Двести встреч со Сталиным - Павел Александрович Журавлев

вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке? И. В. Сталин ответил:

— Оставьте за себя Ватутина. — Потом несколько раздраженно добавил: — Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся.

Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе.

Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления, т. 1.

АПН, М., 1974. С. 264–269.

Н. Д. Яковлев, 24 июня 1941 года

Шел третий день войны. Я все еще знакомился со структурой ГАУ, его людьми. И вдруг неожиданный вызов в Кремль, к И. В. Сталину.

В приемной И. В. Сталина познакомился с его секретарем А. Н. Поскребышевым. А затем через кабинет Поскребышева и смежную с ним комнату, в которой находились двое людей из охраны, вошел в многократно уже описанный другими мемуаристами кабинет Сталина. Как сейчас помню, посреди кабинета стояли члены Политбюро, нарком обороны С. К. Тимошенко, еще кто-то из военных. Разговор велся общий.

Остановившись у двери, стал ждать. До той поры мне никогда еще не приходилось близко видеть И. В. Сталина. Он представлялся более крупным, чем оказался в действительности. Сталин был сухощав, среднего роста, с небольшими следами оспы на слегка желтоватом лице. Одет в сероватого цвета френч, такого же цвета брюки, заправленные в мягкие сапоги с невысокими голенищами.

Наконец заметив меня, И. В. Сталин отделился от группы и неторопливо приблизился ко мне. Я доложил, что являюсь начальником ГАУ, назвал свою фамилию.

— Так вы и есть тот самый Яковлев, новый начальник ГАУ? — кивнул Сталин. — Здравствуйте! Как у вас идут дела?

Я ответил, что пока мне все ново, стараюсь поскорее познакомиться с большим ведомством, которое мне доверили.

Не скрыл, что есть много неясного в обеспечении войск, данные поступают разноречивые. Устанавливаю связь с промышленностью и, конечно, жду резкого повышения поставок в соответствии с требованиями военного времени. Чувствую, что мне нужна авторитетная помощь кого-либо из членов правительства, так как руководство Генштаба сейчас целиком занято оперативной обстановкой, а я еще не знаю, как быть с заказами на вооружение и боеприпасы.

Сталин выслушал меня спокойно, пожелал поскорее войти в дела ГАУ. Подчеркнул, что нужно быть внимательным, по-хозяйски подходить к заявкам. Обещал подумать о всех моих просьбах. На этом наша первая встреча с ним закончилась.

В первые недели войны И. В. Сталин приезжал в Кремль, в свой кабинет, днем. Затем — обычно часам к восемнадцати-девятнадцати. В октябрьско-декабрьские дни 1941 года — то днем, то к восемнадцати часам. В остальные месяцы и годы войны в своем кабинете находился обычно с восемнадцати до двух-трех часов ночи, после чего он и члены Политбюро или уходили на квартиру Сталина, или уезжали к нему на ближнюю дачу. И там до утра продолжалось обсуждение разных партийно-государственных вопросов.

Следовательно, и заседания Государственного Комитета Обороны, и работа Ставки проходили в одном и том же кабинете. Но я не помню случая, чтобы эти заседания носили в годы войны протокольный характер. Обычно те или иные дела разбирались путем обмена мнениями.

Постановления Государственного Комитета Обороны, как, впрочем, и представления в ГКО, должны были быть всегда лаконичными, краткими, ясно излагать суть вопроса или решения. Иногда проект постановления писался под диктовку Сталина тут же, в кабинете. При этом надо было помнить, что он имел привычку, диктуя, ходить по кабинету, а иногда и подходить сзади, через плечо пишущего читая текст. Не терпел, когда слова были неразборчивы, сердился.

После написания постановление тут же набело перепечатывалось в машбюро у Поскребышева и после подписи без промедления доставлялось фельдъегерями заинтересованным лицам. Словом, оперативность в этом вопросе была на высоте.

Н. Д. Яковлев. Об артиллерии и немного о себе.

«Высшая школа», М., 1982. С. 67–68.

И. Т. Пересыпкин, 23–30 июня 1941 года

<…> Большую и важную роль в обеспечении нормальной работы Московского узла связи играли ремонтно-восстановительные части Народного комиссариата связи. Интересна история их возникновения. На ней следует остановиться подробнее.

В один из первых дней войны сразу же по возращении из Орши мне удалось попасть на прием к И. В. Сталину, что тогда было очень непросто.

Во время доклада Сталин спросил меня, как обстоят дела в Наркомате. Я пытался подробно доложить, но он перебил меня и вновь спросил: «А что требуется?» — и, пододвинув ко мне большую стопку бумаги, сказал: «Пишите». Я сел за ничем не покрытый стол у стены и задумался. Потом начал писать, а Сталин ходил по кабинету, время от времени поглядывая на меня. Нелегко было в столь необычной обстановке перечислить все то, что требуется в первую очередь. Нужд было очень много. Я понимал, что указать надо было самое главное и кратко, но исписал несколько листов писчей бумаги.

Прочитав мою записку, И. В. Сталин написал на ней «согласен» и сказал:

— Идите к Чадаеву, пусть выпускает закон. Так и сказал: «закон». Я. Е. Чадаев в то время был управляющим делами Совнаркома СССР.

<…>

Вскоре было принято решение, где в числе других мер по оказанию помощи Наркомату связи был один очень важный пункт: НК связи было разрешено сформировать в Москве три ремонтно-восстановительных батальона.

И. Т. Пересыпкин …А в бою еще важней.

Изд. «Советская Россия», М., 1970. С. 68–69.

Г. К. Жуков, 26 июня 1941 года

26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

— На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете немедленно вылететь в Москву?

— Сейчас переговорю с товарищем Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.

Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.

Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:

— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — И бросил на стол карту Западного фронта. — Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.

— Хорошо, через сорок минут доложите. Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте. <…>

Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже Зап. Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев — Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21-ю и 22-ю армии. Кроме того следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом