Прутский Декамерон - Алекс Савчук

Не успел я предположить, что это ей среди ночи так приспичило гладить, как начали происходить совсем уж невероятные вещи.

– Где здесь можно повеситься? – ужасным голосом вскричала Ирина. Пересекая комнату, она накинула петлю шнура себе на шею. – Меня в этом доме хотят изнасиловать, а я сказала, что этому не бывать. А ты, подруга, значит так, да? – взвизгнула она, вперив свой взгляд в Елену, сидевшую голой в постели. – Нет, чем это, лучше смерть!

– Ирочка, в своем ли ты уме? – воскликнул я, сбрасывая с себя одеяло. И жутким шепотом, ни на йоту не веря в реальность происходящего, добавил: – Ты можешь, конечно, повеситься, только не здесь же, не в этой комнате! – Мне показалось, что перед нами разыгрывается какой-то нелепый фарс, и я продолжал, еще надеясь превратить этот инцидент в шутку: – Меня лично, например, раздражают запахи мертвых. Иди вон туда. – Я махнул неопределенно рукой. – В кухню, в прихожую, там где-нибудь пристроишься.

– Ах, так! – завопила Ирина, останавливаясь на пороге между комнатой и кухней. Раздумав, видимо, вешаться, она размахнулась и запустила в мою сторону тяжелым утюгом. Тот, описав над нашими головами дугу – мы с Ленкой еле успели пригнуться, – тяжело рухнул на радиолу с проигрывателем, у которой от удара подломились ножки и вся наша «музыка», которая была, пожалуй, постарше Кондрата, шумно грохнулась на пол и развалилась на куски.

В это мгновение из спальни выскочил полуголый Кондрат (и вовремя, а то меня уже всерьез начинало беспокоить его отсутствие на месте событий). Он, сделав два гигантских шага, подлетел к Ирине, и с ходу без слов влепил ей размашистую оплеуху. Ирина от удара медленно повалилась навзничь на пол, голова ее, издав глухой стук, оказалась под телевизором, как раз между четырьмя его ножками. На ходу натягивая трусы, я побежал на кухню, вернулся обратно со стаканом воды, и стал, обмакивая пальцы в воду, брызгать на лицо Ирине, но Кондрат, выхватив у меня стакан, с размаху выплеснул все его содержимое ей в лицо. Ирина дернулась, закашлялась и открыла глаза.

– Встань, стерва! – заорал Кондрат, – встань, а не то я тебя в стойло поставлю, сучка, мать твою…

Ирина, медленно перевернувшись на живот и встав на карачки, задом полезла из-под телевизора, затем, цепляясь руками за стол, медленно поднялась на ноги, – от слабости ее покачивало. Кондрат рывком за плечо развернул девушку к себе лицом, схватился обеими руками за модное джинсовое платье-комбинезон с рядом пуговиц по всей длине, и рванул его у ней на груди. Пуговицы с печальным дробным стуком осыпались на пол, комбез медленно сполз почти до колен, и Ирина осталась стоять перед нами в одной коротенькой белой рубашечке и трусиках.

– В этой квартире – милом гнездышке любви – позволены лишь слезы восторга, – сказал Кондрат, – а не сопли и вопли, поняла ты, овца? А теперь – шагом марш в койку! – Он указал рукой на дверь спальни. Ирина качнулась и, безвольной рукой придерживая сползшее платье, побрела в комнату; я тем временем ужом скользнул в свою постель. Взявшись за руки, мы с Леной сидели и молчали, ошарашенные увиденным.

Еще несколько минут в соседней комнате были слышны Иркины всхлипывания и голос Кондрата, читавшего ей нотацию, потом все стихло. Вскоре мы Еленой, почувствовав озноб, полезли под одеяло. Она прижалась ко мне всем телом, слегка подрагивая при этом то ли холода, то ли от страха, то ли от возбуждения, а может, от всего сразу вместе. Я обнял девушку, она всем своим гибким телом мягко потянулась мне навстречу, и я чуть не заурчал от удовольствия – девушка была ласковой и податливой, и потому, наверное, ужасно желанной. Ко всему прочему она оказалась чертовски любвеобильной и еще долго, до середины ночи, не выпускала меня из своих объятиях.

2

Проснулся я, когда за окном было уже совсем светло, от тяжести. Ленка, навалившись на меня всем телом, сладко посапывала, наши головы находились в сантиметрах друг от друга; я ощущал на своем лице ее дыхание. Я поцеловал ее звучно в нос и девушка, открыв глаза, с недоумением уставилась на меня, затем улыбнулась, и, подняв голову, стала осматриваться по сторонам. Ирину мы увидели одновременно: та сидела на стуле через стол от нас и, закинув ногу за ногу, пришивала к своему джинсовому платью-комбинезону пуговицы.

– Вставай, Ленка! – сказала она, заметив, что мы проснулись. – Я сейчас закончу, и мы с тобой пойдем в милицию. – Лицо Ирины, не защищенное в этот ранний час косметикой, было злым и непривлекательным.

Услышав это заявление, я немедленно облачился в трусы и сполз с дивана: дело принимало нешуточный оборот.

– Тут у нас ходила одна в милицию, – сказал я, протягивая руку и бережно снимая с телевизора череп. – И ведь говорил я ей, предупреждал: «Не ходи ты в милицию, у нас везде свои люди!» Не поверила, дурочка. – Внимательно наблюдая за реакцией Ирины, я продолжил, теперь уже с драматическим надрывом в голосе: – Теперь можно, конечно, сунуть ей в глазницу или в оскал зубов, но что толку, она, бедненькая, уже все равно ничего не почувствует.

С этими словами я горестно вздохнул и поставил череп на место. Ирина вскочила, выронив из рук платье, глаза ее округлились от ужаса:

– Это неправда! Ты лжешь! Ты хочешь меня запугать!

– Все правда, милая, – заверил я ее. – А милиция от нашего дома совсем близко: двести метров – туда, еще двести – обратно, и когда вы вернетесь, а дядя милиционер, не сомневаюсь, приведет вас прямо сюда, якобы для осмотра места преступления, мы уже не будем такими добренькими.

Скрипнула дверь и из спальни вышел Кондрат, на нем, как и на мне, из одежды были лишь трусы. Зато лицо его выражало крайнее негодование, даже суровость. Он подошел и остановился посреди комнаты прямо перед Ириной во весь свой прекрасный рост, так что ее голова еле доставала ему до плеча. Елена, одевшись в считанные секунды, но все же не так быстро, как раздевалась накануне вечером, подошла и прижалась ко мне.

– Ты тоже пойдешь в милицию, милая? – спросил я, нежно обнимая ее.

– Я… не… нет.

– А то тебя вроде и убивать не за что.

– А что ты скажешь в милиции? – спросил Кондрат Ирину.

– Скажу, что ты меня изнасиловал, вот! – ответила та, держа перед собой джинсовое платье, словно вещественное доказательство.

– Я?.. Тебя?.. Изнасиловал? А позвольте узнать, милая девушка, сколько вам лет?

– Двадцать три – простодушно ответила за Ирину Лена, видя что та отвечать не торопится.

– А мне 17, – сказал «мальчик» Кондрат (рост 187, вес 92 кг). И я, как ты сама понимаешь, еще несовершеннолетний. Вот и придется сказать дядям милиционерам, что ты меня развратила.

– А потом, если тебя, конечно, не засудят за растление малолетнего и не посадят в тюрьму, я лично займусь тобой вплотную и твой череп займет место рядом с этим, – нежно, почти с любовью в голосе проговорил я.