Четвертый тост - Александр Бушков

– Начальство решает, – выдал майор чистую правду.

– Начальство, ва! Тогда получается, что глупое у тебя начальство, товарищ майор. Если у вашего нового русского орла целые две головы, почему хоть одной не думает? Вот скажи ты мне, почему не думает? Раньше сразу было видно, кто ты такой и из каких войск. Майор, фэ… – Он яростно фыркнул.

– Вы, отец, не старшиной ли служили? – со всей предписанной дипломатичностью осведомился майор. – Очень уж вы… боевой.

– Зачем старшиной? Младшим лейтенантом, в конце концов! Взводом командовал. И порядок тогда был настоящий. Попробовал бы кто-то болтаться без погон в расположении части…

– У вас какое-то дело ко мне, отец?

– Дело! Дело… Ты мне скажи, товарищ майор, когда это все кончится?

– Что?

– Вот все это! – Старик широко развел руки, ухитрившись при этом не расплескать ни капли дымящегося крепкого чая. – Все это безобразие! Десять лет нет уже людям настоящей, спокойной жизни! Дудаев-Мудаев, ваххабиты – не ваххабиты… По-твоему, это жизнь? Разве так можно жить? Я на старости лет должен брать автомат и садиться в окоп, никто меня туда не гонит, но надо же показать молодым, как нужно с этими бандитами разговаривать… Почему я, участник Великой Отечественной, должен старыми руками автомат чистить? Почему молодые не занимаются делом? Почему вы нас вдобавок бандитами называете, всех подряд? Я бандит, да? Потому что вайнах? Тогда возьми меня и застрели, вот из этого большого пистолета…

– Да кто ж вас, скажите на милость, бандитом-то называет, отец… – устало сказал майор, гадая, как отделаться от гостя.

– Вот эти, молодые, у шлагбаума! За спиной говорят! Думают, я русского не знаю? Я на русском четыре года командовал, сначала сержантом, потом младшим лейтенантом!

– Хватает дураков…

– Почему же вы умных дома держите, а к нам дураков посылаете? – Старикан, похоже, выпустил пар и немного присмирел. – Ты мне скажи все же, товарищ майор, – когда это кончится?

Майор смотрел на него устало и беспомощно. Дело даже не в предписанной дипломатии – и без приказа не станешь грубить человеку, у которого на старом черном пиджаке висят две «Славы», две «Отваги», «За взятие Берлина» да вдобавок Красная Звезда, – ну, и все сопутствующие медальки, автоматически полагающиеся с бегом лет… Но как быть, если сказать нечего?

В конце концов он, кажется, придумал… Вздохнул:

– Отец, а если бы у вас какой-нибудь заезжий англичанин спросил году в сорок третьем: «Когда все это кончится, младший лейтенант?» Что бы вы ему ответили?

Какое-то время старик, потерявши воинственный напор, обдумывал то ли его слова, то ли свой ответ. Потом понурился:

– Что бы я ему сказал, интересно знать? Что я – не Иосиф Бесарион Сталин, а младший лейтенант…

– Вот и я – майор… – развел руками Влад. – Всего-то… С вопросами нужно к большим генералам обращаться…

– Где я тебе возьму большого генерала? – вздохнул старик. – И кто меня к нему пустит? Еще побоятся, что я ему палкой по шее дам… и правильно побоятся… Ты зачем приехал? Будешь ловить тех, кто похитил Алхазаровых?

– А вы знаете, кто их похитил?

Знал бы – давно бы повел следом отряд… Алхазаровы мне родственники. Не знаю, – вздохнул он с сожалением. – Нынче по горам бродит столько непонятного народа… Мой внук своими глазами видел негров. Сразу двух. Что негры-то у нас потеряли? Или они тоже за ислам? Мусульмане нашлись, ва!

Майор насторожился – у Джинна в отряде как раз имелась парочка чернокожих суданцев – и спросил осторожно:

– А где он видел негров?

– В горах, – отрезал старик. – Как тут точно объяснить, если ты гор не знаешь? По горам бродили, дня три назад. – Он допил чай и с некоторым трудом поднялся, взял предупредительно протянутую Курловским узловатую палку. – Если ты их поймаешь – спасибо скажу. Только негров мне тут не хватало… Не Африка, слава Аллаху…

И вышел, держа спину прямо. Майор остался стоять, глядя себе под ноги, ощущая лишь тоскливое раздражение, не имевшее конкретного адресата.

