1953 год. Смертельные игры - Прудникова Елена

Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, что я спал всего лишь час-полтора в сутки, и кормили отвратительно. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол... Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), провел восемь суток. Установка включилась, холод в это время усиливался. Я много раз... впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал - был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг, 23 марта это чуть не кончилось смертью - меня чудом отходили и положили в санчасть, вспрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой. Я все время спрашивал, кто разрешил проделать со мной такую штуку. Ответили: "Руководство МГБ". Путем рас-, спросов я узнал, что это Рюмин, который делает что и как хочет...

Прошу Вас, Л. П. и Г. М.:

1) Закончить все и вернуть меня к работе... мне нужно лечение.

2) Если какое-то время будет продолжаться эта история, то заберите меня из Лефортово и избавьте от Рюмина и его друзей. Может быть, надо вернуть в Матросскую тюрьму и дать допрашивать прокурорам...

Может быть, можно вернуть жену и ребенка домой. Вам вечно буду за это благодарен. Она человек честный и хороший.

Уважающий Вас В. Абакумов. 18 апреля 1952 г».

И сразу же любимый вопрос - о подлинности данного документа. На первый взгляд, он убедителен. Однако на второй убедительность несколько выцветает.

К письмам Абакумова из тюрьмы, как этому, так и другим, приложены сопроводиловки. На них стоит штамп секретариата Берии и написано, что Берия и Маленков ознакомились с этими жалобами, а потом передали их Игнатьеву. Стоит ли говорить, что сопроводиловки фальшивые? Даже не потому, что там какие-то не те подписи или штампы, и не из убеждения, что Берия и Маленков были «не такими людьми»... А просто потому, что следователям надо быть клиническими идиотами, чтобы передавать эти жалобы по назначению. Многолетняя практика советских органов безопасности показывает: после того, как в Кремль приходят подобные письма, чекистская карьера тех, на кого жалуются, заканчивается навсегда.

Естественно, следователи это понимали, и письма дальше Лубянки бы не пошли. Но ведь это понимал и Абакумов! Он-то отлично знал, что если применяют запрещенные приемы допроса, то жалобы на эти приемы адресатам не передадут. Тогда зачем он вообще их писал?

Умиляет также девическая невинность министра ГБ, который не только не ведает о существовании в Лефортово «холодного карцера», но не знает даже этого названия, равно как и прочей Лубянской терминологии - в документе нет ни одного слова на корпоративном языке МГБ. Еще умилительней его профессиональная неосведомленность, ибо он называет «чем-то невероятным» практику допросов, которая была в ходу если не при нем самом и не при Берии, то уж точно при Ежове. А ведь он работает в «органах» с 1932 года и наверняка имеет полное представление о «допросах с пристрастием» и методах, при них применявшихся. И кстати, описывая, что с ним делали на допросах, даже не упоминает, что эти методы строжайшим образом к применению запрещены.

Такое письмо мог бы написать профессор Гаспар из «Трех толстяков», буде его угораздило бы попасть в МГБ: батенька мой, что- то невероятное, меня бросали со стула на пол и три раза матом обложили - какая зверская выходка!

Да и по характеру не сходится. Абакумов - несгибаемый боец, из тех, что умирают, стиснув зубы на горле врага. Он выдержал все допросы, ничего не признав. Даже на последнем своем суде, отлично понимая, что обречен, боролся до конца и выслушал смертный приговор, не изменившись в лице. Отчаянные жалобы и умоляющий тон - совершенно не в его характере.

Да, но ради чего подделывать это письмо? Существенно в нем, кроме, конечно, подлой роли Маленкова и Берии, отсылавших эти крики о помощи обратно Игнатьеву, всего один кусочек: «Я все время спрашивал, кто разрешил проделать со мной такую штуку. Ответили: "Руководство МГБ". Путем расспросов я узнал, что это Рюмин, который делает что и как хочет...»

2. Кирилл Столяров в книге об Абакумове (с неожиданным для 90-х годов названием «Голгофа») приводит показания подполковника Миронова, начальника внутренней тюрьмы МГБ, данные им на допросе 4 декабря 1953 г.

Цит. 8.7.

