«За Сталина!» Стратег Великой Победы - Владимир Суходеев

В результате этих действий противника наши войска понесли значительные и ничем не оправданные потери, а также было утрачено выгодное положение для разгрома харьковской группировки противника.

Верховный опять остановился, прочитал написанное, зачеркнул слова «используя вашу беспечность» и продолжал:

— Я еще раз вынужден указать вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении операций, и требую, чтобы задача ликвидации ахтырской группировки противника, как наиболее важная задача, была выполнена в ближайшие дни.

Это вы можете сделать, так как у вас есть достаточно средств.

Прошу не увлекаться задачей охвата харьковского плацдарма со стороны Полтавы, а сосредоточить все внимание на реальной и конкретной задаче — ликвидации ахтырской группировки противника, ибо без ликвидации этой группы противника серьезные успехи Воронежского фронта стали неосуществимыми.

По окончании последнего абзаца Сталин пробежал его глазами опять-таки из-за моего плеча, усилил смысл написанного, вставив после «Прошу не» слово «разбрасываться», и приказал вслух повторить окончательный текст.

«Прошу не разбрасываться, не увлекаться задачей охвата…» — прочел я.

Верховный утвердительно кивнул и подписал бумагу. Через несколько минут телеграмма пошла на фронт.

И. В. Сталин очень пристально следил за обстановкой на всех участках огромного советско-германского фронта. Ему докладывали три раза в день (даже поздно ночью). «Однажды, — рассказывает Штеменко, — я и Антонов приехали с докладом на Ближнюю дачу в обеденное время, а обедал Сталин в 9–10 часов вечера, а иногда и позже. Верховный быстро решил все вопросы и пригласил нас в свою столовую. Такое случалось не раз, и память моя зафиксировала некоторые любопытные детали.

Обед у Сталина, даже очень большой, всегда проходил без услуг официантов. Они только приносили в столовую все необходимое и молча удалялись. На стол заблаговременно выставлялись приборы, хлеб коньяк, водка, сухие вина, пряности, соль, какие-то травы, овощи и грибы. Колбас, ветчины и иных закусок, как правило, не бывало. Консервов он не терпел.

Первые обеденные блюда в больших судках располагались несколько в стороне на другом столе. Там же стояли стопки чистых тарелок.

Сталин подходил к судкам, приподнимал крышки и, заглядывая туда, вслух говорил, ни к кому, однако, не обращаясь:

— Ага, суп… А тут уха… Здесь щи… Нальем щей, — и сам наливал, а затем нес тарелку к обеденному столу.

Без всякого приглашения то же делал каждый из присутствующих, независимо от своего положения. Наливали себе, кто что хотел. Затем приносили набор вторых блюд, и каждый также сам брал из них то, что больше нравится. Пили, конечно, мало, по одной-две рюмки. В первый раз мы с Антоновым не стали пить совсем. Сталин заметил это и, чуть улыбнувшись, сказал:

— По рюмке можно и генштабистам.

Вместо третьего чаще всего бывал чай. Наливали его из большого кипящего самовара, стоявшего на том же отдельном столе. Чайник с заваркой подогревался на конфорке.

Разговор во время обеда носил преимущественно деловой характер, касался тех же вопросов войны, работы промышленности и сельского хозяйства. Говорил больше Сталин, а остальные лишь отвечали на его вопросы. Только в редких случаях он позволял себе затрагивать какие-то отвлеченные темы» [218, с. 312–313].

Масштаб деятельности И. В. Сталина в годы Великой Отечественной войны выходил далеко за пределы официально исполняемых им должностей. Он являлся руководящим деятелем армий и всей воюющей Советской страны. В его руках были сосредоточены все основные рычаги партийного, государственного и военного руководства и управления. Все важнейшие вопросу войны, внутренней и внешней политики решались под его непосредственным руководством и при его личном активнейшем участии. Результаты его деятельности, предлагаемые решения, способы и стиль осуществления ежедневно встававших непростых и нелегких проблем имели судьбоносное значение для отстаивания дела социализма, для будущего социалистического государства, советского народа и его Красной Армии.

