Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

покрывать вашего кузена?

– Что? Что вы несете? Никого я не…

– Ну, вы же сказали, что по Огибалову плачет каторга! – теперь уже я перебил Хвостова.

– Я сказал?

– Да, вы, вот только что!

– Да? Черт, и правда…

– Мне известно, что у вас нет оснований испытывать привязанность к своему двоюродному брату. Так зачем же?..

– Кто это вам такое сказал? – Хвостов мрачно взглянул на меня.

– С его прежнего места службы докладывали, – уклонился я от прямого ответа.

– Ну да, мы не ладили. Так что же, теперь вы хотите, чтобы я продал родственника полиции со всеми его потрохами?

– Поверьте, я не служу и никогда не служил в полиции.

– А на что он вам тогда?

– Он важный свидетель по моему делу.

Хвостов забарабанил толстыми пальцами по столу.

– С кем судиться-то взялись? – спросил он меня после минутного раздумья.

– Вы что-нибудь знаете о завещании купца Петра Савельева? – ответил я вопросом на вопрос.

Алоизий Капитонович еще сильнее нахмурил брови, которые теперь соединились в одну кривую линию. Он глубоко затянулся и, откинувшись в кресле, медленно выдохнул тонкую струйку табачного дыма:

– Знал я, что этим дело кончится, знал…

– Это по причине нрава скверного, или компания дурная ему в свое время подвернулась? – попытался я подыграть Хвостову.

– Ай, с самого отрочества ловили его на разных мерзостях, на делах противоправных, – он махнул рукой. – По-хорошему убеждали, внушали, крепким словом урезонивали, розгой и тумаками воспитывали – все не впрок. А как с Кобриными связался, так и вовсе пиши пропало!

– Послушайте, уважаемый Алоизий Капитонович, – решил я использовать последний довод. – Именно что Стратон связался с Кобриными! Вы правы, в случае явки в суд по моему делу ему грозит каторга. А ежели за все его дела у кого-то другого найдется для него счетец? Как вы думаете, нужно ли будет высокопоставленному преступнику его уже использованное орудие?

Хвостов взглянул на меня, подумал, а потом, пожав плечами, промолвил:

– Я слышал, что сейчас Стратон служит управляющим предприятиями князей Кобриных на Кавказе. Нефтяные разработки где-то у горы… Название такое мудреное… Ура… Ура-город… Нет, Ура-форт… Или Ура-крот… Тьфу!..

– Может быть, Сура-корт? – подсказал я, вспомнив газетные заметки времен Кавказской войны, прославлявшие победы русской армии.

– И то верно, Сура-корт, – согласился бывший приказчик. – Говорят, власть у Огибалова там прямо неограниченная, и, управляясь, он что хочет, то и воротит. Тамошние чиновники частенько пишут Кобриным на него кляузы да жалобы, и все безуспешно. Других бы давно уже бы вызвали обратно да наложили взыскание, а тут нет. Не позволяют-с!

– Хороший управляющий, стало быть? – усмехнулся я. – Не отпускают с места-то…

– Может, и так… А может оказаться, что именно вы правы… Кавказ ведь – место не только от Москвы далекое, но вдобавок еще и опасное. Просто замечательное для всякого рода случайных бед…

Хвостов, потушив трубку, постучал ею по краю тяжелой пепельницы, стоявшей на столе.

– Мой двоюродный братец, по моему разумению, должен, конечно, получить по заслугам, но по справедливости, не более! Если вы правы, и Стратон виноват, то подобные его деяния – это большой грех. Но если его задумали убить, то сие – и вовсе мерзость перед Богом. Я свято верю, что каждый должен получить по справедливости! Ни больше ни меньше! Я и с дьяконом нашим как-то спорил: он говорит, что «по милости», а я – «по справедливости», и поэтому твердо уверен, что место Огибалова – на рудниках! Но смерти от неизвестной пули на Кавказе я ему не желаю. Всех наказаний, как и благодеяний, должно быть в меру – за заслуги и провинности перед Отечеством и Богом, – и Хвостов, не торопясь, принялся снова набивать свою трубку.

– Так что же о завещании Савельева? – решил я напомнить ему о своем вопросе.

– Что я знаю о завещании? Стратон служил у Савельева в должности приказчика, а эта должность, знаете ли, дает большие выгоды. А где большие выгоды, там и большие соблазны тут как тут. Видите ли, братец мой с детства отличался твердой рукой да хорошим глазом, рисовальщиком был изрядным. И повадился он как-то в юности на письме почерками разными изображать всякое: хочет – мужескую подпись изобразит, а хочет – вот будто дама пишет. Да так навострился, что и отцову руку мог повторить, и матушкину, и дядину…

– И что же?

– А то, что, служа у Савельева, Огибалов с его ведома и разрешения в бумагах, касавшихся мелких дел, ставил подпись заместо своего хозяина. Так, впрочем, делают многие приказчики… Ходили слухи, что князья за год-два до кончины Савельева принялись старательно Стратона обхаживать да привечать ласково. Я бы тем слухам не верил, если бы однажды мне не пришлось отобедать с любезнейшим Василием Михайловичем Бородиным. Человек он маленький, писаришка, тьфу, зато большой любитель застолий да возлияний. Обед наш и вправду удался, мы изволили целую четверть горькой выкушать, и Бородин между делом поведал мне, – Алоизий Капитонович понизил голос, – что как-то сидел он вот так же хорошо в кабаке с Огибаловым, и тот во хмелю похвастался ему: дескать, подделал он подпись на завещании Савельева, да потом еще и помогал князьям сыскать прочих свидетелей, чтоб ту самую подпись подтвердить…

Приказчик, замолчав, снова затянулся и выпустил к потолку комнаты кольцо дыма.

– А господина Бородина вы мне поможете сыскать? – я вынул карандаш и раскрыл записную книжку.

– До Бородина тут рукой подать, – буркнул Хвостов. – Соблаговолите взглянуть в окно! Вон тот дом видите, с зеленой крышей? Это доходный дом Осоргина. Вот там Бородин и снимает свои комнаты…

Поблагодарив хозяина, я засобирался.

– Кхм… – Алоизий Капитонович, кашлянув, перешел на более строгий слог, – господин Арбелов, я надеюсь, что вся эта история не выплывет слишком уж быстро. Я со дня на день повышение по службе получаю. Начальством канцелярии уже рассматривается возможность присвоения мне личного дворянства. Дело, знаете ли, существенное… Не хотелось бы сейчас вот так с братцем оконфузиться!

Я остановился у двери и обернулся к нему:

– У нас, пожалуй, едва ли что-то делается слишком быстро. Но, уверен, все выйдет по справедливости, милейший Алоизий Капитонович! Даже не сомневайтесь!..

Десять минут спустя я уже подходил к дому, указанному мне Хвостовым.

Доходный дом Осоргина встретил меня так, как и подобало жилищу в этой части города с комнатами, сдаваемыми внаем рядовым служащим, разнорабочим, крестьянам-отходникам и другим представителям городских низов: потертыми, выгоревшими и грязными обоями, тут и там клоками свисавшими со стен, витавшим в воздухе крепким запахом дешевого табака, отхожего места, тухлого лука и вареной кислой капусты, да