«Меня вызвал заместитель министра полковник Рюмин и предложил подобрать двух надежных и физически сильных сотрудников... для выполнения важных оперативных заданий. На другой день я вместе с отобранными сотрудниками Кунишниковым и Беловым зашел к Рюмину, который разъяснил, что важное оперативное задание состоит в том, что мы, по указанию его, Рюмина, будем применять меры физического воздействия к арестованным. За это он пообещал в будущем предоставлять нам путевки в дом отдыха, денежное пособие и присвоить внеочередные воинские звания. В нашем присутствии Рюмин вызвал одного из сотрудников Следчасти по особо важным делам и предложил собрать и передать нам резиновые палки, что и было выполнено... В Лефортовской тюрьме мы разместились в кабинете № 29 и по указанию Рюмина подвергли избиению арестованных Абакумова, Бровермана, Шварцмана, Белкина и других...»

Кстати, эти показания походя опровергают то, что при Абакумове применялись пытки - ибо если это делалось, зачем заново создавать команду для выполнения «важных оперативных заданий». Почему не воспользоваться абакумовскими палачами? Может, их арестовали вместе с министром? Но ведь бьют не офицеры-следователи, а сержанты-надзиратели, этих-то зачем арестовывать?

Но это к слову, а странно здесь вот что. Формально Рюмин курировал работу тюремного отдела и имел право приказывать Миронову. Но Миронов сам не первый месяц в органах, отлично знает, что можно делать, а чего нельзя, и должен помнить, чем закончилась карьера ежовских палачей. Почему он выполняет заведомо преступные приказы, а не бежит к министру с ябедой, что мерзавец Рюмин понуждает его нарушить закон? Тот себе орден и карьеру зарабатывает, а Миронов-то ради чего должен под сроком ходить? Из-за приказа какого-то выскочки, вчерашнего следака из ОВД? Не вяжется. Миронов должен был, как минимум, потребовать подтверждения от более высокой инстанции - если, конечно, он сам не входил в команду...В общем, этот товарищ и без Рюмина хорош...

3. Напрямую обвиняет Рюмина «Берия» - кавычки здесь поставлены потому, что документ, о котором идет речь, также фальшивый. Бумаги, исходящие от Берии, определяются легче легкого - у него характерный стиль деловой переписки, очень четкий и выстроенный. Вроде бы и простой - а подделывается чрезвычайно трудно, ибо чтобы так писать, надо иметь соответствующую культуру мышления - а ее попробуй приобрети... Здесь же все расплывается, расползается, присутствует множество эмоциональных оценок и пр. Однако документ вошел в исторический оборот как подлинный - смотрите, даже палач Берия говорил то же самое, даже он возмущался!

Док. 8.6. Из «записки Берии» в Президиум ЦК по делу «врачей-вредителей».

«В результате проверки выяснилось, что все это дело от начала до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя министра государственной безопасности СССР Рюмина. В своих преступных карьеристских целях Рюмин, будучи еще старшим следователем МГБ, в июне 1951 года под видом незаписанных показаний уже умершего в тюрьме к тому времени арестованного профессора Этингера, сфабриковал версию о существовании шпионско-террористической группы врачей...

Для придания правдоподобности своим измышлениям Рюмин использовал заявление врача Тимашук, поданное ею еще в 1948 году в связи с лечением А. А. Жданова, которое было доложено И. В. Сталину и тогда же было направлено им в архив ВКП(б)...»

В этом документе вышла забавная вещь - столкнулись два разнонаправленных потока дезинформации. Цель у них одна - обелить Игнатьева (дело не просто так, а от начала до конца является провокационным вымыслом Рюмина), но в первом абзаце собак вешают на Рюмина, а во втором - на Сталина. Вышла форменная ерунда. Во-первых, если Сталин отправил письмо в архив ВКП(б), то откуда его взял Рюмин, имевший доступ только к архиву МГБ? Кто ему передал сию эпохальную жалобу? Выбор невелик - или Сталин, или Игнатьев. Но если документ ему дал один из этих двоих - то ведь наверняка не просто так, а для использования в работе и с соответствующими инструкциями. В чем тогда вина Рюмина?