Набла квадрат - Петр Воробьев

Утихшие было глубокой ночью грабежи и перестрелки под утро снова возобновились, не говоря уже о прочих сопутствующих безобразных явлениях.

Объявились-таки добрые граждане, собравшиеся вместе с менее облученными беглецами из политических лагерей отстоять Кутукыгак от окончательного разграбления. Прослышав от одного из поименованных граждан, что уголовные собрались разгромить военный госпиталь на северной окраине и пересажать больных солдат на колы, Горм выбрал из вызвавшихся идти с ним добровольцев полторы дюжины (он бы взял с собой и больше, но остальные либо были дети малые, либо могли рассыпаться по дороге) и на помятом броневике рванул через завалы на север. Айник увязалась с ним. Горм махнул рукой на ее странности – «все они тут чокнутые, а эта хоть из базуки стрелять умеет».

– Сколько павианов! – только и смог сказать Мидир, увидев плац перед госпиталем. Помимо вчерашней, подвалили еще две колонны блатных, к которым не замедлили примкнуть местные подонки общества. Была и третья колонна, шедшая из большой зоны с карательно-психиатрическим уклоном, но от нее осталась только груда валявшихся на ближних подступах к Кутукыгаку костей, обугленных фотонным факелом «Крюха прародителя». Пока на сымпровизированные из больших арматурин колы успели посадить только нескольких вроде бы выявленных в рядах самих уголовников шпионов, сотрудничавших с лагерными властями. Велев добрым гражданам не вылезать пока из броневика, Горм начал переговоры с уголовниками тем, что, пользуясь ракетными пистолетами, подлетел к колам и обезглавил на них сидевших.

– Эй, все! – вырвав одну из арматурин из развороченного асфальта, Горм покрутил ей, образовав вокруг себя минимальное пустое пространство. – Госпиталь я вам не отдам. Убирайтесь. Вашими злодействами вы лишили себя права на снисхождение, но я не хочу марать мое оружие в вашей нечистой крови. Те из вас, кто хочет дожить как разумные существа, уходите за выжженную полосу. Кто хочет умереть, как звери, готовьтесь к смерти. Фенрир!

Стены зданий затряслись от рева двигателей. Над украшенной изваяниями химер крышей госпиталя пронеслось, обдав бандитов жаром, массивное тело с размытыми очертаниями. В толпе наметилось замешательство.

Вдруг, расталкивая замешкавшихся блатных, от главного подъезда госпиталя навстречу Горму двинулась дюжина здоровенных жлобов. За их клином жлобы помельче волокли нескольких, судя по всему, медсестер. Замыкал группу совсем мелкий жлоб в длинном пальто.

– Ты, козел вонючий! – многообещающе начал мелкий. – Если ты хоть пальцем одного из наших тронешь, будет вот что. Видишь этих телок? Сначала мои парни выколют каждой из них глаза, потом…

– Давай без потом, огрызок. Едва любой из этих несчастных будет причинен любой – без подробностей, я подчеркиваю, любой – ущерб, я хватаю тебя – лично тебя – и обеспечиваю тебе – лично тебе – жуткую смерть. Ты будешь три дня минимум кричать не переставая, а потом будет такое, что эти три дня тебе раем покажутся.

– Но им это уже не поможет. Мои лазутчики нашли твое слабое место. Все просчитано, твои стрелки в броневике не успеют ничего сделать.

– Выкупить их у тебя, что ль? – Горм расходовал на попытки придумать, как освободить заложниц, так много ресурсов памяти, что не хватало уже и на распознание образов на периферии зрительного поля. Ему начало казаться, что химер на крыше прибавилось.

– Тяни время, появился вариант, – сказал из обруча Фенрир.

– Хоть на вес платины? – предложил Горм. Часть химер над крышей уже поднялась в воздух.

– Начинайте с самой маленькой, – тип в пальто поднял руку, подул ветер, пахнуло тухлятиной, в воздухе промелькнули веретенообразные тела, несомые огромными перепончатыми крыльями, щелкнули две дюжины пар вооруженных страшными кривыми зубами челюстей, и жлобы крупные и помельче начали оседать на асфальт – некоторые с уполовиненными головами, а некоторые и вовсе без голов.

– Черепов, ты, что ль? – взлетая, спросил Горм.

– А кто же? – ответил Йего Черепов, выплевывая окровавленный скальп и вцепляясь когтями в лицо самого мелкого жлоба.

– Броневик – к подъезду! – прокричал Горм на всю мощность усилителя. – Пулеметы и базуку к бою!

– Птички, тащите заложниц на крышу, пока им бока в этой давке не намяли, – посоветовал Фенрир. – Похоже, блатные начинают приходить в себя.

