Нулевое досье - Гибсон Уильям

– В каком смысле?

– Больше риска. Больше возможностей. Момент сейчас очень неподходящий, но это всегда бывает не ко времени. Мы пришли.

Они остановились перед узким магазинчиком в Сохо. Минималистская вывеска матовыми серебристыми буквами гласила: «ТАНКИ & ТОДЗЁ»[32]. Холлис взглянула на витрину. Там стоял старинный портновский манекен, облаченный в вощеный хлопок, твид, вельвет, кожаную сбрую.

Бигенд придержал Холлис дверь.

– Здравствуйте, – произнес щуплый японец за прилавком. На нем были круглые очочки в золотой оправе.

Больше в магазинчике никого не было.

– Мы будем в заднем помещении, – сказал Бигенд, проводя Холлис мимо японца.

– Конечно. Я прослежу, чтобы вас не беспокоили.

Холлис кивнула ему и улыбнулась. Японец поклонился. На нем был спортивный твидовый пиджак со вставками из вощеного хлопка на рукавах.

Вместо захламленной подсобки за дверью оказалось довольно просторное чистое помещение. Никаких юмористических надписей, никаких попыток создать домашний уют. Свежепокрашенные серые стены. Дешевые белые стеллажи с вещами в полиэтиленовых пакетах, коробками, каталогами тканей.

– Милгрим со Слейтом были в Калифорнии, – сказал Бигенд, усаживаясь за белый икейский столик.

Угол стола, ближе к Холлис, ободрался, и был виден материал, что-то вроде прессованной овсянки. Сама Холлис села на декоративный табурет с пухлой подушкой сиреневого бархата – вероятно, реликт восьмидесятых годов, оставшийся от прежних владельцев.

– Слейт организовал нам возможность взглянуть на прототип тактических штанов. Вокруг них ходили занятные слухи, хотя, когда мы получили снимки и прориси, мы так и не поняли, из-за чего шум. Наши лучшие аналитики сочли, что штаны вовсе не тактические. Что-то для магазинных ниндзя[33].

– Для кого?

– Новое поколение митти[34].

– Теперь совсем ничего не понимаю.

– Молодые люди, которые одеваются так, чтобы их приняли за членов элитных подразделений. Разновидность косплея, на самом деле. Эндемичная. Вообще-то, сейчас многие играют в войнушку. Не играют те, кто правит миром, и молодые, которые всерьез намерены прийти им на смену. Ну и настоящие солдаты, разумеется. Бо́льшая часть остальных – снарягодрочеры. Кто-то больше, кто-то меньше.

– Что, правда есть такое слово?

Бигенд показал зубы.

– Мы поручили команде культурологов опросить солдат, возвращающихся из Ирака. Тогда его впервые и услышали. Разумеется, есть настоящие профессионалы, которым и впрямь нужно тактическое снаряжение. Хотя они обычно не так на нем помешаны. Но нас-то, конечно, интересует именно помешательство.

– Да?

– Маниакальная страсть к не просто качественным, а особенным вещам. Милитари-фетишизм. Семиотика сверхэлитных армейских и полицейских подразделений. Желание обладать этими вещами и через них приобщиться к избранной касте.

– Очень похоже на моду.

– Именно. Штаны, но непременно те самые. Мы не смогли бы искусственно создать столь сильную потребительскую тягу. Это как секс во флаконе.

– Для меня нет.

– Вы женщина.

– Они мечтают быть военными?

– Быть – нет. Мечтают самоидентифицироваться как военные. Хотя бы тайно. Воображать, что их примут за военных. Практически ни один из этих продуктов даже близко не пригоден для заявленного назначения. Что, разумеется, верно и для большей части товаров в традиционном армейско-флотском магазине. Целая вселенная несбыточных мужских фантазий. Однако уровень потребительской мотивации и то, что эти товары зачастую относятся к сектору предметов роскоши и стоят соответственно… Вот это уже новое. Когда мне показали материалы, я ощутил себя нейрохирургом, который видит пациента с полностью обнаженной нервной системой. Все как на ладони. Фантастика.

– И это связано с военными заказами?

