Другая жизнь (So Much for That) - Лайонел Шрайвер

Кэрол достала упаковки таблеток. Хитер пошла готовиться ко сну, а Флика до сих пор копалась у стола, дольше обычного выковыривая таблетки из блистера. Девочки обожали вмешиваться в чужие дела и сейчас интуитивно чувствовали: что-то произошло. Флика знала, как мама не любит проявления ее чрезмерного любопытства, но ничего не могла с собой поделать. Перекладывая оставшийся нут, Кэрол зло бросила Джексону:

– Теперь ты доволен.

– Меня совсем не расстроило происходящее, – ответил он, положив ноги на стул, и принялся за пиво, испытывая при этом невыносимое желание залезть в штаны и почесаться. – Хотя у меня складывается впечатление, что ты хотела сказать совсем другое.

– Ты смотрел новости?

– А что? – Джексон немного расслабился. Кэрол не станет обсуждать при Флике ничего серьезного. В последнее время любой их разговор порождал в нем томящее чувство вины, и теперь он был благодарен жене за стремление сменить тему, как и она ему за невымытый пол. – Почему я должен радоваться, что Терри Шиаво умерла?

Все доводы родственников были исчерпаны, и, по требованию мужа, аппарат искусственного питания был отключен две недели назад. Бедная женщина протянула даже дольше, чем ожидали врачи.

– Закончены неоправданные расходы, – продолжала Кэрол, – теперь можно отправить медикаменты и ее постельное белье в Африку, как и хотели вы с Шепом.

– Откровенно сказать, я рад за нее. Наконец-то закончились мучения, – сказал Джексон.

– Но ведь ты сам говорил, что она ничего не чувствовала. Она вовсе и не жила, с твоей точки зрения. О каких страданиях тогда идет речь?

– Любимая, я не понимаю, почему эта история так тебя взволновала. Ты даже не была с ней знакома. Разве она приходилась тебе близкой подругой? О ее прошлом, о том, каким человеком она была, газеты писали лишь вкратце.

– Тем не менее она была живым человеком; и это самое главное! А ее убили. Это все равно что пустить ей пулю между глаз.

– Но ведь не я ее убил. Что ты на меня-то злишься?

– Ты ее убил. Твое мировоззрение ее убило. Эта женщина уже не красива, никому не нужна, давайте выдернем вилку из розетки! С кем еще ты бы предпочел поступить так же? Кто еще тебе неудобен или дорого обходится? Старики? Или дети с болезнью Дауна? Может, отправишь их в газовую камеру за то, что они не смогли пройти твой тест для «восьмого класса»? Ты ступил на скользкий путь!

– Оставь эти рассуждения про «скользкий путь», – повысил голос Джексон. – Мы все идем по «скользкому пути», нравится нам это или нет. Странно, что мы еще умудряемся держаться на ногах. Мы убиваем людей. Серийным убийцам делаем смертельные инъекции, косим огнем Талибан в Афганистане…

– Можно подумать, я в силах это прекратить, – сказала Кэрол и осторожно покосилась на Флику. Сейчас уже было поздно выдворять ее из кухни и объяснять, что в свои шестнадцать она не имеет права принимать участие в обсуждении злободневных тем вместе с родителями.

– А я рада, что она умерла, – сказала Флика.

– Флика, не смей такое говорить. Никогда. Ни о ком. Это отвратительно.

– Что в этом отвратительного? Мозг Терри Шиаво давно умер, от нее никому никакой пользы. Она была жирная, не могла ходить, только ворочалась в постели.

– Значит, теперь надо уничтожить всех полных людей?

– Я уверена, если бы эта женщина знала, во что превратится, она сама бы выдернула вилку.

– Не нам судить, что хорошо, что плохо, – сказала Кэрол, – и что люди думают, когда уже не могут говорить. Человеческая жизнь – это святое, какой бы она ни была.

– Ничего в этом нет святого, – жестко парировала Флика. – Очень часто она убогая. Вся шумиха вокруг Терри Шиаво не заслуживает большего внимания, чем крики: «Ой, я наступила на жука».

Флика определенно хотела завести мать еще больше, чтобы та не сдержалась и перешла все грани; это был негласный сговор между Фликой и отцом, оба умирали от желания увидеть Кэрол вышедшей из себя. Кэрол никогда бы не позволила себе такое поведение, чтобы не «расстроить» дочь. Хотя все замечания родителей, кажется, только и нужны для того, чтобы расстроить ребенка. Если этого не добились, значит, цель не достигнута. Но как могла Кэрол быть строгой матерью, когда она больше всего боялась, что установка строгих границ и правил может вызвать у больного СВД анафилактический шок.

– А ты? – холодно спросила Кэрол. – Ты бы хотела, чтобы кто-то раздавил тебя, как жука?

Флика знала, что этого лучше не говорить, однако сняла очки и потерла глаза.

