хочет пойти еще дальше. Я не знаю…

— Давайте подождем и посмотрим, что он расскажет нам завтра, — перебил его Кремер.

— Интересно, — сказал доктор Жене. — Мне правда ужасно интересно.

Виктор Хоппе говорил три часа, практически не останавливаясь. У него было чувство, будто ему снова надо сдавать экзамен. За столом сидели пятеро биологов. Среди них было двое бывших его преподавателей. Он дважды перепутал их имена, когда отвечал на вопросы. Это получилось у него не нарочно.

Одним из пятерых был Рекс Кремер. Врач был приветлив. Не назойлив. Не подозрителен. И не льстил.

Двое других неизвестных профессоров вежливо пожали ему руку. Они не задавали ему вопросов и слушали, почти затаив дыхание.

Его бывшие преподаватели, напротив, были настроены даже критически, но это нисколько Виктору не мешало. Он мог подробно ответить на любой вопрос и детально объяснить, как именно собирался клонировать мышей, — в течение этого года, смело добавил он. Он заметил, что сегодняшняя методика слияния клеток при помощи вируса Сендай, на его взгляд, является отсталой, а его метод имеет гораздо больше шансов. Это просто дело техники, подчеркнул он.

Когда доктор Хоппе закончил, у одного из его преподавателей остался один вопрос. Доктор ожидал такого вопроса.

Планирует ли он, если это когда-нибудь станет возможным, собирается ли он клонировать человека?

У него был готовый ответ, который оставил биологов в полном замешательстве:

— Давайте лучше создадим себе Бога, который нам это предоставит.

Эта фраза всегда ему нравилась. А потом он поднялся.

Проект Виктора Хоппе был одобрен тремя голосами за при двух против. С 1 сентября 1979 года он вступил в должность в университете Ахена. Он получил собственную лабораторию и солидный бюджет, которым мог свободно распоряжаться для приобретения технических средств. Кроме того, ему выделили кабинет с письменным столом и диван, чтобы не нужно было каждый день ездить из Бонна в Ахен. Раз в неделю доктор Хоппе должен был предоставлять ординатору отчет, а раз в месяц устраивалось собрание с другими биологами, которым он должен был рассказывать о ходе экспериментов.

В первые месяцы у Виктора оказалось не много новостей. Он говорил, что отрабатывает технику. Яйцеклетки при введении пипетки все еще слишком часто повреждались, что могло повлечь тяжелые последствия. Его спросили, о каких именно последствиях идет речь. Он ответил, что яйцеклетка может разорваться дальше от раны, так что могут образоваться два отдельных тела, не до конца разделенных между собой. Кто-то из биологов употребил термин «сиамские близнецы».

— Вот именно, — ответил Виктор Хоппе без намека на какие-то эмоции.

К концу года проект не принес никаких конкретных результатов. Доктор Жене укрепился в своем мнении о том, что университет мог с большим успехом потратить деньги на что-нибудь другое.