Найдется добрая душа - Владимир Шорор

Подходила зима. Надо было убрать картофель в подсобном хозяйстве. И поручили нашей бригаде и бригаде еще одной, Хотулева, строить овощехранилище. И копать картошку одновременно. Каждому было задание — выкопать пять соток картошки. Хочешь не хочешь, справляться с этим надо. Отдавали все силы, понимали: задание серьезное.

Нас комендант хотел перевести в семейную палатку. А мы хорошо сжились, ругани никакой. Все члены партии, все уважаем друг друга. Ну, раз переводят, что поделаешь? Надо уходить. Тут ребята взяли коменданта за прудки: пусть, говорят, Сухомлиновы остаются. Устроили аврал: кто доски тащит, кто что. Отгородили угол. Условия жизни стали лучше. Но палатка есть палатка, как ни топи — зимой не натопишь. Что с детьми будет?

Тут, аккурат, приехали родители Ани. Заготовили мы лесу, стали рубить времянку. Товарищи крепко помогли. И к седьмому ноября справили новоселье. Помазали, побелили, настоящая комната получилась. Никогда я не был печником, а тут сам сложил печку с тремя ходами. Долго сидел, плановал — как же делать, чтобы дым вокруг духовки пошел? Чтобы булочку или еще что испечь? Целый чертеж составил, пока сообразил. Ну, это все личное строительство. А на большой стройке происходило вот что. Конечно, я говорю не про всю стройку, а что происходило со мной, с нашими ребятами. Про всю стройку надо у товарища Наймушина спрашивать. А я своим чередом пойду.

В октябре пятьдесят пятого года стали собирать бригаду сантехников. Кто работал, кто не работал по этому делу — шибко не разбирались. Немного знаешь это хозяйство — марш туда. И я, конечно, тоже попал в эти сантехники. Нас послали строить водопровод. И строили мы его с ноября по январь. Экскаватор не брал землю, все замерзло, взрывчатки не было. Приходилось жечь костры, отогревать землю и рыть траншею. А морозы под сорок заворачивают, а то и под пятьдесят бывало. Никогда в таких условиях водопроводы не строили. А что делать? В поселке снег ели вместо воды, все питались, можно сказать, снегом. Мы пустили водопровод к Новому году. Не испытывали, какие тут испытания? Проложили трубы в траншеях, засыпали мерзлым грунтом, но поселок получил воду. Узкое место было ликвидировано. Напились люди досыта, стирать могли теперь, умываться. Веселее дело пошло.

Сдали водопровод — куда теперь? И тут, в январе, организовалась непосредственно моя бригада монтажников. Мы разделились на сантехников и монтажников. Сантехники, те своим делом занялись, а мы стали монтировать башенный кран. В бригаде оказалось тридцать семь человек. Это по дурости начальника участка. Таких бригад не бывает, надо шесть-семь человек, тогда дело будет. А так что?

Вот считайте. За год мы смонтировали около ста тонн металлических конструкции или двадцать восемь каркасов металлических корпусов. Семь из них под гаражи, четыре под тракторный парк. И еще разные ремонтные мастерские, база главного механика и много всяких помещений. Это за год. С мая стало в нашей бригаде восемь человек. Остальные ушли в специализированную организацию. И вот, смотрите, что получилось. До мая мы, тридцать семь человек, поставили три корпуса или сто пятьдесят тонн металлоконструкций. А после мая мы, восемь человек, поставили двадцать пять корпусов или восемьсот пятьдесят тонн конструкций. И, когда нас было тридцать семь человек, заработок был в пределах тысячи рублей. А когда восемь человек — в пределах трех тысяч.

Мы смонтировали эти корпуса, сдали их в эксплуатацию. За это нам что? Мне присвоили имя лучшего слесаря Иркутской области. Вот, пожалуйста, документ, корочки. Вроде диплома. Дали две почетные грамоты, Строительству и Управлению. И три тысячи — бригаде премию. Средний, примерно, процент выработки составил у нас триста процентов. То есть за год выполнили план трех лет. И без всякой туфты. Ну, какая тут туфта? Металлоконструкции стоят на месте. Предъявляем в банк документы на эти конструкции, нам за них деньги платят. Монтаж окончили в декабре пятьдесят шестого года. Тут работы для нас по специальности не оказалось. Перекинули нас на хозработы, потом на перевозки. В общем, как говорится, бери больше — неси дальше. А ведь мы монтажники, сколоченный коллектив, можно сказать. Куда нас?

4

Тут встала необходимость обезопасить дорогу от нависших над ней скал, на правом берегу. Из нашей бригады сколотили бригаду верхолазов. Часть ребят не прошла по состоянию здоровья — у кого силенки маловато, кому на высоте дурно становилось, у кого еще что. А остальные — Шагуров, Парамонов, Долгов, Хмелинин, Миков, Сторублев, Неделяев — эти ребята стали верхолазами.