– Иногда я ощущаю себя жуком. Не понимаю, почему жизнь считается чем-то прекрасным. Мне она кажется гадкой и отвратительной. Честно говоря, я с трудом ее терплю. Терри Шиаво повезло.

Если бы у Флики не было СВД, Кэрол наверняка дала бы ей пощечину. Но Флика была больным ребенком.

– Жизнь прекрасна по сравнению с альтернативным состоянием, – предположил Джексон.

– Откуда ты знаешь? – спросила Флика. – По мне, так «альтернативное состояние» звучит лучше.

– Милая, ты устала, – сказала Кэрол. – Пойдем спать.

– Да, я устала, – фыркнула дочь в ответ. – От всего. От этих нежностей. Капель в холодильнике, оттого, что не могу нормально гулять по школьным коридорам…

– Нам пришлось вести долгие переговоры с министерством… – начала Кэрол.

– Я знаю, это «невероятная удача», что они согласились за нее платить, но каково мне с ней? Лаура – полная дура и ходит за мной по пятам. Не дает вздохнуть. Она все время боится, что я споткнусь или начну задыхаться, а ее выставят виноватой. Всегда называет меня «дорогуша» или «тыковка», а меня это раздражает. Мне надоело спать с оксиметром на пальце. Постоянно слушать идиотское пищание. Его сигнализация орет на весь дом и всех будит. А в большинстве случаев со мной все в порядке, просто прибор сошел с ума. Сколько можно спать с кислородной маской на лице. Я даже не могу перевернуться на живот, потому что оттуда торчит трубка. Приходится всегда заводить будильник на час ночи и на четыре утра…

– Послушай, – попытался перебить ее Джексон, – мы тебе говорили…

– Я уже слышала, что вам «приятно заполнять мешок едой». Но я больше так не хочу! Я хочу, чтобы в доме все спокойно спали! Вы не высыпаетесь годами. Вскакиваете среди ночи, потому что надо дать ребенку еще баночку питания. Все равно что ездить на разваливающейся машине, у которой постоянно течет масло. Дело в том, что я сама от этого устала. От всего этого дерьма.

– Конечно, это все дерьмо! – воскликнул Джексон, обнимая дочь; она такая тоненькая и хрупкая, что забываешь о ее возрасте. – Но это наша жизнь. Вы с Хитер единственное, что у нас есть. Так что давай держись!

Порой Флика и сама забывала, что ей уже шестнадцать, и сейчас она прижалась к отцу, он подхватил ее на руки и понес наверх.

* * *

– Не переношу, когда она говорит такие вещи, – сказала Кэрол, когда они ложились в постель. – Понимаю, она не хотела сказать ничего плохого, возможно, она в в таком настроении после клонопина или депакота. Они оба вызывают «суицидальные мысли», таков побочный эффект. Она и сама не понимала, что говорит, но тем не менее мне очень неприятно.

– Возможно, она имела в виду совсем не то, что ты поняла.

– В таком случае она очень жестока. Кто о нас подумает? Все время напоминает нам о том, как ей трудно, словно мы сами этого не знаем. Она использует СВД, чтобы воздействовать на нас.

– Разумеется. Мы все пользуемся тем, что под рукой, верно? – Когда Кэрол расстегнула бюстгальтер, Джексон ощутил легкий толчок, а затем острую нестерпимую боль в паху.

– Что за запах? Джексон зашмыгал носом.

– Ничего не чувствую.

– Он преследует меня весь вечер. И в кухне так пахло. Я уже думала, что в кладовке что-то протухло, а теперь тот же запах и в спальне.

– Ох, – проблеял Джексон, – у меня что-то живот пучит, может, от нута.

– Я знаю, какой запах бывает в таких случаях, Джексон. Это не аммиак, это еще хуже. Похоже на запах тухлятины.

Он поежился и пожал плечами:

– У тебя всегда было превосходное обоняние. Я ничего не чувствую.

– Как думаешь, может, под дом заполз какой-нибудь зверек и умер? Может, кошка или енот. Если вонь не выветрится, придется тебе залезть и проверить.

– Хорошо, когда в доме есть опытный мастер. С такой веселой работкой я каждый день сталкиваюсь в «Наке». – Откинув простыню, Джексон направился в ванную.

– Опять начинаешь, – проворчала Кэрол.

– Что? – прокричал он, стараясь заглушить звук льющейся мочи; струя словно обжигала его изнутри.

– Закрывать дверь, когда писаешь. Ты так делаешь уже несколько недель. С чего это ты такой стеснительный? Я тысячи раз видела, как ты писаешь.

На прошлой неделе Кэрол попыталась войти в ванную и обнаружила дверь запертой. Это было не принято; она решила, что муж сошел с ума – он стал путано объяснять, что привык запирать за собой дверь на работе, а сейчас просто не подумал; на его счастье, она не вспомнила, что в кабинках с писсуарами в офисе просто-напросто нет дверей. В любом случае, чтобы не вызвать излишних подозрений, в будущем ему следовало быть внимательнее. Сегодня она вошла внезапно.