– Неохота всех их убивать, – сказал Горм, ракетными пистолетами разгоняя толпу перед броневиком. – Но ведь как пить дать оправятся и полезут в госпиталь – им пакостить дороже чем жить.

– Между прочим, сюда валит орава на мотоциклах и с топорами гроссов в пять с половиной и две бронемашины, – порадовал Фенрир.

– С каюгунами, если следовать местной терминологии, – поправил Горм, перекидывая собак через борт боевой рубки броневика. – Нет, эта планета вся просто нарочно сговорилась меня доконать. Ату их, собачки! Ату их всех ваще!

Под ногами уголовников задрожал асфальт. Стук, грохот и вой разнокалиберных двигателей, работавших на бензине, на керосине, на спирту, на газе, на дровах, двухтактных, четырехтактных, дизельных, роторных, паровых ударил по их ушам. На площадь лавиной вкатывались страшные боевые мотоциклы тангитов с отточенными до бритвенной остроты стальными лезвиями, привинченными к ободам колес и вставленными между спиц, с таранными шипами на дугах, приклепанных к передним вилкам, с грубо сваренными автогеном обтекателями из обрезков бронеплит, украшенные черепами и костями животных и людей. Всадники в причудливых костюмах из кожи и металла сурово смотрели сквозь узкие прорези забрал искусно сработанных шлемов. За спинами водителей стояли на седлах вторые ездоки, держась за ременные петли и крутя над головой легкие топоры на длинных рукоятках. «Дави, руби, убивай! Дави, руби, убивай!» – угадывалось за шумом моторов. Или сами моторы ритмично исторгали клич смерти и разрушения?

Сбивая друг друга с ног, растаптывая упавших в кровавое месиво, ножами, ногтями и зубами дерясь за право бежать первым, уголовники устремились к единственному не перекрытому железными всадниками, горожанами с ненавистью в глазах и пулеметами в руках, птицами смерти и бешеным рогатым мутантом выходу с госпитальной площади, на шоссе, которое вело к зловещим радиоактивным башням мертвого города Иткыгвак, и пропали навсегда.

– О, ядрена мышь! – Горм треснул себя по лбу, забыв, что в руке ракетный пистолет, и врезался в одну из подлинных химер на карнизе госпиталя.

Над головным мотоциклом реяло черное с серебром знамя Альдейгьи.

Даже во времена наивысшего расцвета рода Кукыкывак, когда владетели Кошкли могли потягаться и с кыгмикским княжеским домом, не бывало в усадьбе такого скопления народа. У края летного поля развевались сорок два флага на высоких древках, а шатров у подножия кургана разбили и того больше – вместе с многими распропагандированными, нанятыми и покоренными Кукылином рыцарями прилетели вассалы, взрослые сыновья, еще не прошедшие посвящения, и просто вооруженные прихлебатели.

Наплыв господ и челяди несказанно обогатил всех окрестных бродячих торговцев едой и трактирщиков. Даже тот, чье заведение сжег барон Накасюналюк, не жаловался на судьбу, собираясь на полученные за вина и кошатину листочки платины к зиме купить новый трактир, да на месте побойчее.

Накасюналюка пару раз видели в окрестностях усадьбы. Старый Сягуягниту ждал, что барон непременно заявится за долгом, но благородный разбойник, повидимому, побоялся мести своих кровников из Напакутака, разоренных его набегами и по пьяни вступивших в Кукылиново войско.

Из северных земель тянулись тягачи с цистернами керосина. Опасаясь возможных сбоев в доставке топлива, Амек повторил заказ на всех трех уцелевших нефтеперегонных заводах, но пока все отправленные транспорты горючего благополучно добрались до усадьбы, не считая одного, с которого тангиты слили половину керосина в уплату за указание прохода в минном поле, ими же и насаженном.

В погребах, уложенные в свинцовые сундуки и засыпанные металлическими опилками, лежали шесть атомных бомб. Первая была родовым достоянием Амека, вторую зачем-то подарил его выживший из ума двоюродный дед, третью Таграк выиграл у одного кыхтыкского вельможи, на спор завязав у себя на поясе пулеметный ствол, а остальные Амек выкупил у северных баронов, на четверть уменьшив общее количество владельцев ядерного оружия по эту сторону гор.

Кукылин несомненно был теперь богатейшим из рыцарей. Его склад платиновых слитков затмевал и сокровищницу кыгмикского замка. Нетсилик получила от баронских и княжеских сынков десятка полтора писем с клятвами в вечной любви и преданности. На имя Кукылина гонцы тоже принесли изрядно почты – от деловых предложений наперед договориться о браке Унивак до страстных посланий княжеских и баронских дочек.