Враги целуют жадно (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна Dusiashka

- Да, ЧТО? – раздраженно бросил Збруев, уставившись на него исподлобья.

- Дверь закрой! – прилетело в ответ. – Дует. Ольга Леонидовна замерзла.

Виновато улыбнувшись, профессорша мягко добавила:

- Если тебя не затруднит, Вадим…

Сообразив наконец, о чем идет речь, он выполнил их просьбу.

С грохотом захлопнул распахнутую настежь входную дверь.

- Прошу прощения, - прочистил горло, малость насупившись. – Я задумался.

Но в его извинениях никто не нуждался. Дядя Ярик и Ольга Леонидовна были поглощены исключительно друг другом. Один задавал какие-то странные двусмысленные вопросы, другая (то бледнея, то краснея от волнения) на них сбивчиво отвечала. Так продолжалось несколько минут подряд. А потом вдруг, дядя Ярик повел носом по воздуху, словно хищник, учуявший добычу, и все тем же суровым тоном поинтересовался:

- А чем это у вас так вкусно пахнет, Ольга Леонидовна?

- Что? – растерялась профессорша. – А, вы о… так это мы с девочками перекусить собирались. Анюта на стол накрывает. Вот едой и запахло.

Вадим дернулся, услышав ее имя. Оно раскаленной ртутью разлилось по венам. Внутри все закипело, забурлило от напряжения и эйфории.

«Так вот она где!» - громыхало в голове, оглушающим набатом.

Дабы успокоиться, он полной грудью втянул в себя воздух. И учуял его – аромат еды, свежей выпечки и чего-то еще. Пахло и правда вкусно. Так вкусно, что слюнки потекли и в животе тотчас же призывно заурчало.

Тем временем дядя Ярик хмыкнул, поглядывая на Стеклову сверху вниз:

- Я догадался, - протянул он иронично. – И что же у вас в меню?

Ольга Леонидовна растерянно пролепетала:

- Я сегодня ответственная за десерты. Сырники испекла и… булочки с изюмом в духовке остывают. А Аня жаркое приготовила. И салат, кажется.

- Булочки, значит? – уже откровенно стебался над ней Бондарев. – Это вот так вы худеете, да? На булочках и сырниках? А кофе с коллегами пить отказываетесь… из-за тех же десертов? Непорядок, Ольга Леонидовна!

Профессорша молчала, прожигая его таким разъяренным взглядом, будто собиралась насмерть забить несчастного ректора этими самыми булками.

Но дядя Ярик напрочь игнорировал ее молчаливые посылы.

- Итак, Ольга Леонидовна, - продолжил он деловым тоном. – Как долго еще вы собираетесь держать нас в дверях? До вечера? До утра? До второго пришествия? Конкретизируйте, пожалуйста. Сориентируйте по времени.

- Я не…

Не дожидаясь приглашения или же внятного отказа, дядя небрежно разулся.

- Где нам можно вымыть руки? – поинтересовался невозмутимо, чем вогнал Стеклову-старшую в еще больший ступор. – Скорее, Ольга Леонидовна! Соображайте скорее! Я заявился к вам не просто так, а по очень серьезному вопросу. И не уйду, пока мы не проясним некоторые… рабочие моменты. Но приступить сразу к делу не могу - я слишком зол сейчас. Так задобрите своего начальника, Ольга Леонидовна! Накормите, как следует, двух голодных мужиков! Глядишь, на сытый желудок они… чуточку подобреют!

Никогда… никогда еще Вадим не восхищался своим дядей сильнее, чем в эту самую минуту. Благодаря ему, у них появился реальный повод задержаться.

Недолго думая, он тоже разулся. Включившись в игру, прокомментировал:

- Прописная истина. Сытый мужик – довольный мужик.

Профессорша смущенно зарделась. Тем не менее, произнесла твердо:

- С радостью. Присоединяйтесь. Гостям мы всегда рады. Только… у нас все по-простому. Как у большинства обычных людей. Если не побрезгуете…

- Оля? – из глубин дома до них донесся звонкий голос Ани. Голос, от которого Вадим сплошь покрылся мурашами. – У меня все готово! Идем!

Набрав воздуха в грудь, Ольга Леонидовна крикнула в ответ:

- Иду-иду, милая!

И уже непосредственно им сказала гораздо тише:

- Добро пожаловать к нашему столу. Проходите.

Их не пришлось просить дважды. Вернее, его просить не пришлось.

