Зеркальное время - Вольфганг Хольбайн

— А остальные уже здесь? —спросил Майк.

— Вы последние! — в нетерпении ответил Рогер. — Скорее же, пока не поздно!

Он закрыл за собой дверь и нервно потряс руками. Сквозь тонкие стены послышался электрический треск молнии, а за ним последовал удар грома, от которого задрожал пол.

Рогер, Кожаный и Юлиан были не одни. В вестибюле теснились добрых две-три дюжины мальчиков и девочек — и, к своему великому облегчению, Юлиан увидел среди них и Алису. Он тут же хотел пробиться к ней, но Рогер крепко удержал его.

— Сейчас не время! — сказал он. — Отпразднуете встре­чу позже! Сейчас каждая секунда на счету! Бежим!

Последнее слово он выкрикнул, и оно относилось не только к Юлиану, но и ко всем остальным. Первый мальчик ступил в лабиринт, сделал несколько шагов и вдруг повернулся, уклонившись с пути. Юлиан ожидал, что он ударится о стекло, преграждавшее ему дорогу, но тот вытянул руки вперед — и вошел прямо в стекло! Долю секунды он был еще виден, затем очертания его силуэта размылись и исчезли совсем. В лабиринт входили второй, третий, четвертый мальчик и через секунду ис­чезали таким же невероятным способом, как и первый.

— Что это?! — прошептал Юлиан.

— Единственное место, где мы в безопасности, — тихо ответил Рогер. — Мне очень жаль. Поверь мне, я этого не хотел! Но ты все погубил. Почему ты все время убегал?

Уже треть всех мальчиков и девочек исчезла, другие все поспешнее входили в стеклянный лабиринт, Алиса еще оставалась в вестибюле. Она стояла слишком далеко от Юлиана, чтобы он смог заговорить с ней, да Рогер и не позволил бы ему этого. Но она подняла на него взгляд, полный тоски и жалости.

И он сразу понял, что ему нельзя входить в лабиринт. Ни за что на свете! Что бы ни ожидало его там, за этим заколдованным зеркалом, он знал, что это будет хуже смерти, хуже, чем все, что могло произойти с ним здесь.

— Нет! — крикнул он. — Я не пойду туда! Ни за что!

— Хочешь умереть, дурак? — спросил Рогер, сердито дернувшись. — Но отсюда ты уже не уйдешь! Через не­сколько минут здесь все обратится в пепел! У тебя больше нет выбора!

Но Юлиан не мог войти туда! Если он сделает это, все погибнут! Не только он, Алиса, Рогер и все остальные здесь, но и его отец, и Гордон, и все люди там, снаружи. Он не мог знать, откуда к нему пришло это внезапное понимание, но оно было настолько ясно и непоколебимо, что он не сомневался в его истинности. Если только он вступит в неведомый мир позади зеркала, возврата уже не будет!

Надо бежать отсюда —но как? Рогер и Майк заго­раживают выход, и ему не справиться даже с одним из них, не то что с обоими!

Кроме Алисы и еще двоих-троих ребят, все уже исчезли в лабиринте Рогера. Оставались считанные секунды до того, как наступит его черед, — и Рогер и Майк, если потребуется, силой затолкнут его в стеклянный лабиринт.

Чудовищный грохот сотряс стеклянный лабиринт до основания. Стекла зазвенели и задребезжали, готовые лопнуть. Рогер и Кожаный испуганно вздрогнули. На это короткое мгновение они отвлеклись, и хватка Рогера ослабла. Юлиан вырвался, оттолкнул Кожаного и мет­нулся к двери.

— Стой! — кричал Рогер. — Пропадешь!

Юлиан вырвался наружу и побежал. Перед ним бу­шевало море огня. Ветер ударил ему в лицо, словно раскаленный кулак.

Позади него кричал Майк. Юлиан бежал, заслоняя лицо руками, к единственному просвету в стене огня. Пламя лизало его одежду и лицо. Юлиан не надеялся, что Майк отстанет, поэтому бежал что было мочи. Да он и не смог бы остановиться: он бы сразу сгорел.

Жар становился нестерпимым, пламя, казалось, на­бросилось на него сразу со всех сторон. Даже земля была раскалена так, что каждый шаг вызывал у него стон. Уже несколько раз ему приходилось прыгать прямо в огонь, и он далеко не всегда знал, что его ждет по ту сторону прыжка.

Иногда сквозь пламя маячило колесо обозрения. На нем уже горели две кабины, распорки стальной кон­струкции кое-где раскалились докрасна. Времени у Юлиа­на оставалось мало.

Но куда ему бежать? Даже если бы ему удалось выбраться с ярмарочной площади, куда идти потом? Его отец и Гордон давно уже едут в поезде в сторону Англии, а больше в этом городе — в этом времени! — у него нет ни души! Может, ему все-таки лучше было послушаться Рогера и Майка...

При этой мысли, как по волшебству, за спиной Юлиана вдруг послышался знакомый звук —треск мотоцикла! Он обернулся и стал смотреть во все глаза.

