Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

– Я бы вернул себе Беббанбург, лорд, чтобы встретить свой смертный час в главном зале поместья под шум моря, который ласкал бы мне слух.

– А мне слух ласкает брат Джон, – усмехнулся Альфред. – Он требует, чтобы они раскрывали рты, как голодные птенцы, и они стараются изо всех сил. – Он накрыл руку Осферта правой рукой. – Они хотят сделать из меня голодного птенца. Они кормят меня, лорд Утред, жидкой кашкой и требуют, чтобы я ел, а я не хочу. – Он вздохнул. – Мой сын, – он имел в виду Осферта, – говорит, что ты нищ. Почему? Разве ты не захватил богатые трофеи при Дунхольме?

– Захватил, лорд.

– И все растратил?

– Я растратил свое богатство на службу тебе, лорд, на людей и оружие. На охрану границ Мерсии. На вооружение армии, которая разгромила Хестена.

– Nervi bellorum pecuniae[58], – произнес Альфред.

– Опять ваша священная книга, лорд?

– Один мудрый римлянин, лорд Утред. Он сказал, что деньги – это движущая сила войны.

– Он знал, о чем говорит, лорд.

Альфред прикрыл глаза, и я увидел, как опять исказилось его лицо. Губы плотно сжались, когда он попытался подавить стон. Неприятный запах в комнате стал резче.

– У меня в желудке шишка, – сказал он, – величиной с камень. – Он помолчал, преодолевая очередной приступ боли. По его щеке скатилась одинокая слеза. – Я наблюдаю за свечными часами, – продолжал он. – Я отмеряю свою жизнь дюймами. Ты завтра придешь сюда, лорд Утред.

– Да, лорд.

– Я дал своему… – Он остановился, потом похлопал Осферта по руке, – … моему сыну, – наконец выговорил он, – задание. – Он открыл глаза и посмотрел на меня. – Моему сыну предстоит обратить тебя в истинную веру.

– Да, лорд, – ответил я, не зная, что еще сказать. Я заметил, как у Осферта на глаза опять навернулись слезы.

Альфред перевел взгляд на кожаное полотно с распятием.

– Ты не видишь ничего необычного в этом рисунке? – спросил он.

Я пригляделся. Иисус висит на кресте, сухожилия и мышцы распростертых рук напряжены, кровь течет, на заднем фоне темнеет небо.

– Нет, лорд, – ответил я.

– Он умирает, – проговорил Альфред. Это было настолько очевидно, что я ничего не сказал. – Я видел и другие изображения смерти нашего Господа, – продолжал он, – и на всех Он улыбался на кресте. На этом же Он не улыбается. На этом Его голова поникла, Ему больно.

– Да, лорд.

– Архиепископ Плегмунд отчитал художника, – сообщил Альфред. – Плегмунд считает, что наш Господь победил боль и поэтому улыбался перед смертью. А мне картина нравится. Она напоминает мне о том, что мои мучения – ничто по сравнению с Его болью.

– Я очень хотел бы избавить тебя от боли, – неловко произнес я.

Он не обратил внимания на мои слова. Он продолжал смотреть на агонизирующего Христа, потом поморщился.

– Он носил корону с шипами, – с благоговейным восторгом сказал он. – Люди хотят править королевствами, но забывают, что у всех корон есть шипы. Я говорил Эдуарду, что носить корону тяжело, очень тяжело. И последнее. – Он отвел взгляд от картины и поднял левую руку, которая все это время лежала на Евангелие. Я заметил, что это движение отняло у него почти все силы. – Ты должен присягнуть в верности Эдуарду. Я умру спокойно, если буду знать, что ты и дальше станешь сражаться за нас.

– Я и так буду сражаться за Уэссекс, – сказал я.

– Присяга, – твердо произнес он.

– Я принесу присягу, – сказал я.

Он внимательно вгляделся в мое лицо.

– Моей дочери? – спросил он, и я увидел, как напрягся Осферт.

– Твоей дочери, лорд, – подтвердил я.

Кажется, его передернуло.

– По моим законам, лорд Утред, прелюбодеяние – это не грех, а преступление.

– Тогда у тебя, лорд, получается, что все человечество состоит из преступников.

Он слабо улыбнулся на это.

– Я люблю Этельфлед, – сказал он. – Она всегда была самой веселой из моих детей, правда, не самой послушной. – Его рука опять упала на Евангелие. – Оставь меня, лорд Утред. Приходи завтра.

Если он будет жив, подумал я. Я преклонил колена перед ним, затем перед Осфертом и ушел. Осферт последовал за мной. Мы молча шли по двору, усыпанному лепестками последних летних роз. Мы сели на каменную скамью и некоторое время слушали пение, доносившееся из коридора.

