Мистеры миллиарды - Валентин Зорин

По мере того как дети Джозефа Кеннеди достигали совершеннолетия, они получали от отца на обзаведение еще по миллиону долларов. Это не считая домов и машин, загородных вилл и всевозможной утвари.

Количество денег, составляющих капитал каждого из членов семейства Кеннеди в отдельности, сохраняется в секрете. Но два обстоятельства сомнению не подлежат. Во-первых, все они миллионеры, и, во-вторых, значительная часть их средств вложена в акции многочисленных доходных корпораций и банков, давая сотни тысяч долларов ежегодного дохода и в то же время связывая их тысячами незримых, но вполне прочных нитей профита и интересов. Спрашивается, могут ли Кеннеди-политики действовать таким образом, чтобы нанести ущерб кеннедиевскому бизнесу, интересам этих корпораций и банков и, следовательно, своим собственным финансовым интересам?

Вовсе не обязательно проводить свой день на бирже или непосредственно заниматься предпринимательской деятельностью для того, чтобы быть связанными этими интересами: своими собственными, своей семьи, своего окружения, своего класса. Да, братья Кеннеди не бывали на бирже, разве что в качестве экскурсантов. Но что от этого меняется? Вся деятельность политиков Кеннеди — во имя бизнеса, в защиту бизнеса, во исполнение целей бизнеса крупнейших американских монополий.

И в старинных родах европейской земельной аристократии издавна существовало разделение, когда старший в роду наследовал поместья как лендлорд, другой становился воином, а третий принимал духовный сан. Но и в стальных латах под рыцарским шлемом, и в кардинальской мантии, и красной шапке они были представителями одного и того же класса, служили одному и тому же Делу.

И президент Кеннеди, и министр Кеннеди, и сенаторы Кеннеди прежде всего сыновья миллиардера Кеннеди, его наследники, люди, всей своей жизнью, нитями, образом мыслей, фетишами связанные и действовавшие в интересах американского большого бизнеса.

Мы не стали тогда говорить всего этого Роберту Кеннеди. Вряд ли нам удалось бы его убедить. Но и его рассуждения о том, что братья Кеннеди не имеют никакой причастности к бизнесу, нас не убедили ни в чем, хотя я допускаю, что говорил он все это вполне искренне.

Бизнес и политика

То и другое тесно переплелось в деятельности и в судьбе этого необычного семейства. Без одного немыслимо другое. Не будь за спиной 35-го президента огромных капиталов его отца, денег и влияния тестя, он не стал бы деятелем, вызвавшим и по сей день вызывающим в Америке острое борение политических страстей, с его именем не был бы связан важный политический поворот, который он пытался осуществить и который стоил ему жизни.

Да, президент Кеннеди был человеком острого ума, отточенного блестящим образованием, полученным в Гарвардском университете и Лондонской школе экономических наук, где он учился у крупного специалиста, виднейшего теоретика современного лейборизма профессора Гарольда Ласки. (Это мало известное обстоятельство очень важно для понимания многого в его последующей деятельности: миллионер и аристократ ищет и находит поддержку правых лидеров американских профсоюзов.)

Да, он был человек сильного характера, закаленного в огне войны, которую он провел в действующем флоте, в беспокойной и опасной должности командира торпедного катера.

И все-таки ни ум, позволивший ему трезво оценить соотношение сил, сложившееся в мире к моменту его прихода к власти, ни характер, необходимый для того, чтобы сворачивать с проторенных путей, не перевели бы его благих пожеланий из сферы желаемого в область действительного, если бы в его руках не находилась сила, единственно реальная в буржуазной Америке сегодняшнего дня, — сила денег.

Пойти вразрез с тем, что пока еще не разглядевшие новой ситуации в мире тупоголовые и близорукие представители правящей влиты считали истинным, мог в условиях современной Америки только человек из их среды, опирающийся на эту силу.

Нет, Джон Кеннеди не был рыцарем, бесстрашно выступавшим за справедливость, думавшим о благе человечества. Он был холодным и расчетливым буржуазным политиком, верным интересам своего класса так, как он их понимал, и руководствовавшимся в своей деятельности исключительно этими интересами. Он был только умнее большинства своих коллег, видел дальше, судил реалистичнее, делал необходимые выводы смелее, нежели они.