Бесспорная заслуга Сталина заключается в том, что он в такой судьбоносный период истории нашей страны, как Великая Отечественная война, сумел неотступно и твердо лично контролировать и направлять важнейшие процессы, происходившие на фронте, в стране, в сфере внешней политики, жестко и повседневно контролировать и компетентно направлять деятельность важнейших структур государственной машины. Он неуклонно добивался четкой исполнительности от всех звеньев государственной и военной машины страны. Работал Сталин, не щадя себя, пока хватало сил. Решался вопрос о судьбе советского народа, о судьбе страны. Сама чрезвычайная обстановка требовала чрезвычайных мер.

Выдающийся полководец и стратег

Предвоенный день — суббота, 21 июня 1941 года, и первый день войны — воскресенье, 22 июня 1941 года, у И. В. Сталина были заполнены напряженной работой, практически не оставлявшей времени на отдых и лечение. Все его помыслы и все его дела были направлены на одно — подготовить Советскую страну к отпору гитлеровской агрессии, скорее перевооружить Красную Армию и создать требуемые мобилизационные запасы и государственные резервы, обеспечить выгодные международные условия для противоборства с фашистской Германией. «Он, — об И. В. Сталине тех дней говорил В. М. Молотов, — думал не о себе, а обо всей стране. Это же главный интерес был наш, всего народа — еще на несколько недель оттянуть».

Теперь не секрет, что И. В. Сталин во второй половине июня 1941 года был мучительно болен. В субботу, 21 июня, когда у него температура поднялась до сорока градусов, в Волынское (Ближнюю дачу) был вызван профессор Б. С. Преображенский, много лет лечивший И. В. Сталина. Осмотрев больного, профессор поставил диагноз — тяжелейшая флегмонозная ангина и настаивал на немедленной госпитализации. Однако Сталин наотрез отказался от больницы. При этом попросил Б. С. Преображенского на всякий случай не выезжать на выходной день из Москвы. И поставил условие, чтобы профессор о своем диагнозе никому не говорил.

Имеются сведения, что И. В. Сталин в субботу 21 июня, в Кремле разговаривал с маршалом С. К. Тимошенко о положении на западной границе, вызывал московских руководителей А. С. Щербакова и В. П. Пронина. Приказал им в субботу задержать секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов, запретить им выезжать за город. Он предупредил: «Возможно нападение немцев».

Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским военным округом М. П. Кирпонос, — пишет Г. К. Жуков в книге «Воспоминания и размышления», — доложил, что появился еще один немецкий солдат-перебежчик и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.

Г. К. Жуков продолжает: в 3 часа 07 минут ему позвонил командующий Черноморским флотом, в 3 часа 30 минут — начальник штаба Западного округа, через три минуты — начальник штаба Киевского округа, в 3 часа 40 минут — командующий Прибалтийским военным округом. Докладывали о налетах немецкой авиации.

Нарком обороны С. К. Тимошенко приказал Г. К. Жукову звонить И. В. Сталину. Доложить, что немцы бомбят наши города, началась война.

Подойдя к аппарату, выслушав сообщение Жукова, Сталин отдал распоряжение:

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

Затем, вопреки строжайшему запрету профессора Б. С. Преображенского, И. В. Сталин вызвал машину и уехал в Кремль.

Через час, в 4 часа 30 минут, 22 июня в Кремле собрались вызванные члены Политбюро, а также Тимошенко и Жуков. Сталин открыл заседание Политбюро. Обратившись к В. М. Молотову, он сказал:

— Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В. М. Молотову.

«Мы, — отмечает Г. К. Жуков, — тут же просили И. В. Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.

— Подождем возвращения Молотова, — ответил он.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов.

— Германское правительство объявило нам войну.

И. В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.