Треск мотоцикла раздавался все ближе. Юлиан раз­личил в сердцевине огня смутную тень, и очень скоро она приобрела очертания мотоциклиста в черной кожаной куртке.

Горела не только машина Майка, но и его одежда. Низко нагнувшись к рулю, он гнал свой мотоцикл сквозь огонь и был похож уже не на человека, а на демона, явившегося сюда прямиком из другого мира, не принад­лежащего этой земле...

Из царства не от мира сего! И как он мог забыть? Иди в Абаддон, написал ему отец. И теперь-то он знал, что эти слова означают!

Юлиан очнулся от оцепенения и сделал то, на что ему никогда не хватило бы мужества по трезвом раз­мышлении. Вместо того чтобы повернуться и бежать от Кожаного, он, наоборот, прыгнул ему навстречу и нанес ему такой удар кулаком, что чуть не сломал руку.

Кожаный слетел с мотоцикла. Но еще до того, как он ударился о землю, Юлиан мощными прыжками понесся прочь. Он находил в огне прорехи, проскакивал их, задерживая дыхание, и мчался дальше. Его как будто гнали палками сквозь ад, и Юлиан сам не знал, как он добрался до той части площади, где находилась черная палатка Абаддона.

Темное нечто опустилось перед ним с неба, вонзилось, словно меч, в размягченную почву и, дрожа, замерло. То был один из осколков заколдованного зеркала! Юлиан с криком отпрянул, опрокинулся навзничь и взглянул в зеркало. В первый момент он не увидел ничего, кроме отблесков пламени, затем в мерцающем стекле появились очертания, возникая прямо из Ничего и со страшной быстротой приобретая формы. И одновременно с этим Юлиан почувствовал, как сам он как бы исчезает. Это было чувство, которое невозможно описать словами. Чем-то оно напоминало то высасывание, какое он ощущал вблизи Повелителей Сумерек. Как будто все его тело растворялось, теряя в массе столько же, сколько тролль в зеркале наращивал, как будто эта жуткая тварь отнимала его жизненную силу, чтобы пробудить к жизни свою злую и темную сущность. И вместе с тем он чувствовал, как в нем появляется и нарастает что-то новое, неописуемо темное и мрачное. И вдруг он понял: он превращается в тролля. Секунда — и его больше не будет, а на его месте появится еще одно темное существо, исполненное злобы, ненависти и зависти ко всему человеческому.

Но тут зеркало внезапно треснуло, и среди его раз­летающихся Осколков появился горящий ярким пламенем мотоцикл с пригнувшимся к рулю Кожаным. Одежда его тлела, волосы и лицо почернели от копоти, и он обессилел до того, что еле удерживал машину. Беспомощно виляя, он направил ее к Юлиану, но вдруг опрокинулся набок и тяжело упал на землю.

Юлиан быстро вскочил. Первым его импульсом было бежать прочь, но он все же остановился и нерешительно посмотрел в сторону Майка. Как бы то ни было, а Майк сейчас вторично спас ему жизнь, более того, он уберег его от судьбы, которая была бы хуже смерти.

Юлиан посмотрел в сторону колеса обозрения. Одна молния за другой били в эту могучую конструкцию, которая раскалилась уже во многих местах. Потрески­вающие электрические искры метались над опорами и креплениями, и Юлиану почудилось, что он слышит нечеловеческие стоны и стенания. Как будто колесо кри­чало от боли, словно живое существо. Уже скоро, подумал он, может быть, через минуту оно рухнет и подомнет под себя все, что еще уцелело.

Но вместо того, чтобы воспользоваться, может быть, последним шансом на спасение и убежать, он повернулся к Кожаному.

Правую ногу Майка придавило горящим мотоциклом. Он отчаянно пытался высвободиться, но у него уже не хватало сил. Скорее всего, нога была сломана. Сердце Юлиана подпрыгнуло, когда он увидел, что пламя уже добралось до бензобака и лижет его бока. Сейчас машина взорвется, как бомба, и разнесет Майка на куски! Как, впрочем, и самого Юлиана, поскольку он все еще был здесь.

Он подхватил Майка под мышки и изо всех сил дернул на себя. Кожаная куртка тлела, и кожа была так горяча, что Юлиан обжег себе пальцы. Но не отступился, пока не вытащил Майка из-под мотоцикла. Сам при этом упал навзничь, и тут мотоцикл взорвался, извергая во все стороны пламя, раскаленные обломки и горящий бензин.

Юлиан видел, как горящий бензин облил правую ногу Майка. Одним прыжком он очутился возле него, голыми руками сбивая огонь, и опять подхватил его, чтобы оттащить подальше от огня.

— Боже мой, Майк! — задыхаясь, прохрипел он. — Да ты...

Он осекся на полуслове. Лицо Кожаного было черным. Но Юлиан ошибался, принимая эту черноту за копоть. И вдруг он понял, почему куртка Майка была такой раскаленной, что он обжег о нее руки. Он понял это, когда Майк поднял голову и посмотрел на него пыла­ющими адскими глазами.