Мистеры миллиарды - Валентин Зорин

Случайность ли все это? Просто фатальное совпадение или злой умысел? Ответов на эти вопросы нет и по сей день. Очевидным является лишь одно — младшие братья Дж. Кеннеди оказались в центре политического водоворота той борьбы, в которой несколько лет назад они были ближайшими помощниками погибшего президента.

...Когда Роберт Кеннеди через несколько часов после авиационной катастрофы примчался в госпиталь, караулившие его репортеры кинулись к нему: «Наступит ли конец вашим несчастьям?»

«Я как раз думаю об этом, — ответил он. — Представьте, что у нашей матери было бы только четверо старших. Сейчас она осталась бы без детей. Джо, Джон и Кэтлин умерли, Роз-Мари в психиатрической больнице. Да, будь у моей бедной матери лишь четверо детей, она сейчас была бы бездетной». Помолчав, он добавил: «Пожалуй, наш род только потому и сохранился, что нас много. Нас больше, чем несчастий».

Действительно, как бы мстя за свое благоволение, судьба обрушила на семейство Кеннеди одно за другим несколько тяжелых ударов. Через четыре года после гибели в 1944 году старшего из братьев в авиационной катастрофе погибла их сестра Кэтлин. В годы пребывания старшего Кеннеди на посту посла в Лондоне она познакомилась, а затем вышла замуж за представителя одной из знатнейших фамилий английской аристократии герцога Кавендиша. Семья Кавендишей в течение столетий поставляет руководящих деятелей Британской империи. Последним в ряду ее посланцев на лондонский Олимп был премьер-министр Англии Гарольд Макмиллан. (Таким образом, в начале 60-х годов два крупнейших государства современного капиталистического мира возглавляли люди, находившиеся в родственных отношениях. Чем не династические связи!)

Гибель Джона Кеннеди, безнадежная болезнь еще одной из сестер, авиационная катастрофа, в которую попал младший из братьев, едва не стоившая ему жизни, и, наконец, убийство Роберта — вот уж воистину и милости и немилости рок уготовил этому семейству полной мерой.

Но действительно их «больше, чем несчастий» — жив ставший теперь главной надеждой клана младший из братьев, занимающий уже сейчас, несмотря на молодость — он родился в 1932 году, — видное место и на Капитолии, где он восседает в сенаторском кресле, и в демократической партии, живы три сестры, мужья двух из которых — Серджент Шрайвер и Стивен Смит — активно и небезуспешно действуют на почве политики и бизнеса, а там, глядишь, подрастет и третье поколение. Оно уже довольно многочисленно: Роберт Кеннеди, утверждавший, что членов их клана должно быть больше, чем несчастий, обогнал Кеннеди-старшего — он оставил одиннадцать детей; дочь и сын остались после смерти Джона; трое детей у Эдварда, много детей и у сестер.

Воюют они не только числом, действуют сплоченно, а главное, до предела активно. Хорошо известна в вашингтонском свете Юнис Кеннеди-Шрайвер. Весьма активная особа, она принимает непосредственное участие в политических кампаниях своих братьев и мужа — крупного дельца, которого в американской столице считают восходящей политической звездой.

Муж еще одной из сестер — Джейн, 49-летний Стивен Смит, как уже говорилось, руководит семейным бизнесом. Смит подтверждает правило, гласящее, что богатые женятся на богатых. Он свой в кругу миллионеров, наследник крупнейшего состояния и происходит из семьи известных судовладельцев. Во всяком случае, брак Джейн Кеннеди и Стивена Смита большой свет не счел мезальянсом. Причастен Смит и к политике, но об этом дальше.

И лишь младшая — Патрика Кеннеди попыталась нарушить семейную традицию, выйдя замуж не за бизнесмена и не за сенатора, а за актера Питера Лоуфорда. Но и этот маленький бунт можно считать удавшимся лишь наполовину. Очень скоро и она, и ее супруг оказались втянутыми в политический водоворот, и во время предвыборной кампании 1960 года Лоуфорд сменил театральные подмостки на политическую трибуну, выступая коммивояжером своего маститого шурина. Правда, своим в клане он так и не стал. Патрика, одумавшись, разошлась с чужаком.

Таков закон клана. Всякий попадающий в его орбиту уже не принадлежит только себе — он частичка единого целого, связанного родовыми преданиями и традициями, чисто национально-ирландского почитания старшего и старших в роду, готовности до конца поддерживать один другого, настороженной недоверчивости к посторонним. «Когда кто-нибудь со стороны, — пишет исследователь, посвятивший этому семейству специальную книгу, — грозит помешать намерениям любого из клана Кеннеди, все семейство смыкается в тесный круг, опустив рога, как стадо бизонов, осажденное волками».

