Правдивые истории о чудесах и надежде - Коллектив авторов

Но как он ни пытался меня успокоить, я нервно постукивала ногой и не знала, куда девать руки. Лиззи тоже была на взводе, и я взяла ее за руку и стала умолять, чтобы щенка быстрее привели. Мне кажется, нашей нервной энергии хватило бы на подсветку «Биг Бена» в течение как минимум пары часов!

Через десять минут, которые длились вечно, дверь слева от нас отворилась, и в проеме показалась сотрудница приюта с щенком на руках. Это был Санта, и вся нижняя часть его тела дергалась из стороны в сторону – так активно он вилял хвостом.

Я заплакала – так сильно мне хотелось забрать его домой. Нас отвели в комнату ожидания, и Санта оказался просто лапочкой. Он бегал и играл, и хотя у него совсем не осталось шерсти из-за заболевания, мы даже не обратили на это внимания. Нам было все равно, была у него шерсть или нет – главное, чтобы он стал нашим.

Мы играли с ним пятнадцать минут. Он оказался ласковым и добрым щенком и оправдал все наши ожидания. Мы сели на пол, и Санта принялся бегать около нас кругами, залезать на нас и носиться туда-сюда. Сотрудница приюта принесла мячик и игрушки и оставила нас наедине с щенком, чтобы мы познакомились поближе. Санта беспрестанно вилял хвостиком, хотя его кожа по-прежнему была раздражена, а шерсть лишь начала отрастать. Он облизывал наши ладони и лез целоваться, как будто мы были знакомы всю жизнь. Через десять минут я позвонила сестре.

– Дженет, он такой хорошенький! Мы влюблены.

Она с улыбкой ответила:

– Я так и знала. Радуйтесь каждой минуте!

Вернулась сотрудница приюта, и я сказала:

– Мы в восторге от щенка.

– Тогда я приведу ветеринара, он хочет с вами пообщаться, – с улыбкой ответила она.

Ветеринара Шона я узнала по программе Пола О’Грейди «Ради любви к собакам». В жизни он был таким же симпатичным, как на экране. Шон рассказал о кожном заболевании Санты. Болезнь вызывал клещ, она передавалась от матери к щенку, но была не заразной для других собак.

– Болезнь излечима, и сейчас Санта идет на поправку. Проблем больше быть не должно.

Мне очень хотелось узнать как можно больше о щенке, и я засыпала Шона вопросами:

– Вы знаете, сколько ему месяцев? Какой он породы?

– По нашим предположениям, от трех до шести, но точно трудно сказать, так как о нем ничего не известно. Мы думаем, что он останется небольшим, даже когда вырастет. Что до породы, она может быть любой, но, скорее всего, это помесь джек-рассел-терьера. Очень сложно сказать, пока у него не отрастет шерсть.

Шерсти у Санты было всего несколько клочков, и невозможно было даже понять, короткая она была или длинная.

– Но постепенно шерсть отрастет, – успокоил нас ветеринар. – Он уже выглядит намного лучше, чем когда поступил к нам. Через несколько месяцев все будет нормально.

У Санты уже отросла шерсть на подбородке – она торчала, как белая борода. Это делало его еще более симпатичным.

Разговор с ветеринаром меня успокоил, а главное, он явно не спешил уходить. Хотя у него наверняка была тысяча других дел, он разговаривал с нами так, будто, кроме нас, в приюте не было больше никого. Когда он ушел, я сказала Уэйну:

– Как же я рада, что мы обратились именно сюда.

Мы заполнили все необходимые бумаги, и нам передали схему лечения, написанную ветеринаром от руки, – мы должны были продолжать ухаживать за кожей щенка. Пока Санте вживляли микрочип и делали первые прививки, мы зашли в зоомагазин при приюте и купили лежак, игрушки и лакомства. Как же было приятно выбирать вещи для нашего нового малыша! У Джесси все необходимое появлялось постепенно, но покупать подарки для нашего Санты было так здорово, что мы, признаюсь, немного увлеклись.

Когда щенка наконец принесли, он выглядел абсолютно счастливым. Одна из сотрудниц приюта передала его нам и сказала:

– Одно время Санта жил у меня. Он симпатяга, но любит растянуться на диване и занять его целиком! Я в него просто влюбилась и уверена, вы тоже его полюбите.

С той самой минуты, как увидела Санту на фотографии, я поняла, что он нам подойдет, но нам было очень важно услышать такие слова от того, кто заботился о нем на протяжении нескольких недель.

– Мы обязательно потом расскажем вам, как у него дела, – пообещала я.

Дома я взяла Санту на руки и устроила ему экскурсию. Его лежак я поставила на кухню, совмещенную со столовой, и тут мне на глаза попалось одеяло Джесси. Я подняла его и положила в кроватку Санты:

– Это одеяло твоей старшей сестрички. Она наверняка хотела бы, чтобы оно досталось тебе.

Санта даже не обнюхал его, а сразу забрался в лежак и свернулся калачиком.

