Свидетели Времени - Чарлз Тодд

«Он избегает ответа», — сказал Хэмиш.

Ратлидж сказал примирительно:

— Я не утверждаю, что Блевинс не прав. Или что отец Джеймс скрывал темное прошлое. Но никто из нас не совершенен — и люди иногда убивают по причинам, которых не понять нам с вами. Одно из самых страшных убийств, которое помню, произошло на почве споров о границе земельных участков, о разделительной меже, где ставить изгородь. Едва ли это, на ваш взгляд, причина для насилия, но один зарезал другого ножницами для стрижки овец.

Доктор долго смотрел на инспектора. Потом, как будто нехотя, против своей воли сказал:

— Исходя из всех моих личных и профессиональных встреч с отцом Джеймсом, у меня не было причин усомниться в его чести и порядочности.

Но повисло в воздухе между ними, как крик, который невозможно не услышать. Ратлидж терпеливо ждал, что последует дальше. И, как будто подталкиваемый этим молчанием, доктор взорвался:

— Вот проклятье! Не знаю, почему я вам говорю это. Прошло уже несколько лет, как это произошло, но так и осталось для меня загадкой, о которой я не мог забыть все это время. Это имело связь с гибелью «Титаника». Однажды я зашел к нему и увидел на его столе множество — с сотню — вырезок из газет о «Титанике», и все с пометками, и даже фотографии погибших и тех, кто спасся. Он увидел мой удивленный взгляд и, прежде чем я мог спросить сгреб эту кучу и смахнул в ящик стола, как будто там было что-то… обличительное. Я помню, сделал какое-то замечание по поводу этого ужасного происшествия и его интереса к нему, но он сказал: «Это ко мне не имеет никакого отношения». Странно было сознавать, что священник солгал, да еще по такому незначительному поводу. — Доктор нахмурился озабоченно. — Он никогда больше не заговаривал со мной на эту тему. Но я не терплю ложь. Из-за нее мое мнение о человеке сразу меняется.

Он внимательно взглянул на Ратлиджа, ожидая реакции.

— Может быть, он знал кого-то из тех, кто утонул на «Титанике», — предположил инспектор.

— Я и сам думал об этом, но жители Остерли редко путешествуют дальше Нориджа и Кингс-Линна. И уж точно не имеют больших денег, чтобы купить билет на такой корабль. Я знаю только одного человека, женщину, которая плыла на «Титанике», но она жила не здесь. И отец Джеймс едва ли встречался с ней, если только мимолетно.

— Кто это?

Доктор нехотя ответил:

— Невестка лорда Седжвика. Жена сына Артура. Американка. Тогда постарались замять эту историю, говорили, что она бросила мужа и уплыла на «Титанике» в Нью-Йорк, не оставив даже объяснительной записки. Сначала, когда она пропала, Седжвик и Артур искали ее, не знали, где она и что с ней. Она просто исчезла. Пока не нашли ее в списке пассажиров под девичьей фамилией. Ужасная весть для семьи.

— Ее тело было привезено сюда?

— Кажется, да. У семейства есть свое фамильное кладбище в поместье. Послушайте, я не должен был об этом говорить. Насколько мне известно, отец Джеймс еще маленьким мальчиком мечтал о далеких плаваниях. «Титаником» восхищалась и гордилась вся страна, и он, может быть, просто стеснялся своего увлечения. — Доктор вы тащил часы из кармана и взглянул на циферблат. — Я должен принять трех больных до того, как пойду обедать. Есть еще вопросы?

Интонация его была такова, словно Ратлидж грубо принудил его сказать нечто неприличное, потому что им двигало вульгарное любопытство, а не профессиональный интерес.

Ратлидж встал и поблагодарил доктора. Он уже взялся за ручку двери, как вдруг доктор негромко попросил:

— Послушайте, забудьте о том, что я вам сказал. — В его голосе было глубокое сожаление о вырвавшихся словах и открытая неприязнь к инспектору, который каким-то образом вынудил его сделать это.

Шагая по Уотер-стрит, Ратлидж размышлял о том, что рассказал доктор, и о том, действительно ли отец Джеймс солгал. Если и так, это была маленькая ложь и не представляла важности. Если только не вышла из целой цепочки лжи. Может быть, именно это и произвело такое сильное впечатление на доктора. В холле гостиницы ему навстречу поднялся с кресла монсеньор Хольстен.

— Я пришел пообедать. Вы присоединитесь?

Неожиданное приглашение.

— Только позвольте мне сначала умыться.

— Разумеется.

Ратлидж, шагая через две ступеньки, поднялся по лестнице, думая о том, что привело священника в Норидж.

«Он не может остаться в стороне, хотя не хочет это демонстрировать», — заметил сухо Хэмиш, который невзлюбил монсеньора Хольстена.

