Венец - Сигрид Унсет

- Обещай мне, что ты не будешь видаться с Эрлендом до приезда твоего отца, - сказал он, когда они остановились у ворот.

- Этого я не обещаю, - сказала Кристин.

- Тогда он даст мне такое обещание, - сказал Симон.

- Я не буду встречаться с ним, - быстро сказала Кристин.

- Ту собачку, что я когда-то подарил тебе, - сказал Симон перед тем, как они расстались, - отдай своим сестрам - они так любят ее... Если тебе будет не слишком неприятно видеть ее у себя в доме!.. Я уезжаю на север завтра рано утром, - добавил он пожал на прощание Кристин руку на глазах у сестры привратницы.

Симон Дарре зашагал вниз в сторону города. Он шел, размахивая кулаками, разговаривая сам с собою вполголоса и гневно посылая ругательства в туман. Клятвенно заверял себя, что ничуть не горюет о ней, Кристин... Как будто он считал какую-то вещь сделанной из чистого золота, но, когда разглядел ее ближе, то оказалось, что она из меди и олова! Белая как снег стала она на колени и протянула руку в огонь - это было в прошлом году, а в этом - пила вино с отлученным от церкви распутником на чердаке у Мухи... Черт побери, нет! Только ради Лавранса, сына Бьёргюльфа. который живет в горах в Йорюндгорде и верит... Нет, никогда Лаврансу не приходило в голову, что его могут так обмануть! Теперь сам он, Симон, повезет ему известие и будет помогать им врать этому человеку - вот отчего его сердце горело гневом и печалью.

Кристин не собиралась сдержать свое обещание Симону Дарре, но ей удалось обменяться с Эрлендом всего несколькими словами - как-то вечером на дороге.

Она стояла, держа Эрленда за руку и чувствуя себя удивительно смирившейся, пока тот вспоминал о том, что случилось о доме Брюнхильд. Он еще как-нибудь поговорит с Симоном, сыном Андроса.

- Если бы мы там подрались, то дали бы повод для самых грязных сплетен, - горячо сказал Эрленд. - Симон тоже отлично это знал.

Кристин понимала, как больно задето его самолюбие. Сама она с тех самых пор непрерывно думала о случившемся - нельзя было не сознаться, что в этом приключении на долю Эрленда выпало еще меньше чести, чем на ее собственную. И Кристин чувствовала, что теперь они действительно стали единой плотью, - она будет отвечать за все, что он делает, даже если ей самой не нравятся его поступки, и на собственном теле будет чувствовать, когда Эрленд оцарапается.

Три недели спустя Лавранс, сын Бьёргюльфа, приехал в Осло за дочерью.

Кристин чувствовала страх и боль в сердце, когда шла в приемную для свидания со своим отцом. Первое, что ей бросилось в глаза, когда она увидела его, - он стоял, разговаривая с сестрой Потенцией, - было, что он выглядит иначе, чем она его помнила. Может быть, он и не изменился с тех пор, как они расстались год тому назад, но во все годы своей жизни Кристин видела его молодым, бодрым и красивым человеком, которым так гордилась в детстве при мысли, что он ее отец. Конечно, каждая зима и каждое лето, проносившиеся над ним там, дома, накладывали на Лавранса свою печать, и он становился старше, как и ее эти годы постепенно превратили во взрослую молодую женщину, - но она не видела этого. Она не видела, что его волосы выцвели в некоторых местах, а у висков приобрели рыжеватый. ржавый оттенок - так всегда седеют светлые волосы. Руки стали сухими, лицо вытянулось, так что мускулы у рта натянулись, словно струны; молодая бело-розовая кожа стала одноцветной, обветренной. Он ходил не горбясь, а все же лопатки выступали под плащом как-то по-другому. Он ступал легко и твердо, идя с протянутой рукой навстречу Кристин, но это не были прежние мягкие и быстрые движения. Наверное, все это было и в прошлом году, но только Кристин не замечала. Может быть, сейчас прибавилась маленькая черточка, которой не было раньше, - какая-то подавленность, и она-то и заставила Кристин теперь так ясно заметить все. Она залилась слезами.

Лавранс обнял ее одной рукой за плечи, а другой приподнял ей голову.

- Ну; ну, возьми себя в руки, дитя мое! - мягко сказал он.

- Вы сердитесь на меня, отец? - тихо спросила она.

- Ты сама должна понять, что сержусь, - отвечал он, продолжая гладить ее по щеке. - Хотя ты, конечно, знаешь, что тебе не нужно меня бояться! грустно добавил он. - Право, ты должна взять себя в руки, Кристин, - как тебе не стыдно так вести себя! - Кристин так плакала, что должна была сесть на скамейку. - Мы не будем говорить об этом здесь, где столько народу ходит взад и вперед, - сказал он, садясь рядом с Кристин и беря ее за руку. - Что же ты ничего не спросишь о матери и о сестрах?..

- Что говорит об этом мать? - спросила дочь.