– Да, хотя и не просто. По большей части одни и те же производители. Но нашему штатскому покупателю, нашему Уолтеру Митти двадцать первого века, это нужно так же, как моднику в шестьдесят пятом на этой самой улице нужен был блейзер с вырезом до пупа.

– На мой взгляд, это скорее смешно.

– Встречается почти исключительно у мальчиков.

– Почти, – согласилась Холлис, вспомнив цахаловский лифчик Хайди.

– Милгрим и Слейт поехали в Южную Каролину, поскольку были данные, что кто-то близок к заключению контракта с Минобороны. На штаны. Мы сами очень активно этим интересуемся, поэтому решили поближе взглянуть на продукт.

– И кто эти «кто-то»?

– Мы все еще выясняем.

– Я совершенно не представляю вас в этой области. В области военных контрактов.

– Это единственная область легкой промышленности, не пораженная болезнью моды. И значительно более прибыльная. Но одновременно всё, что работает в моде, работает и в военных заказах.

– Ну уж наверняка не всё.

– Больше, чем вы думаете. Военные, если подумать, изобрели понятие бренда. Идею узнаваемой формы. На ней держится вся мировая индустрия моды. Однако люди, чью модель Милгрим сфотографировал и переснял в Южной Каролине, по всей видимости, перевербовали Слейта. И мы имеем, что имеем.

– Что именно?

– Потенциально опасную ситуацию, – твердо ответил он.

– Из-за того, что Слейт ваш личный айтишник?

– Из-за того, что они за люди. Я поручил еще более личному айтишнику приглядывать за Слейтом и за его системами, теми, про которые он мне говорил и про которые не говорил. Как я уже упоминал, мне это не впервой. Так что в нормальных обстоятельствах я бы не беспокоился, по крайней мере так. Но один из этих людей был здесь, в Лондоне. Он следил за вами и Милгримом в Париже при поддержке Слейта.

– Милгрим называл его Фоли.

– Надо полагать, что так называемый Фоли следил и за вами. Существует некоторое перекрытие между двумя группами, которые я упоминал. Настоящими элитными бойцами и магазинными ниндзя. Потенциально проблематичный сегмент на этой конкретной диаграмме Венна.

– Я видела его, – сказала Холлис. – Он спустился за мной в подвал здания, где я…

Она не договорила.

– Где вы встречались с Мередит Овертон. Я вчера попросил Милгрима изложить основное моей сотруднице. Его особенно выбила из колеи встреча с Раушем.

– Меня тоже, хотя Рауша, кажется, она напрягла еще больше. Он решил, вы его проверяете. Рауш на стороне Слейта?

– Вряд ли. Он не настолько быстро соображает. Вы узнали, кто моделирует «Габриэль Хаундс»?

– Нет. Но Мередит Овертон либо знает, либо считает, что может выяснить.

– И что, по-вашему, побудило бы ее либо сказать нам, либо выяснить и сказать нам?

– Она выпустила линию обуви. Предприятие лопнуло, и почти вся партия последнего сезона затерялась.

– Да. Мы сейчас смотрим данные по Овертон. Это была хорошая линия. Предвосхитила лучшие тенденции окрестностей Харадзюку.

– Мередит думает, партия на складе в Сиэтле. В Такоме. Где-то. И уверена, что «Синий муравей» мог бы ее отыскать. В таком случае Мередит сумеет юридически ее вернуть.

– И тогда?

– Тогда она продаст свои туфли через eBay. Как я понимаю, они с тех пор выросли в цене.

– Но главным образом ради стратегии перезапуска. Продажи на eBay привлекут кулхантеров, разожгут интерес.

– Она об этом не говорила.

– И не скажет. Ей нужны рычаги для нового финансирования. Чтобы либо перезапустить линию самой, либо продать теневым брендовикам.

– Кому-кому?

– Теневым брендовикам. Они находят бренды, иногда уже не существующие, с культовой визуализацией или живучим сюжетом, покупают их и начинают выпускать собственный денатурированный продукт под старой маркой. Думаю, имиджевая репутация уличных туфель Мередит оправдывает такую стратегию в интересно малом масштабе.

– Что-то такое вы планируете с «Габриэль Хаундс»?