Культ старейшины до его тяжкой болезни делал средоточием мудрости и внутрисемейной власти отца — Джозефа Кеннеди. Паралич, приковавший его к постели, а отнюдь не избрание на президентский пост передали верховную семейную власть в руки Джона. После его смерти решающее слово было за Робертом. Мы еще вернемся подробнее к нему, к тому месту, которое занимал он на американской политической сцене, к его гибели в специальном разделе.

Ныне главой семейства стал младший из братьев, Эдвард, или, как фамильярно именует его американская печать и коллеги-сенаторы, Тэдди. Мне приходилось видеть рядом Роберта и Эдварда Кеннеди, и невольно возникал у меня тогда вопрос: да полно, братья ли они? — так на первый взгляд не были похожи они друг на друга и на своего покойного старшего брата. Рядом с массивным Джоном Роберт казался хрупким и невидным. Светлая шевелюра его выглядела еще светлее рядом с темными волосами высокого, еще не успевшего отяжелеть Эдварда. Разнились они и характерами — суховатый, несколько высокомерный, лишенный человеческой теплоты, не очень разговорчивый Роберт, как считали специалисты по постановке «политических шоу», проигрывал рядом с общительным, любящим казаться добродушным и веселым Эдвардом. Во всяком случае, никто не видел Роберта поющим или разыгрывающим сценку. Что же касается младшего брата, то в вашингтонских гостиных он слывет хорошим рассказчиком и мастером петь старинные ирландские баллады.

Правда, за Робертом не водилось различных «историй». Что касается младшего брата, то кое-кто из завсегдатаев столичных гостиных склонен считать его легкомысленным, вспоминая при этом, в частности, историю студенческих лет. В свое время Эдварда исключили из Гарвардского университета за то, что он был пойман с поличным, попросив приятеля сдать за него экзамен. Отцу пришлось немало похлопотать тогда, прежде чем Эдварда приняли обратно.

Но, несмотря на внешнюю несхожесть, разную манеру держаться, темпераменты, привычки, в братьях было много общего. Оно проскальзывало и во внешнем облике, в фамильной улыбке, но, главное, в характерах. Бросающееся в глаза стремление выделяться, невероятное упрямство, жажда власти, решимость добиться своего во что бы то ни стало любым путем. Это — фамильное.

Цепкость и напор дельца, расчетливость и беспощадность, свойственные папаше Кеннеди, полностью присущи сыновьям.

...Через несколько недель после авиационной катастрофы Эдвард Кеннеди настоял на том, чтобы его перевезли в госпиталь, находящийся в Бостоне, — вскоре предстояли выборы в сенат. Находясь в гипсе, из больничной палаты он несколько раз выступал по телевидению, призывая избирателей Массачусетса голосовать только за него как наилучшего кандидата. «За каждый голос я буду отчаянно бороться даже лежа пластом». Выборы он тогда выиграл.

Сила характера? Безусловно. Но еще в большей степени неуемное честолюбие, гипертрофированное до степени крайней. Сенат — ступень к власти, к могуществу, к возможности повелевать. И на очереди уже новые планы. Большинство из тех политических обозревателей, сенаторов, посетителей различного рода политических сборищ в американской столице, с которыми мне довелось встречаться, убеждены в том, что Эдвард, так же как его отец и все три покойных брата, преисполнен решимости побывать в роли хозяина Белого дома.

Противников и конкурентов у Эдварда Кеннеди предостаточно. Предрекая схватки, в которых «не будут запрещены никакие приемы» — а каковы они, эти приемы американского политического кетча (борьбы без правил), мы знаем, — вашингтонские завсегдатаи нимало не обманываются показухой. А в ней тоже нет недостатка. Когда только разворачивалась подготовка к предвыборной кампании 1968 года, главными соперниками в демократической партии считались еще не предпринявший внезапного шага с выходом из игры Л. Джонсон и пребывавший в полном здравии Р. Кеннеди. Они вели скрытую, но ожесточенную борьбу между собой. Ко дню 40-летия Роберта Кеннеди, желая, очевидно, продемонстрировать сердечность личных отношений и потому не ограничившись официальными президентскими поздравлениями, чета Джонсонов направила имениннику личное письмо, составленное в подчеркнуто сердечных тонах и начинавшееся интимным «Дорогой Боб!». Людей, хорошо знающих политические нравы Вашингтона, эта елейная ласковость уже тогда заставила насторожиться — неспроста, ох неспроста это «Дорогой Боб!».