Ратлидж резко свернул в коридор к своему номеру и чуть не сбил с ног другую гостью.

— О, простите, — он поспешно поддержал ее за руку, — я торопился.

Мэй Трент, не ожидавшая его внезапного появления, ответила неуверенно:

— Я только что стучала вам в дверь. Еще сегодня утром, при нашей встрече у церкви, я должна была извиниться за тот вечер в «Пеликане». Вы пытались помочь, а я напустилась на вас, как мегера. Это было неблагодарно и грубо. — Она виновато улыбнулась.

— Ну вы не обязаны были верить в мой метод.

— Хотя не было причин не верить. Что касается Питера — такая у меня привычка, выбрать слабую овцу в стаде и защищать ее от воображаемых волков. И мои друзья, когда я вернулась в паб, меня за это отругали. Вы можете считать, что я понесла заслуженное наказание.

Ратлидж засмеялся и в ответ получил искреннюю улыбку. Он заметил ямочку на щеке мисс Трент и сказал вдруг под влиянием момента:

— Ко мне пришел друг, он пообедает со мной. Священник. Он, вероятно, знает много интересного о старинных церквях Норфолка. Если миссис Барнет сможет обслужить нашу компанию, не возражаете присоединиться?

Хэмиш пробормотал что-то неодобрительное.

— Вы очень добры, — поколебавшись немного, сказала Мэй Трент, — но мои друзья сегодня вечером уезжают в Лондон и просили приехать к ним в Кингс-Линн. Я обещала.

Она направилась к лестнице, но он остановил ее:

— Мисс Трент, я должен спросить, не из простого любопытства, это касается полицейского расследования. Вы знали, что отец Джеймс оставил пункт в завещании касательно вас?

— Меня? Это какая-то ошибка.

— Но солиситор, который должен огласить волю отца Джеймса, не сможет выполнить этот пункт. Потому что никто, включая экономку, не смог найти этот предмет. То, что он вам завещал.

Она покачала головой:

— Понятия не имею, о чем идет речь. Ничего об этом не слышала и не знаю. — Она была явно заинтригована и даже немного напугана.

— Речь идет о фотографии. Она лежала у него в ящике стола, но куда-то исчезла. Может быть, он просто отдал ее вам? И не успел убрать пункт из завещания.

— Он мне ничего не давал. И ничего не говорил о завещании. Вы уверены? Зачем ему было оставлять мне какую-то фотографию?

— Вы можете поговорить об этом с солиситором. Имя, указанное в завещании, — Марианна Трент. Из Лондона.

— Но меня давно не звали Марианной, только в детстве. Все зовут меня Мэй. Марианна — также имя моей тетки, может быть, он имел в виду ее? Но отец Джеймс никогда не говорил, что знаком с ней. — Замешательство на ее лице казалось вполне искренним.

— Скажите, он когда-нибудь показывал вам какую-то фотографию? Может быть, его самого или его семьи, может быть, кого-то другого, кто по какой-то причине был ему дорог? И вдруг обнаружил, что вы тоже знали этого человека?

Теперь смущение сменила задумчивая складочка на лбу.

— Я думаю… Кажется, я понимаю, о чем вы. Но у меня сейчас нет времени обсуждать этот вопрос. Я уже опаздываю, мои друзья заждались. Давайте поговорим завтра, когда я вернусь в Остерли. Идет?

Он хотел задержать ее и получить ответ сейчас, настоять, но она так стремилась уйти, что у него не было выбора. Он отступил в сторону, освобождая ей дорогу. Она быстро сбежала по ступеням, каблуки приглушенно простучали по ковру в холле. Он слышал, как открылась и закрылась входная дверь.

Хэмиш сказал: «Кажется, эта фотография не представляет для нее интереса».

— Наоборот, — ответил ему Ратлидж задумчиво, — она, по-моему, предпочитает вообще о ней не вспоминать.

Миссис Барнет уже усадила за стол монсеньора Хольстена и теперь о чем-то оживленно с ним беседовала. Когда Ратлидж вошел в обеденный зал, она улыбнулась:

— Вот и он. Я сейчас подам суп.

За исключением их двоих, обеденный зал был пуст, столиков сервированных тоже не было, значит, никого больше к обеду не ожидалось.

От корзинки, накрытой салфеткой, шел вкусный запах теплого хлеба. Ратлидж взял стул и сел у окна.

— Кажется, это самый лучший местный хлеб, — сказал монсеньор Хольстен.

— Не могу пожаловаться на еду в гостинице, — согласился Ратлидж, — не понимаю, как она управляется одна, без помощников. Видел служанку пару раз наверху, и еще кто-то помогает на кухне. Но хозяйка всю основную работу делает сама. Она вдова, кажется?