Узкие врата - Антон Дубинин

— Скажите мне, сэр… А зачем тогда это все? За что…

Я пока не могу объяснить тебе, брат. Ты пока не поймешь. Ты еще слишком молод, чтобы это понять. Но скоро ты станешь старше.

— Я… Мне очень страшно. Я не хочу так.

Потом ты увидишь, почему это был самый мягкий путь. А пока просто поверь, что все идет так, как должно.

— Я не могу, — прошептал Рик, качая головой. Тот Рик, которым он должен был стать, готов был понимать и верить, но он еще не был тем Риком, и он плакал. Ангел, пришедший вывести его отсюда, надежда на чудесное спасение, апостолы в темнице… Какой же он был дурак. Как жаль.

Ты должен, брат. Если не можешь довериться Господу, попробуй пока поверить хотя бы мне.

— Поверить… В чем? — свет начал угасать, истинное зрение Рика словно бы слегка теряло фокус. Сэр Роберт Пламенеющего Сердца становился пятном, расплывающимся в темноте… Таким же зыбким, как зелено-оранжевые круги, как пятнышки фосфена.

В том, что никто не может причинить нам зла, рыцарь.

— Я боюсь… зла. И я боюсь остаться один, и я не рыцарь, пожалуйста, сэр, только не оставляйте меня… одного…

Ты никогда не был и не будешь один. И я тоже не оставлю тебя. А рыцарем ты скоро станешь, если сможешь выждать ночное бдение.

— Сэр… Скоро ли оно кончится?

Скоро, брат. Не твое дело знать времена и сроки. Но я принес для тебя дар — мне позволено будет быстро забрать тебя.

— Что же мне делать? — стоя на мокрой земле, залитой слезами и мочой, Рик спрашивал уже в полную темноту, и голова его меж глазами болела так, будто в нее вбивали раскаленный гвоздь.

Ответ пришел почти неслышимый, тихий. Словно его произнес сам Рик в своей голове… Только голос, тень голоса, был все-таки чужим.

Бдеть, брат. И помнить, что никто не может причинить нам зла.

Словно бы в ответ на просьбу бдеть, Рик уснул так скоро, что едва успел прочесть перед сном — впервые за эти дни — «Отче наш». Почему-то ему, кроме того, не казалось, что, засыпая, он нарушает приказ. Под голову он подложил ладони — так обычно спят маленькие дети: ручки под щеку. Таким, спокойно спящим на голой земле у стены, и нашли Рика пришедшие за ним наутро второго дня в темноте.

Глава 10. Фил

…В темноте светился только желтый круг от слабенькой настольной лампы. Алан уже спал, хотя свет падал ему прямо на лицо; но Фил при всем своем знании, что перед дорогой надо отдохнуть, не мог заставить себя лечь. Его мозг продолжал лихорадочно работать, просчитывать варианты, отвергать предпосылки… Хотя, казалось бы, все и так уже было решено.

Ванна, похоже, уже наполнилась водой. Ванну Фил набирал для себя, чтобы полежать в ней и успокоиться, а потом смочь уснуть. Погружаясь в прохладную воду — всегда терпеть не мог горячих ванн — он закрыл глаза, медленно отключаясь под курлыканье душевых струй, но ни о чем не думать все-таки не смог. Непривычно короткие волосы, намокнув, торчали в стороны твердыми пружинками — как иглы ежа. Да, Фил ведь постригся перед походом — еще на пути в Магнаборг, в том же самом Сен-Винсенте, памятуя ночную драку. Зашел в парикмахерскую, а вышел оттуда уже неузнаваем — с коротким ежиком на голове, за который невозможно ухватиться в драке. Новая прическа придавала ему вид еще более угрожающий — не знай его Алан лично, при встрече с таким на темной улице непременно перешел бы на другую сторону.

