Звёздная гавань - Владимир Григорьев

Алексей смолк, потупился; видно было, что в голове его множество сомнений и недобрых дум.

— И уж как я старался для нее! — вдруг поднявшись со стула, воскликнул он; выпрямился, расправил широкую грудь, напрягся бицепсами: грозная сила была заключена в этом мощном теле. — Вы не поверите, я в колонии был лесорубом, там вечерами изучал французский, чтобы ей угодить… Она-то считает себя чуть ли не аристократкой, а я вроде бродяги. Я заучивал наизусть письма графа Орлова-Чесменского. Не верите? Могу хоть сейчас наизусть прочитать.

Изменив голос, он, как самодеятельный артист, встал в позу и стал читать, закатывая глаза под лоб:

— «При ней сперва была свита до шестидесяти человек, — докладывает он императрице, — пощестливилось мне оную уговорить, что она за нужно нашла свою свиту распустить, а теперь захвачена она сама, камармедхем ее, два дворянина Польских и несколько слуг, которых имена при сем осмеливаюсь приложить. А для оного дела и на посылки употреблен был штата моего генерал-адъютант Иван Кристинек… Оная же женщина росту небольшого, тела очень суховата, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большия и открытия, цветом темно-карие и косы, брови темно-русыя, а на лице есть и веснушки; говорит хорошо по французски, по немецки, немного по италиански, разумеет по англицки; думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет о себе, что она арабским и персидским языкам очень хорошо говорит».

Теперь-то вы мне верите? — заговорил он нормальным голосом. И, выругавшись, сказал: — Не дам я ей развода! Не дам, и все тут!

Уже лежа в кровати, Алексей объяснял:

— Моя фамилия Аввакумов… Ну вот, значит, она от меня требует, чтобы я искал свою родословную. Протопоп Аввакум, дескать, был сослан в Даурию, будто там у него остался сын-старообрядец. У меня бабушка была мещанка, а дед, по слухам, причетник в церкви. Она мне говорит: «Все сходится. Ищи!» А чего мне искать? Мы все рабочие люди, ни в какого бога не верим и ересью не занимаемся.

Утром я окунулся в море ребячьих голосов, стреляющих детских глаз; вихрастые, загорелые после каникул, наполненные впечатлениями поездок в пионерские лагеря, походами в лес, работами в поле, буйством сил, дети буквально сновали в коридоре, гонялись друг за другом. Елена Васильевна, высокая, подтянутая, чинно провела меня сперва в крохотный свой директорский кабинет, потом познакомила с педагогами в учительской, и мы отправились с нею на урок русского языка в шестой класс. Я ожидал увидеть утихомирившихся ребят, которые, встав за парты, будут дружно приветствовать нас. Ничего подобного! Они хором сказали: «Здравствуйте!» Но никто из них не сел за парты, все располагались кто как хотел: одни прислонились к партам, другие сели на них верхом, третьи вообще стояли, скрестив на груди руки.

— Сегодня, ребята, будем опять делать кирпичи из зари, — обратилась она к классу стоя.

Я хотел сесть за парту, но мне предложили табурет за учительским столом.

— Заря — это освещенность горизонта вечером или утром, — заученно и бойко сказала одна девочка с красными бантиками, такими, какие я видел когда-то на головке Лены-школьницы. — Народно-поэтические выражения: красная заря, зорька-зорюшка… Но Поэты каждый по-своему изображают это явление природы…

Парнишка в скромном пиджачке, курносый, голубоглазый, вышел в проход между партами-и звонко продекламировал:

И над отечеством свободы просвещеннойВзойдет ли наконец прекрасная заря?

Другой мальчишка, не слезая с парты, на которой он сидел, тихо пролепетал:

Румяной зарею покрылся восток,В селе за рекою погас огонек…

Девочка встала за партой, выпрямилась:

Выткался над озером алый свет зари…

Ей отозвалась вторая девочка:

По зеркальной воде, по кудрям лознякаОт зари алый свет разливается.

— Откуда взяты эти строки? — спросила Елена Васильевна.

— Из стихотворения Никитина, — ответила девочка.

Подросток с черными бровями и смуглым лицом объявил звонко, как конферансье:

— Михаил Юрьевич Лермонтов. «Песнь про купца Калашникова».

По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоняючи,Заря алая подымалася;Разметала кудри золотистые,Умывается снегами рассыпчатыми,Как красавица, глядя в зеркальце,В небо чистое смотрит, улыбается.

— Позвольте, Елена Васильевна! — протянул руку вверх высокий крепкий подросток; у него уже пробивался пушок на верхней губе.

Горит зари лампас казачий…

— И мне слово! — выкрикнул паренек с заднего ряда.