- Ах, ты можешь себе представить! Но не будем говорить об этом сейчас, - снова повторил он. - А вообще она здорова... - И он начал рассказывать все, что приходило ему в голову о жизни у них дома, пока Кристин мало-помалу не успокоилась.

Но ей казалось, что ее душевное напряжение стало еще сильнее оттого, что отец ничего не сказал о разрыве помолвки. Лавранс дал ей денег для раздачи бедным, жившим в монастыре, и для подарков подругам; сам же он сделал богатый вклад в монастырь, не забыл и сестер; и все предполагали, что Кристин едет домой справлять обручение и свадьбу. Они с отцом в последний раз отобедали у фру Груа в комнате аббатисы, и та дала самый хороший отзыв о Кристин.

Но вот и это все наконец кончилось. Кристин распрощалась у монастырских ворот с сестрами и подругами. Лавранс подвел ее к лошади и поднял в седло. Ей было так странно ехать с отцом и его йорюндгордскими слугами вниз к мосту по той самой дороге, где она тайком пробиралась в темноте; было так удивительно ехать верхом по улицам Осло свободно и с почетом. Кристин подумала о том великолепном свадебном поезде, о котором ей часто говорил Эрленд, - у нее стало тяжело на сердце; было бы гораздо легче, если бы Эрленд увез ее с собой. Еще так долго придется ей быть одною наедине с самой собой и совсем другою открыто, перед людьми! Но тут взгляд ее упал на серьезное, постаревшее лицо отца, и она заставила себя думать: да, Эрленд все-таки прав.

На постоялом дворе было еще несколько проезжих. Вечером все вместе ужинали в маленькой горнице с очагом, где было только две кровати; Лаврансу и Кристин предоставили спать здесь, потому что они были самыми почетными гостями. Когда время подошло к ночи, все остальные постояльцы встали из-за стола и разошлись в поисках места для спанья, приветливо пожелав им спокойной ночи. Кристин вспомнила - ведь это она ходила тайком в дом Брюнхильд Мухи и позволяла Эрленду обнимать себя; чувствуя себя больной от горя и от страха, что ей никогда уж больше не принадлежать ему, она думала: "Нет, здесь мне больше уже не место!"

Отец сидел в стороне на скамейке и смотрел на дочь.

- Мы не поедем на этот раз в Скуг? - спросила Кристин, чтобы нарушить молчание.

- Нет, - ответил Лавранс. - С меня пока довольно и того, что я должен был выслушать от твоего дяди Тронда, - почему я не применю к тебе отцовской власти, - пояснил он, когда Кристин взглянула на него. - Да я бы и заставил тебя сдержать слово, - сказал он немного спустя, - если бы Симон сам не сказал, что не хочет иметь приневоленную жену.

- Я никогда не давала Симону слова, - быстро сказала Кристин. - Ты всегда говорил прежде, что не станешь принуждать меня к браку насильно!..

- Насилием бы это не было, если бы я потребовал, чтобы ты исполнила договор, известный всем людям в течение всего этого времени, - отвечал Лавранс. - В течение двух зим вас называли женихом и невестой, и ты не возражала ни словом и не высказывала неудовольствия, пока не назначили день свадьбы. Если ты хочешь искать оправдания в том, что в прошлом году дело было отложено и поэтому ты не поклялась Симону в верности, то я не назову это честным поступком!

Кристин стояла, смотря в огонь.

- Я не знаю, что хуже, - продолжал отец, - будут ли говорить, что ты отвергла Симона или что ты была забракована! Господин Андрес послал ко мне сказать... - говоря это, Лавранс покраснел, - что он рассердился на сына и просит меня требовать такого денежного удовлетворения, какое только я найду достаточным. Я должен был сказать правду, - не знаю, было ли бы лучше солгать, - но я сказал, что если нужно искупать вину, то скорее всего нашу, а не их! Но в обоих случаях позор лежит на нас.

- Не могу понять, почему это так позорно, - тихо сказала Кристин. Раз Симон и я согласны друг с другом!

- Согласны? - подхватил Лавранс. - Он не скрывал своего огорчения, но сказал, что после вашего с ним разговора, пожалуй, ничего, кроме несчастья, не выйдет, если он потребует, чтобы ты сдержала свое слово!.. Но теперь ты должна сказать мне, каким образом все это случилось с тобой?

- Разве Симон ничего не говорил? - спросила Кристин.

- По-видимому, он думает, что ты полюбила другого, - сказал отец. - Ты должна теперь сказать мне, в чем тут дело, Кристин!

Кристин немного подумала.

- Видит Бог, - тихо сказала она, - я прекрасно понимаю, что Симон достаточно хорош для меня, и даже больше того! Но правда, что я познакомилась с другим человеком и поняла, что в жизни моей никогда уже не будет ни одного счастливого часа, если мне придется жить с Симоном; даже если бы он обладал всем золотом Англии, я все же предпочту другого, хотя бы у того была одна-единственная корова...