Но самому Филу нравилось. Плевать, что не красавец, зато удобно. А для того, чтобы очаровывать водителей, имеется дружище Эрих. У которого шевелюра только отросла за прошедшее время, теперь полностью прикрывая чуть оттопыренные уши…

Коротковолосую голову слегка холодил металлический бортик ванной. Хорошо — не даст уснуть в воде… В голове неотвязно прокручивалась знакомая уже до мелочей, добытая по крохам за несколько дней — за несколько суток сидения то в Интернете, то в Магнаборгской Публичной Библиотеке — ценная информация, история кардинала Стефана.

История кардинала Стефана Ксаверия поражала одним: быстротою развития событий. Даже неискушенных в церковной иерархии юнцов вроде Фила с Аланом поразило стремительное продвижение священника по должностям — семинарист, досрочно прошедший курс с отличием (вот начал он поздно, почему-то в двадцать три года, а не в семнадцать, как логично бы предположить), потом — приходской священник в какой-то дыре, потом — всего через три года — настоятель в столице, в церкви Благовещения. Далее следы Стефана на два года терялись — Примас Эсмеральд отправил его учиться в Рим, где тот и защитил кандидатскую диссертацию на тему, над которой Фил с Аланом долго хлопали глазами: «Евхаристическая концепция в трудах Отцов Церкви до Четвертого Вселенского собора». Потом — несколько лет семинарской жизни, но уже в качестве преподавателя, стремительная защита докторской, профессура кафедры теологии в Университете… Всего за восемь лет этот парень проскочил путь от семинариста до епископа Кристеншельда, а в тридцать пять, побыв два года архиепископом округа Монкен, стал претендентом на кардинальскую шапочку! Фил, забрасывая в рот еще одну горсть соленых орешков, которыми товарищи из-под полы питались в Публичной Библиотеке, изумленно помотал головой.

— Этот парень либо гений, либо… Просто колдун какой-то. И обрати внимание, как Примас Республики с ним церемонился! Это он ведь его везде проталкивал, кажется, носился с ним, как со знаменем — вот, мол, какая талантливая молодежь у нас в Республике есть… Смотри-ка, докторская Ксаверия утверждена в Риме, а числится за отделом теологии нашего Универа. И епископом-суффраганом его Эсмеральд на пустом месте сделал, просто с семинарской скамьи стащил — и митру на голову…

Алан честно покивал, глядя в расплывающийся журнальный лист. Хотел спросить, что такое «суффраган», но не спросил. Только воровато засунул в рот еще несколько орешков. Есть хотелось ужасно — время близилось к закрытию библиотеки, к восьми вечера, а сидели они тут с самого утра, не имея даже времени пристойно пообедать. Третий пакетик орешков и вода из-под крана в туалете, а кроме того, читальный зал прессы — это не то место, в котором легко и приятно провести подряд девять часов. Буковки перед глазами у Алана уже сливались в мелкие зудящие точки, а у Фила под очками — вопреки обыкновению он надел-таки очки — глаза и вовсе были слезящимися и красноватыми. Статья — надеюсь, последняя на сегодня — называлась «Большие надежды» и принадлежала перу самого господина Примаса, кардинала Эсмеральда. В девяти столбцах сей святой отец воспевал своего подопечного, молодого перспективного священника, за полтора года превратившего запущенный приход в селе Преображенское в гордость целой епархии. Собственно говоря, основной мыслью этого панегирика было утверждение, что Стефан Ксаверий очень хорошо умеет не только работать, но и управлять, сотрудничать с мирянами, и какой-то там синод диоцеза при участии мирян, который данный Ксаверий помогал готовить и вдохновлял — это просто новый шаг куда-то очень вперед и вверх… Алан потряс головой, распухшей от обилия информации и незнакомой терминологии. Из отличного приходского священника получился отличный епископ Кристеншельда. А из отличного кардинала, которого Себастьян Эсмеральд, похоже, прочил себе на смену, — отличный еретик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});