– Архиепископ хотел разделаться со мной, – сказал я.

– Знаю, – кивнул Осферт, – поэтому-то я и пошел к отцу.

– Удивительно, что они позволили тебе увидеться с ним.

– Мне пришлось полаяться со священниками, охранявшими его, – с полуулыбкой произнес он. – Он услышал наши голоса.

– И позвал тебя?

– Он послал священника за мной.

– И ты рассказал, в какой ситуации я оказался?

– Да, лорд.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Ты помирился с Альфредом?

Осферт устремил взгляд вдаль.

– Он сказал, что очень сожалеет, что я тот, кто я есть, что во всем его вина и что он будет молиться за меня на небесах.

– Я рад, – сказал я, не представляя, как реагировать на всю эту чушь.

– А я сказал ему, что, если Эдуарду будет суждено править, тогда ему понадобишься ты.

– Эдуард будет править, – уверенно заявил я и рассказал ему о леди Эггвинне и о двух близнецах, спрятанных в монастыре. – Эдуард всего лишь делает то, что ему велит отец, – закончил я, – и это создаст ему массу проблем.

– Проблем?

– Законны ли дети? – спросил я. – Альфред говорит, что нет, но когда Альфред умрет, Эдуард сможет объявить их законнорожденными.

– О боже, – проговорил Осферт, сразу сообразив, какие сложности могут возникнуть в будущем.

– Главное сейчас, – сказал я, – это придушить маленьких бастардов.

– Господи! – воскликнул Осферт, шокированный моими словами.

– Но никто этого не сделает. Твоим родственникам всегда не хватало жесткости.

Дождь усилился, капли громко шлепались на каменные плиты двора и стучали по крыше дворца. На небе не было ни луны, ни звезд – все это закрывали тучи. Ветер с воем кружился вокруг стоявшей в лесах колокольни новой церкви Альфреда. Я отправился в Святую Хедду. Караула у двери не было, в проулке царила кромешная тьма. Я стучал в дверь до тех пор, пока мне не открыли.

На следующий день короля переместили в больший зал, где Плегмунд и его приспешники решили устроить надо мной суд. В короне, которую водрузили над королевской кроватью, ярко сверкали изумруды, отражая свет свечей. В зале было много народу, и стоял удушливый запах немытых тел и увядающей плоти. Присутствовали епископ Эссер, а также Эркенвальд, что же до архиепископа, то у него, видимо, нашлись другие дела, помешавшие ему участвовать в этом событии. Присутствовали и все западносакские лорды, в том числе и Этельхельм, чьей дочери предстояло выйти за Эдуарда. Он стоял позади Элсвит, жены Альфреда. Элсвит не скрывала своего негодования, но трудно было понять, чем оно вызвано: то ли самим моим существованием, то ли странным фактом, что в Уэссексе не признается статус королевы. Она злобно наблюдала за мной. По обе стороны от нее стояли ее дети. Этельфлед, двадцати девяти лет, была старшей, за ней шел Эдуард, затем Этельгифу и, наконец, Этельверд, которому было всего шестнадцать. Эльфтрит, третья дочь Альфреда, не присутствовала, потому что была замужем за королем по ту сторону канала, во Франкии. Стипа тоже был здесь, он на целую голову возвышался над моим добрым другом, отцом Беоккой, который с возрастом ссутулился и поседел. Брат Джон и его монахи тихо пели. Кстати, хор состоял не только из монахов, но и из мальчиков в белых полотняных одеяниях. Среди них я с огромным изумлением узнал своего сына Утреда.

Если честно, я был плохим отцом. Я любил двух своих младших детей, но вот старший, которого по традиции моей семьи назвали в мою честь, оставался для меня тайной. Вместо того чтобы учиться боевому искусству – владению мечом и копьем, – он принял христианство. Христианство! И сейчас вместе с другими мальчишками из кафедрального хора пел как пташка. Я пристально всматривался в него, но он намеренно избегал моего взгляда.

Я присоединился к олдерменам, которые стояли по одну сторону зала. Вместе с высшими клириками они составляли королевский совет, витан. Они обсуждали текущие дела, однако делали это без особого энтузиазма. Одному монастырю был выделен надел земли, для каменщиков, трудившихся на строительстве новой церкви Альфреда, было учреждено специальное вознаграждение. Человек, который не уплатил штраф за человекоубийство, был прощен, потому что оказал немалые услуги армии Веостана при Бемфлеоте. Некоторые покосились на меня, когда зашла речь об этой победе, но никто не спросил, помню ли я того человека. Король практически не принимал участия в обсуждении, лишь устало поднимал руку в знак своего согласия.