Генералу де Голлю принадлежит нижеследующее эссе об американских президентах последних десятилетий: «Рузвельт и Кеннеди были масками на настоящем лице Америки. Джонсон — подлинный портрет Америки. Он открывает нам страну такой, какова она на самом деле: грубой и сырой. Если бы его не было, нам надо было бы его придумать».

«Джонсон — ковбой, — продолжал генерал, — и этим все объясняется. Родись он в Европе, он не остался бы там, а поехал бы в Африку охотиться на бегемотов или в Америку искать золото. Но, родившись в стране ранчо и кольтов, он стал типичным шерифом, унтер-офицером, последовательно получающим повышения. Джонсон мне, если хотите, нравится. Он даже не делает вида, что думает».

Сказано с присущей генералу ядовитостью и достаточно хлестко. Думается, что здесь не без меткости схвачено характерное не только для Джонсона лично, но и прежде всего для господствующего американского политического стиля. Манера стрелять с бедра в Америке не только техасская привилегия. Это общепринятый и в какой-то степени культивируемый политический стиль, не раз дорого обходившийся стране. Де Голль говорил о Джонсоне. Список деятелей такого рода нетрудно продолжить. При всем внешнем различии между Трумэном и Эйзенхауэром, Гардингом и Гувером, Кулиджем и другими побывавшими в роли хозяина Белого дома в каждом из них есть что-то неуловимо общее, типичное для американского политического деятеля.

Об этих деятелях, нередко ограниченных и всегда самоуверенных, прямолинейных до примитивности и предельно самодовольных, во всех случаях ставящих кулак выше разума, а толстую мошну превыше всего, можно сказать, что они «настоящий портрет Америки» в том смысле, в каком имел это в виду де Голль. Спорить в этом с ним трудно, но одно обстоятельство деголлевского эссе нуждается в уточнении. Говоря о Рузвельте и Кеннеди как о масках на лице Америки, он хотел как бы подчеркнуть случайный характер появления этих деятелей в роли американского президента.

Между тем думается, что дело далеко не в случайности, а в глубокой закономерности, продиктованной насущнейшими нуждами той же самой Америки, типичными представителями которой являются, безусловно, и Джонсон, и Трумэн, и их предшественники. Да, действительно, на первый взгляд утонченный аристократ, склонный к самоуглублению и сложным теоретическим построениям Франклин Рузвельт и подчеркнуто интеллектуальный, англизированный Кеннеди, расположенный к кабинетным беседам на отвлеченные темы в кругу изысканных профессоров Гарварда, могут показаться белыми воронами в ряду обитателей Белого дома, капризом случая вознесенных на президентский пост, явлением нетипичным.

Попробуем, однако, вглядеться в это повнимательнее. Те же Трумэн и Гардинг, Эйзенхауэр и Кулидж восседали в президентском кресле во времена, для американской буржуазии относительно спокойные. Разрушительный кризис 30-х годов развенчал «великого инженера», как льстиво называла Гувера американская печать, и большой бизнес поспешил сдать его в архив, выдвинув на авансцену Рузвельта. В бурные и опасные времена именно этого деятеля, непривычного и нетипичного, предпочли держать во главе государства те, кто заправляет современной Америкой.

При таинственных, отнюдь не выясненных и по сей день обстоятельствах Рузвельт был внезапно убран с капитанского мостика американского государственного корабля и заменен воплощенной посредственностью, «галантерейщиком из Миссури», как называют в Америке Трумэна. Но это произошло лишь тогда, когда опасные бури и рифы великого кризиса и войны остались позади.

Теперь посмотрим, в какой обстановке появилась в Белом доме еще одна «белая ворона». Полтора десятка лет господства самодовольных иллюзий военного и политического превосходства, убеждение в том, что наступила эпоха, которая войдет в историю человечества как «век Америки», завершились внезапным и горьким для промышленно-финансовых воротил пробуждением. Советский прыжок в космос был не только выдающимся научно-техническим достижением, которому суждено стать вехой в новейшей истории человечества. Он символизировал собой утраченные иллюзии тех, кто в усердии не по разуму вознамерился повелевать миром, уповая не незыблемость американского превосходства во всех областях.

Злобный интеллектуальный карлик Трумэн, самодовольно ограниченный филистер Эйзенхауэр на поверку оказались политическими банкротами. С беспокойством, граничащим с паникой, властвующая американская элита обнаружила, что жизнь обогнала их, а XX век никак не хочет превращаться в век Америки. Раздались вопли о национальной катастрофе, о безнадежном отставании страны, об угрозе национальному существованию Америки.