Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин

может?

– В этом-то всё и дело. – усмехнулся молодой человек. – Никто из вас не пробовал изучать сами бусины. Исследователи в Д.О.П. е что-то такое затевали, но Корф категорически запретил эти работы, когда узнал, что они, для начала, собирались разрезать одну из драгоценных бусин. Семёнов был с ним согласен.

– И?.. – Бурхардт сощурился – он смотрел на собеседника выжидающе. – Вас, как я понимаю, этот запрет не остановил?

– Так уж получилось, что в моём распоряжении была одна-единственная бусина, о чём не знали ни Семёнов, ни Корф, ни даже предводитель нашей группы, Геннадий Войтюк. Ирония в том, что он сам в своё время дал мне её – бусины, видите ли, служили своего рода ключом от порталов-"червоточин", а мы тогда довольно часто перемещались между нашим временем и прошлым. Но потом, видимо, запамятовал – столько всего сразу навалилось… В общем, бусина осталась у меня, и когда меня заперли в секретной лаборатории Д.О.П. а – я не мог отказать себе в удовольствии провести опыты. И вот тут-то стали выясняться удивительные вещи…

Виктор покатал на ладони неровный чёрный шарик. Бурхардт смотрел на них, не отрываясь – как бандерлоги на удава Каа из старого мультика.

– Вы обратили внимание, профессор, что ни в одной из них нет сквозных отверстий, какие бывают, скажем, в бисере или зёрнах чёток?

– Хм… – Бурхардт озадаченно крякнул. – Как-то не замечал… да, наверное, вы правы. Но я держал их в руках всего раз-другой и не имел случая приглядеться.

– Дело в том, что опасения Корфа и Семёнова были напрасны. Ни просверлить бусины, ни разрезать, ни даже поцарапать невозможно. Я применял самые твёрдые из доступных мне сплавов, пробовал даже алмазный резец. Невозможно. Их и в чётки-то составляли, обвивая тонкой проволокой, а не пропуская нитку насквозь. Но не это самое странное…

Виктор положил шарик на столешницу.

– Потерпев неудачу с алмазным резцом, я подумал, что хорошо бы проверить их на прочность лазерным буром – такие используют у нас в промышленности для того, чтобы прожигать отверстия в самых твёрдых материалах. Разумеется, у меня такой установки не было, а потому я попросту направил на бусину луч лазерной указки – вроде той, что мы использовали для опытов с "атласом тетрадигитусов", только послабее. Просто так направил, не ожидая особенного эффекта. Но – эффект был, и ещё какой!

– Какой же?

Бурхардт чуть ли не пританцовывал на месте, что совершенно не вязалось с его обликом академического учёного. Виктор поймал себя на том, что получает от этого подлинное наслаждение.

– Луч пропал. Он вошёл в бусину – и исчез. Не отразился, не рассеялся на шершавой поверхности, а словно канул в ней. Я освещал её несколько секунд, и за это время бусина должна была бы хоть немного нагреться – но нет. А потом случилось самое поразительное. Через пару часов, когда я и думать забыл об этом опыте и занялся чем-то другим, из бусины – она лежала на столе, рядом с ноутбуком, – вдруг вырвался лазерный луч! Причём зелёный, а я-то подсвечивал её красным! Вы понимаете, что это значит?

– Пет. – немец скривился. Его тяготила вынужденно принятая роль нерадивого школяра. – И что же?

– А то, что луч, который я направил на бусину, пространствовал в её глубинах целых два часа, что при скорости света в триста тысяч километров в секунду аналогично расстоянию в два миллиарда сто шестьдесят миллионов километров, что немногим меньше расстояния от Земли до планеты Уран. И к тому же, по дороге изменил частоту – то есть, в нашем случае, видимый цвет. А значит, бусины это никакие не бусины, то есть, не предметы, изготовленные из некоего материала, а области иного физического пространства, свернувшегося… ну, например, под воздействием нашего пространства. Луч, попав туда, совершил некое путешествие, подвергся изменениям – неважно, доплеровской, гравитационной и космологической природы – и вырвался обратно!

– И что это значит?

Бурхардт не пытался скрывать потрясения. Заметно было, что он верит собеседнику, верит каждому его слову – хотя не факт, что понимает всё сказанное.

– Пока и сам не знаю. – Виктор покачал головой. – Но очевидно, что эти "брызги" свёрнутого пространства-времени напрямую связаны с образованием порталов-"червоточин". Мало того: используя свойства "бусин" можно комбинировать их свойства и даже управлять "червоточинами"! А значит, изучив эти явления, мы сможем подобраться к этой загадке – но уже не методом тыка, как вы изволили предположить, герр Бурхардт, а на строго научной основе!

И словно в ответ на эти слова лежащая на столе бусина исторгла из себя ярко-зелёный луч. Бурхардт вздрогнул и попятился.

– Я подсветил её лазером ровно… – Виктор посмотрел на часы, – ровно два часа назад. Подсветка продолжалась пятнадцать секунд, а значит, через три… две… одну…

Луч погас. Бусина лежала на ладони Виктора, словно и не с ней только что происходили все эти чудеса.

– Как видите, всё именно так, как я вам и говорил. Так что, профессор, пора нам с вами браться за дело, пока наши… хм… работодатели не растеряли остатки терпения и не наделали ещё каких-нибудь глупостей. Устроить покушение на эмиссаров Д.О.П. а – это же надо было додуматься! Да им молиться надо, чтобы бельгиец ошибся, и Семёнов и его спутник остались в живых. Насколько я успел узнать характер барона Корфа – такого он не простит никому и будет преследовать виновных в гибели его людей, привлекая для этого все возможности своего Департамента. А их, уж поверьте, немало!

– Так вы полагаете, герр Семёнов уцелел? – встрепенулся Бурхардт, обрадованный тем, что разговор перешёл на понятные ему материи.

– Ну, я бы сказал, что ловкость подручных мистера Уэскотта оставляет желать лучшего. – усмехнулся в ответ Виктор. – Они даже взбалмошную дамочку не смогли заставить замолчать, и одного своего потеряли убитым – а ведь казалось, задачка-то пустяковая! Поверьте, герр профессор, мы с вами ещё услышим о господине Семёнове. А пока – не подумать ли нам о собственной безопасности?

Конец второй части

Часть третья

День Холодного Железа

I

Франция, Марсель.