Нагло оттеснив дядю в сторону, Вадим ринулся следом за профессоршей.

А в нескольких метрах от нужной двери и вовсе обогнал ее, вламываясь на кухню самым первым. И… камнем застыл от представшей взору картины. Аню он увидел сразу – взгляд приклеился к ней рефлекторно. Она стояла ко всем спиной и заканчивала приготовление салата, судя по всему. При этом пританцовывала и подпевала песню, клип которой крутили по телевизору:

- Одинокая берёзка-а-а-а… Горевает у окна-а-а… Думаешь, роняю слёзки… Кап-кап… Будто бы из-за тебя… Ооо, а, а, ОЛЕНЬ! А, а, ОЛЕНЬ! Как ты мне на-на-надоел! Ооо, а, а, олень! А, а, олень! Не скучай и не бо-бо-болей!

Вадим готов был заржать в голос, но не мог выдавить из себя не звука.

Теряя контроль, хотел приблизиться к ней в плотную, но ощущал себя парализованным. Его лихорадило. Бросало в жар от одного лишь ее внешнего вида. Аня облачилась во что-то типа фитнес-костюма. Причем, столь откровенного, что любая порно-актриса позавидует. Состоял он и коротких облегающих шортов, больше напоминающих трусы, и из… укороченного спортивного топа, заканчивающегося… где-то под грудью. Ее спина, живот, руки, ноги и даже часть задницы… были обнажены.

«Твою мать, Анюта! Твою ма-а-а-ать! Не хило тебя природа наградила!»

Безуспешно сражаясь за дыхание, Вадим жадно разглядывал Аню. С одержимостью ярого фанатика запоминал каждую деталь ее внешности.

Спортивное подтянутое тело. Тонкая талия. Плоский живот. Упругая накаченная задница. Стройные бедра. Гордая изящная осанка. Ямочки на пояснице. Миловидная родинка под коленкой. Волосы, влажные после душа.

«Ай, Стеклова! Ты, оказывается… искушение! Мое гребанное искушение!»

Вадим что есть мочи стиснул кулаки, сражаясь за самоконтроль. Что было архисложно, ведь Аня продолжала кромсать овощи для салата на разделочной доске, пританцовывать и задорно напевать ту дебильную песню:

- Ооо, а, а, ОЛЕНЬ! А, а, ОЛЕНЬ! Как ты мне на-на-надоел! Ооо, а, а, олень! А, а, олень! Не скучай и не бо-бо-болей!

Словно почувствовав постороннее присутствие, Аня резко развернулась лицом к двери. К ним. И оторопела, так и застыв с ножом в руках.

А Вадим не выдержал - застонал вслух, когда уперся взглядом в ее грудь.

Аккуратная. Стоячая. Упругая. С острыми призывно торчащими сосками.

И спортивный топ, обтягивающий верхнюю часть ее тела, как вторая кожа, ни капли не скрывал этого. Лишь подчеркивал…

«Чтоб. Мне. Сдохнуть! Су-у-учка-а-а! Ай, сучка!»

У него руки затряслись от желания прикоснуться к ней, вновь ощутить бархат ее кожи. Уткнуться носом в ее волосы и забыться, наслаждаясь их ароматом. Сжать эту чертову… маленькую выскочку в своих объятиях так крепко, чтобы она начала вырываться от недостатка кислорода. Чтобы ощущала его силу и четко понимала, в чьей власти оказалась. Чтобы брыкалась, шипела, орала, молотила его по груди, но… все равно оставалась в его руках. Ложь. Грязная ложь. В глубине души ему хотелось бОльшего. Гораздо бОльшего. Он был на взводе. Он был на грани. Он терял контроль над своими мыслями и желаниями. А еще… он чертовски мало спал в последнее время. И все из-за нее! Она снилась ему каждую ночь! Каждую проклятую ночь! Мучила. Изводила. Седлала его, как жеребца и порочно извивалась на нем. Терлась об него, как изголодавшаяся мартовская кошка. Просила. Умоляла, трахнуть ее… пожестче. Жадно целовала и томно шептала на ухо такие вещи, от которых он просыпался с дико колотящимся сердцем, в огненном поту и с каменным стояком. А так, как на тот момент находился в ссоре с Ксюхой (все из-за той же Аннушки и ее долбанных чулок, которые он сперва порвал, а затем… как идиот последний, купил!), то и справляться с проблемой ему приходилось своими силами. То в постели. То в душе. То, уперевшись башкой в ближайшую стену и стиснув зубы!