Проходили одновременно и теорию и практику. В армии я немного занимался альпинизмом. Теперь пришлось быть и инструктором и конструктором. Сам учил, сам и практикой руководил. Привезли нас впервые, помню, знакомиться со скалами, с объектом. Впечатление такое — что тут страшного? Работа хорошая, снизу вверх смотрим, не так-то высоко. И когда на другой день получили снаряжение — веревки, тросы, ломики скальные, оказалось не так-то просто, как смотреть снизу. Когда поглядели сверху, многим пришлось туго. Один парень, здоровый на вид, спустился метров на десять вниз. Висит на канате. А под ним еще метров семьдесят пустого пространства до земли. Он и не смог дальше двинуться. Пришлось тащить его назад. Высота, как ни крути, восемьдесят, а то и девяносто метров. И еще один не выдержал: головокружение началось, когда работать пытался. А остальные чувствовали себя хорошо, с первого дня начали вкалывать на совесть. Главный инженер говорит: «Мне, ребята, вас не проконтролировать. Нету на такие работы ни нормы, ни положения об учете времени. Поэтому прошу — на совесть. Устал — отдохни, чтобы ноги не тряслись. Чтобы, самое главное, не сорваться оттуда- — технику безопасности непременно соблюдайте». А у нас и так, говорю, все на совесть работают.

Когда спустишься метров на пятнадцать — двадцать со скалы, тихо, ветру нету. Спустился еще — с Ангары тянет по скале, как по трубе. Один камень сбросишь, а он за собой еще десять утащит. Поднимается сильная пыль, хотя ветра почти нету. Поток воздуха от Ангары вверх идет. Поработаешь там с полчаса — ничего, а вылезешь на твердую почву отдыхать — поджилки трясутся. Веревка, конечно, веревкой, а на нее сильно не надейся. Посмотришь вниз — лететь далеко, там скалы с Ангарой. И страхуешь себя изо всех сил, со вниманием по всем направлениям смотришь. Камень, любой, сперва ногой попробуешь — не живой ли он? То есть живые камни такие, которые крепко не держатся, шатаются. И в любой момент такой камень, задень его или от сотрясения, может вниз загреметь. Вот эти живые камни мы и сбрасываем, чтобы обезопасить бечевник, проходящий внизу под скалами. Но сперва мы смотрим вверх — не задел ли чего веревкой? Потому что страшен не тот камень, который внизу.

Я, как и любой наш верхолаз, вооружен ломиком. Он пустотелый, из буровой стали, весом четыре килограмма, вроде ледоруба, если с альпинизмом сравнивать. Ломик служит и как ломик, и как надежный предохранитель. На него и опираешься, и прикрыться можешь, и как рычагом действуешь. Прежде чем столкнуть камень, мы принимаем снизу сигнал от наших товарищей — можно толкать или нет. Ведь внизу люди работают, машины ходят. Поэтому двое наших товарищей охраняют скалоопасный участок и сигнализируют нам. А еще два человека охраняют нас сверху, то есть травят или выбирают веревку, которой мы опоясаны. Если кто сорвется со скалы, то пролетит расстояние, которое ослаблено веревкой.

На скале гляди в оба, как на воде или на пожаре. Скалы — это стихия. Чуть что нарушил — плохо может кончиться. Пришел к нам, помню, новый, Миков. Я говорю ему — не залезай выше меня. А он увлекся, залез. Я тогда стоял на уступе. Он камень ковырнул, а по лощине камень не пошел, стукнулся, запрыгал — и на меня. Миков-то крикнул, а я смотрю — камень метрах в двух от меня. Деться некуда, смерть идет. Приник к скале, вжался в нее, камень мимо и прошел, задел только чуть. Смотрю на Микова, а он будто мукой обсыпан, белый весь.

Или еще был случай. Сковыривали мы тут одну каменную бабу, метров семь высотой. Качали ее, качали, стоит на скале, как на фундаменте. Толкаешь ногой — болтается, ходит, живая. Слезли вниз, убрали из-под нее камень, она и пошла. Едва отскочить успели. А там, пониже, еще одна баба стояла, кубометров на десять. Наша-то как пошла и нижнюю сшибла. Кубометров двадцать сразу свалили. Шуму, пыли было, как после взрыва. Увлекаешься этой работой, обедать забываешь.

Мы впоследствии перешли на более прогрессивный метод. Стали бурить вручную скалы. Инструмент простой — забурник и киянка. И взрывали при помощи бикфордова шнура. Заложишь заряд, шнур горит, а ты, как сумасшедший, вскакиваешь в укрытие. И тут взрыв. Эти взрывы позволили нам обрушивать в смену от двухсот до четырехсот кубометров скалы. И надо еще несколько тысяч кубов обобрать породы, чтобы не было никакого риска для движения людей и транспорта. За три месяца мы сделали оборку камня на протяжении двух с половиной километров над дорогой.