Слава кашлянул за спиной:

– Влад, только что сообщили по тэвэ… Уже впихнули в текущие новости по основным каналам: мол, героическое подразделение внутренних войск разнесло к чертовой матери караван злых ваххабитов… Даже кадрики показали, и про блядюгу Нидерхольма помянули оперативно. Внутренние войска, понимаешь…

– Ну и правильно, – устало сказал майор. – Будем скромными, скромность, она, знаешь ли, украшает человека…

Глава третья

Между дьяволом и чертом

Отсюда, из широкого окна несостоявшегося Дома культуры, село просматривалось отлично; правда, оно тонуло во мраке, лишь кое-где светили редкие окна, за которыми протекала чужая, непонятная, марсианская жизнь. Минарет довольно красиво вырисовывался на фоне звездного неба, что, впрочем, с циничной армейской точки зрения, делало его хорошим ориентиром для самых разных надобностей. Как в любой обычной деревне, то там, то здесь лениво побрехивали собаки. А иногда начинали гавкать по-другому – протяженно, целеустремленно, работали по конкретным объектам, говоря профессиональным языком. Ясно было, что это болтаются по улицам местные патрули.

Все долетавшие звуки были насквозь гражданскими, мирными. Пробормотав под нос что-то нечленораздельное, майор перешел в другую комнату, оборудованную под примитивный штаб, единственное окно надежно занавешено раздобытым здесь брезентом, на полу горит тусклый фонарь.

Он присел на корточки рядом с Токаревым и Самедом, еще раз присмотрелся к карте. В общем, ничего особенно сложного. Отойти от села километра на три – примерно половину пути по равнине, а остальное отмахать по предгорьям. Выйти в условленную точку, получить донесение – не известно заранее, будет ли на сей раз оно устным или письменной шифровкой – и вернуться по тому же маршруту.

Всего делов. Однако сколько народу свернуло себе шеи даже на значительно менее сложных маршрутах…

– Да не вертись ты так, – сказал Токарев. – Не первый раз. И место знакомое.

– Сплюнь через левое плечо.

– Плюю каждый раз, аккуратно. Самед тоже, по-своему…

Самед, блеснув в полумраке великолепными зубами, нараспев продекламировал:

– Аузу биллахи миншайтан ир-радюим…

– Это как? – хмуро спросил майор.

– Заклинательные слова против Иблиса, то есть шайтана. «Прибегая к Аллаху за помощью от шайтана, побиваемого камнями», – охотно пояснил Самед. – Говорят, помогает.

– Вы еще Айболита разбудите, – сказал майор. – Он вам что-нибудь по-монгольски добавит. Однако пора бы проводнику…

– Чу! Слышно движенье…

Майор выглянул в дверной проем. И точно: снаружи послышалась тихая перекличка:

– Семь!

– Одиннадцать!

Все верно, шли свои: пароль был примитивный, но надежный – еще с афганских времен, арифметический.

Михалыч вошел первым, остановился в стороне. Майор взял фонарь с пола, высоко поднял, освещая лицо второго.

Тот стоял спокойно – в камуфляжной куртке, с коротким автоматом под полой, ростом не уступавший майору, – только глаза чуть сузил от бьющего в лицо света. Произнес без выражения:

– Здорово, командир.

– Здравствуй, лейтенант, коли не шутишь, – сказал майор.

– Был лейтенант…

– А потом?

– А потом слишком многое развалилось… Начиная с одного-единственного захолустного танкового полка и кончая… – Он махнул рукой. – К чему нам, командир, вечер воспоминаний? У нас работа, пора идти… Время поджимает. Вас предупредили насчет условий? Твои за мной идут только до горушки и там остаются ждать. Не хочу я таскать по тропкам целую орду…

– Резонно, – сказал майор, пытливо в него всматриваясь.

А что тут, собственно, можно было определить за считанные минуты, в какие глубины сознания проникнуть? Человек как человек, неразговорчив разве что. Не выглядит ни моложе, ни старше своих лет, полное соответствие возрасту, усы аккуратно подстрижены, в глазах некая отрешенность, но это выражение глаз здесь слишком часто встречается и никого уже давно не удивляет…

– Местные за вами не ходят, Абалиев? – поинтересовался майор.

– Восток – дело тонкое, командир. Всех деревенских будней вам все равно не понять. Ходят – не ходят… Какая разница? Главное, чтобы то, что ты делаешь, никому не мешало. Тогда и не будет ничего, то есть никто никому мешать не станет… Ну, двинулись?

Токарев с Самедом направились к выходу. Майор смотрел им вслед, как будто это могло чему-то помочь и что-то изменить, пока вся троица, миновав Краба, не растворилась в темноте.

Потом вышел наружу. Краб сидел на удобном штабельке слежавшегося кирпича, примостив рядом автомат. В окрестностях ничегошеньки не изменилось – все так же побрехивали собаки, временами яростным гавканьем отмечая перемещение по деревне невидимых отсюда патрулей. Звезд над головой было несчитанно – как всегда вдали от городов.