А мы тем временем принялись выбирать ему новое имя. В конце концов я разместила его фото на «Фейсбуке» и спросила друзей: «Как бы вы его назвали?»

Друзья стали предлагать типичные клички – Макс, Рекс и Оскар. Но мне ничего не нравилось. И тут у меня возникла идея.

– Может, назовем его Берти?

Мэтью в соседней комнате играл на приставке и крикнул:

– Отличное имя, мам! Берти из «Баттерсийского дома»!

Моего отца звали Альберт, но все звали его Берт. Назвать щенка Берти в честь папы казалось мне вполне уместным, и кличка прижилась.

Берти не приучили к туалету, и это стало нашей первой задачей. Каждый вечер я раскладывала щенячьи пеленки на кухне, где стоял его лежак, а по утрам находила их разодранными на миллионы кусочков. Другой хозяин был бы недоволен, ну а мне это казалось забавным: я соскучилась по терьеру в доме, а Берти вел себя, как типичный терьер.

Через три недели Берти приучился к туалету. Он был очень смышленым: неудивительно, что он понял все так быстро. Правда, когда мы возвращались с работы, ему приходилось встречать нас на террасе – от радости он чуть-чуть писался.

Я сквозь пальцы смотрела на его проделки, меня беспокоило совсем другое. Как-то вечером я в слезах позвонила своей двоюродной сестре Пэм.

– Берти очень нам подходит, но мне кажется, что я предаю Джесси. Смогу ли я когда-нибудь полюбить Берти так же сильно, как любила ее?

Сестра отнеслась с пониманием. Она уже много лет занималась поисками новых хозяев для бездомных собак и могла дать хороший совет.

– Ты полюбишь его – просто подожди пару недель.

Как только на работе возникал перерыв, я звонила Уэйну или отправляла ему сообщение – узнать, как там Берти. Как-то раз в ответ он прислал мне видеоролик. Я включила его и увидела Берти – тот сидел в своем лежачке и отчаянно вилял хвостиком. Голос Уэйна за кадром медленно произнес:

– Берти, что ты наделал?

При этом Уэйн перевел камеру дальше на кухню, но я по-прежнему слышала удары виляющего хвоста – бум, бум, бум! Увидев, что творилось на кухне, я прыснула. Берти вытащил из шкафов все, что лежало на высоте его роста, и все это теперь валялось на полу. По линолеуму разлетелись макароны, мусорное ведро перевернуто. И в довершение повсюду летали кусочки ваты из разодранной щенячьей пеленки. Уэйн снова навел объектив на Берти и приблизил его мордочку. Я видела лишь белки его глаз и слышала веселое постукивание хвоста – бум, бум, бум! На этом ролик завершился, и я смеялась до слез.

В тот момент я поняла, что действительно полюбила Берти всем сердцем, как и предсказывала сестра.

Раз в две недели мы проводили Берти лечебные процедуры для кожи, и, как и обещал ветеринар, через несколько месяцев у него отросла шерсть. Он оказался почти черным, но с белоснежной грудкой, белыми лапками, белой пиратской бородкой и белыми бровями. С виду он, как старая собака, но в теле щенка!

Потом он начал проявлять индивидуальность. Он оказался непосредственным, веселым, ласковым и ужасно упрямым! Стоило отпустить его в парке, как он тут же уносился и возвращался, лишь когда ему того хотелось. Во многом он был полной противоположностью Джесси, но мы любили его не меньше. В отличие от своей «старшей сестры», Берти обожал пищащие игрушки и всегда хотел играть. Если я смотрела телевизор, он приходил ко мне с мячиком и принимался царапать мне ноги и толкать меня, пока я не обращала на него внимание. Если же я продолжала игнорировать его, вставал на задние лапы и махал передними лапками. А я говорила: «Не сейчас, Берти, я смотрю телевизор». Тогда он бросал мячик на диван и начинал смотреть на меня. Он смотрел и смотрел своим щенячьим взглядом, и в конце концов я не выдерживала, вставала и бежала с ним в сад.

У нас был большой сад – почти полкилометра в длину – а за ним еще большая территория. Я бросала мяч, и Берти бежал по той самой тропинке, которую протоптала Джесси. Мне было приятно на это смотреть: жизнь описала круг. Как и Джесси, в жаркие дни, когда ему хотелось полежать в тени, он ложился под невысоким кипарисом – на ее любимое место.

Через некоторое время у Берти под передней лапкой образовалась доброкачественная киста, и ему сделали небольшую операцию. Все прошло благополучно, но как же Берти возненавидел свой «позорный воротник»! Он совершенно не осознавал его размеры и, поскольку был еще щенком, продолжал носиться по дому, но уже в воротнике. Ну а когда воротник натыкался на ножку стула или дверной проем, отскакивал и рычал, не понимая, что произошло. Перед едой мы снимали воротник, но вскоре Берти догадался, что, если нажать на застежку сбоку, он расстегивается. Три дня мы только то и делали, что надевали ему воротник, а он его сбрасывал. Потом мы махнули рукой и решили снять его совсем. При этом я сказала Берти: