«За Сталина!» Стратег Великой Победы - Владимир Суходеев

Когда 8 мая 1942 года на Крымском фронте сложилась угрожающая обстановка, представитель Ставки Л. З. Мехлис, вместо того чтобы самому исправить положение, потребовал от Верховного Главнокомандующего снять командующего фронтом Д. Т. Козлова, И. В. Сталин, увидев в этом попытку уклониться от личной ответственности за происходящее, телеграфировал Мехлису: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымфронте Вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта… Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у Вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».

За невыполнение указания Ставки и потерю командованием фронта управления войсками Д. Т. Козлов и член Военного совета Ф. А. Шаманин были сняты с постов и понижены в звании, Л. З. Мехлис снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления, понижен в звании и больше уже не посылался представителем Ставки.

Генерал Д. Т. Козлов потребовал приема Верховным Главнокомандующим. Свидетелем их встречи оказался К. К. Рокоссовский. Козлов заявил, что делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы. Сталин не перебивал. Затем спросил:

— У вас все?

— Да, — ответил Козлов.

— Вот видите, — спокойно сказал Сталин, — вы хотели сделать все, что могли, но не смогли сделать того, что были должны сделать.

Козлов ответил, что Мехлис не давал делать то, что он считал нужным, вмешивался, давил, из-за Мехлиса он не имел возможности командовать так, как считал необходимым.

— Подождите, товарищ Козлов! — спокойно продолжил Станин. — Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?

— Я.

— Значит, вы командовали фронтом.

— Да.

— Ваши приказания обязаны были выполнять все на фронте?

— Да, но…

— Подождите. Мехлис не был командующим фронтом?

— Не был…

— Значит, вы командующий фронтом, а Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не Мехлис, да?

— Да, но…

— Подождите. Вы командующий фронтом?

— Я, но он мне не давал командовать.

— Почему же вы не позвонили и не сообщили?

— Я хотел позвонить, но не имел возможности.

— Почему?

— Со мною все время находился Мехлис, и я не мог позвонить без него. Мне пришлось бы звонить в его присутствии.

— Хорошо. Почему же вы не могли позвонить в его присутствии?

— …

— Почему если вы считали, что вы правы, а не он, почему же не могли позвонить в его присутствии? Очевидно, вы, товарищ Козлов, боялись Мехлиса больше, чем немцев?

— Вы не знаете Мехлиса, товарищ Сталин.

— Ну, это, положим, неверно, товарищ Козлов. Я то знаю товарища Мехлиса. А теперь хочу вас спросить: почему вы жалуетесь? Вы командовали фронтом, вы отвечали за действия фронта, с вас за это спрашивается. Вот за то, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в результате провалили операцию, мы вас и наказали… Я считаю, что все правильно сделано с вами, товарищ Козлов.

Когда Козлов ушел, Сталин сказал Рокоссовскому:

— Вот какой интересный разговор.

Потом К. К. Рокоссовский говорил:

— Я вышел из кабинета Верховного Главнокомандующего с мыслью, что мне, человеку, недавно принявшему фронт, был дан предметный урок. Поверьте, я постарался его усвоить.

В том же 1942 году, 30 июня, при переговорах по телеграфу с командующим войсками Брянского фронта Ф. И. Голиковым и начальником штаба фронта М. И. Казаковым Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин подчеркивал: «Запомните хорошенько. У вас теперь на фронте более 1000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое, и второе — на фронте действия трех танковых дивизий противника у нас собралось более 500 танков, а у противника 300–350 танков самое большое. Все зависит теперь от вашего умения использовать эти силы и управлять ими…» (ЦАМО, ф. 132а, оп. 2642, д. 12, л. 253–254).

В период подготовки Сталинградского контрнаступления Ставка за подписью Сталина и Василевского направила командующим фронтами следующий документ:

«При проведении наступательных операций командующие фронтов и армий иногда смотрят на установленные для них разграничительные линии как на забор и как на перегородку, которые не могут нарушаться, хотя бы этого требовали интересы дела и меняющаяся в ходе операции обстановка.

В результате наши армии при наступлении идут вперед прямо перед собой, в пределах своих разграничительных линий, не обращая внимания на своих соседей, без маневра, который вызывается обстановкой, без помощи друг другу и тем облегчают маневр противнику и предоставляют ему возможности бить нас по частям.

Ставка разъясняет, что разграничительные линии определяют лишь ответственность командиров за определенный участок или полосу местности, в которых выполняется ими полученная боевая задача, но их нельзя рассматривать как неизменные и непереходимые перегородки для армий. В ходе операций обстановка часто меняется. Командующий обязан быстро и правильно реагировать на это изменение, обязан маневрировать своим соединением или армией, не считаясь с установленными для него разграничительными линиями.

Ставка Верховного Главного Командования, разъясняя это, разрешает и предоставляет право командующим фронтами менять в ходе операций разграничительные линии между армиями фронта, менять направление удара отдельных армий в зависимости от обстановки, с тем чтобы впоследствии сообщить об этом Ставке.

Командующим фронтами немедленно разъяснить эти указания всем командующим армиями».

И еще — телеграмма Сталина маршалу Жукову, относящаяся к началу 1944 года, к проведению Корсунь-Шевченковской операции:

«Должен указать Вам, что я возложил на Вас задачи координировать действия 1-го и 2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего Вашего доклада видно, что, несмотря на всю остроту положения, Вы недостаточно осведомлены об обстановке: Вам неизвестно о занятии противником Хильки и Нова-Буда; Вы не знаете решения Конева об использовании 5-го гв. кк. и танкового корпуса Ротмистрова с целью уничтожения противника, прорвавшегося на Шендеровку. Сил и средств на левом крыле 1 УФ и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно для того, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить Корсуньскую группировку. Требую от Вас, чтобы Вы уделили исполнению этой задачи главное внимание» (ЦАМО, ф. 148а, оп. 3963, д. 158, л. 32–33).

Такой стиль работы присущ деятельности И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего на протяжении всей Отечественной войны. Трудно, весьма трудно в документах войны усмотреть хотя бы малейшие признаки незнания им обстановки на фронте или в тылу или общего поверхностного руководства страной.

«Что касается И. В. Сталина, то, — писал маршал Д. Ф. Устинов, — должен сказать, что именно во время войны отрицательные черты его характера были ослаблены, а сильные стороны его личности проявились наиболее полно. Сталин обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом. Понимая всю сложность и многогранность вопросов руководства войной, он многое доверял членам Политбюро ЦК, ГКО, руководителям наркоматов, сумел наладить безупречно четкую, согласованную, слаженную работу всех звеньев управления, добивался безусловного исполнения принятых решений.

При всей своей властности, суровости, я бы сказал жесткости, он живо откликался на проявление разумной инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений. Во всяком случае, насколько я помню, как правило, он не упреждал присутствующих своим выводом, оценкой, решением. Зная вес своего слова, Сталин старался до поры не обнаруживать отношения к обсуждаемой проблеме чаше всего или сидел будто бы отрешенно, или прохаживался почти бесшумно по кабинету, так что казалось, что он весьма далек от предмета разговора, думает о чем-то своем. И вдруг раздавалась короткая реплика, порой поворачивающая разговор в новое и, как потом зачастую оказывалось, единственно верное русло.

Иногда Сталин прерывал доклад неожиданным вопросом, обращенным к кому-либо из присутствующих: «А что вы думаете по этому вопросу?» или «А как вы относитесь к такому предложению?» Причем характерный акцент делался именно на слове «вы». Сталин смотрел на того, кого спрашивал, пристально и требовательно, иногда не торопил с ответом. Вместе с тем все знали, что чересчур медлить нельзя. Отвечать же нужно не только по существу, но и однозначно. Сталин уловок и дипломатических хитростей не терпел. Да и за самим вопросом всегда стояло нечто большее, чем просто ожидание того или иного ответа.