Привет тебе, последний луч денницы,Дитя зари, — привет прощальный мой!

Елена Васильевна прошлась по проходу между партами, похлопала в ладоши, бросая взгляды налево, направо, поблагодарила своих питомцев, потом сказала, что по случаю присутствия в классе журналиста, каждый прочитает собственные стихи на тему о заре.

Легкий шумок наполнил класс, шарканье ног соединилось с шепотками, с улыбками и негромкими восклицаниями. Полный, в черном костюмчике мальчишка вскинул руку и, получив согласный кивок учительницы, вышел к классной доске, заложил руки за спину, громко продекламировал:

Петушком на забор горизонтаВзмыл восход…

И осекся. Густо покраснел, смутился. Ребята загалдели, засмеялись Он порывался еще что-то сказать, но тотчас снова запнулся, опустил глаза и убежал от доски по проходу, спрятался за чью-то спину.

— А ну, Петя! — обратилась Елена Васильевна к высокому подростку с пушком черных усиков на верхней губе.

Не вставая с парты, на которой сидел верхом, он звонко выкрикнул:

Полечу по лучу,Полечу — получу!..

Ребята обрадованно заулыбались его каламбуру.

— И все? — удивилась Елена Васильевна.

— Все, — признался тот.

— Не густо. — Елена Васильевна перевела взгляд на девочку в пестром платьице, худенькую и в очках. — Может, ты, Машенька, что-нибудь сочинила?

Девочка вышла на середину прохода между партами, глядя на меня, начала читать неторопливо и по-детски доверительно:

Жил на свете воробей,Серенький воробышек,Сделал он гнездо себеВ маленькой коробочке,Натаскал туда соломкиИ пушку немножко,И ложился спать в потемках,Протянувши ножки.

— А при чем тут заря? — дерзко выкрикнули с заднего ряда. — Это не по теме!

— Нет, по теме! — поджав губы, девочка стояла, будто ждала приговора своему стихотворению.

— Во-первых, сбит ритм, — сказал парнишка с черным пушком усиков. Если во второй строке: «Серенький воробышек», то во втором четверостишии должно быть: «И пушку немножечко», а затем: «Протянувши ноженьки».

Класс задвигался, засмеялся.

— Ты ничего не понял! — обернулась к нему девочка.

— Чего тут не понять! — перебил ее Петя. — Тема — заря, а у тебя потемки!

— Ну и что?! Идея стихотворения не гвоздь, а зародыш мысли, он дает ассоциацию, — заспорила поэтесса. — Достаточно намека. Читатель сам начинен идеями, как курица зародышевыми яйцами, а когда ему дан намек, он сам додумается.

В спор вмешался еще один мальчик.

— Стихотворение бесконфликтное, — сказал он. — Выдуманное, потому что воробей не ложится спать в соломку, воробьиха собирает соломку для гнезда, чтобы откладывать яйца и высиживать птенцов.

— У меня стихотворение о гармоничном состоянии души, — защищалась девочка.

— Гармоничное состояние — зажиревшая курица, от которой никогда не дождешься яйца! — сказал рассерженно спорщик. — Кроме того, в стихотворении явная амплификация, попросту говоря, масло масленое: жил воробей и еще раз «серенький воробышек».

— Ну, это же допустимая ферма нагнетания эпитетов, образов, синонимов, сравнений для усиления!

— Достаточно, — вмешалась Елена Васильевна. — Спасибо, Машенька! Кто еще будет читать свои стихи?

Теперь уже все ребята потянули вверх руки. За партой встала тоненькая высокая девочка.

Для чего учусь?Для кого служу?Как вязальщица,Сети слов вяжу,Чтобы сеть метнутьВ глубь озерных вод,Чтоб поймать лунуУдивить народ.

Мне понравилось стихотворение, я захлопал в ладоши. Класс меня поддержал.

Зазвенел звонок в коридоре. Перемена. Мальчики и девочки задвигались. Елена Васильевна что-то говорила им, но я уже видел, как ребята ринулись из класса, выталкивая один другого в двери, как кто-то ухарски крикнул, другой свистнул, третий дал приятелю тумака, и тридцать человек устремились с топотом по коридору на улицу, а еще несколько минут спустя мне предстала в окне картина: дети бегали по двору, гонялись один за другим. Обыкновенные сельские подвижные детишки! Обыкновенные ли? Откуда взялся у них поэтический дар? Ну хорошо бы у одного-двух, а то у всех тридцати! В это невозможно было поверить. А Елена Васильевна, идя со мной рядом по коридору к директорскому кабинету, приглашала посетить урок восьмого класса: ребята будут писать афористические выражения.