Правда и другая ложь - Саша Аранго

«Дрина» плясала в облаке бурлящей пены, мачта раскачивалась, как метроном, в такт налетающим волнам. Топовые и бортовые огни были включены, двигатель работал. Генри, пригибаясь, чтобы его не сдуло ветром в море, пробежал по молу. Только два каната удерживали куттер у деревянного столба высотой в человеческий рост. Между причальной стенкой и бортом бесновались волны, выплескиваясь на лодку и мол огромными фонтанами. Генри добрался до деревянного столба и, обхватив руками сходни, на четвереньках переполз на раскачивавшееся судно.

Обрадин в полном штормовом облачении лежал рядом с мотором. В машинном отделении было уже полно воды. Генри перевернул Обрадина на спину.

– Отдать концы, мой друг! – пропел совершенно пьяный Обрадин. – Мы отплываем.

Весь обед с луком и салатом прилип к лицу и груди серба.

Генри приподнял Обрадина и посадил его. Тот оглушительно рыгнул. Тыльной стороной ладони Генри несколько раз хлестнул его по лицу.

– Не дури, пошли отсюда. Не делай свою жену несчастной!

– Что она понимает в несчастьях! Скажи ей, что я вернусь завтра. – Новая волна залила машинное отделение. Обрадин снова закрыл глаза. Генри изо всех сил встряхнул его.

– Не будет у тебя никакого завтра, пропойца! Ураган только начинается, ты не вернешься!

Генри попытался выволочь Обрадина из машинного отделения. Без всяких усилий огромный человек отшвырнул Генри от себя так, что тот ударился спиной о мотор. На краткий миг Обрадин пришел в себя. Он угрожающе выпрямился и потряс перед лицом Генри огромным кулаком.

– Мы квиты, Генри! Что дал, то и получил. Я тебе больше ничего не должен.

Он закатил глаза и упал навзничь. Вода покрыла его голову.

Великое прощальное слово. Генри обдумал положение. Они действительно квиты. Смерть Обрадина избавила бы Генри от всякого риска, от необдуманного слова, от ненужных деталей, от забытых опасных мелочей, от незаметных ошибок, которые губят преступника. Обрадин утонет, и вместе с ним утонет человеческий фактор. Никто не обнаружит связи серба с исчезновением Бетти. Генри надо лишь выбраться с судна и предоставить Обрадина судьбе. Она его еще ни разу не подводила. Но вместо этого Генри снял пояс, обвязал туловище Обрадина и вытащил его из куттера. Можно было назвать это спорадическим проявлением добра, которое, по твердому убеждению Генри, никогда не остается безнаказанным и не прерывает победную поступь зла.

Ураган бушевал два часа. По радио каждую минуту передавали сводку погоды: порывы ветра до 120 кмчас, на севере до 11 баллов, ветер западный; Скагеррак, ветер западный, 12 баллов; ветер стихает, становясь северо-восточным… Генри лежал на раскладушке в переоборудованном под лазарет зале общинного совета рядом с храпящим Обрадином. Стены здания были укреплены армированным бетоном, окна и двери – закрыты алюминиевыми ставнями. Здесь можно было, не заметив, пережить налет союзной авиации. Иногда сотрясается земля, но в общем не страшно, а скорее скучно, как в очереди на прием к врачу. Женщины перешептываются, мужчины негромко переговариваются, дети хнычут, собаки чешутся, а из репродуктора то и дело доносится: «Скагеррак: западный ветер до одиннадцати баллов; смена ветра на северо-восточный, ослабление ветра…» Это был подходящий момент для того, чтобы умереть, но он, Генри Великий, не умирал, зато гибли другие.

Эленор Реенс, не сняв формы, раздавала кофе и печенье. Генри вспомнил о Соне и собаке. Усталость смежила ему веки, он смутно видел расплывающийся силуэт Эленор с ее кофейником, ее проклятой заботой, ее стремлением к счастью и справедливости и непонятным желанием всеобщего сотрудничества. Он чувствовал свои влажные штаны и онемение лица. Генри закрыл глаза и оказался в родительском доме. Он медленно поднимался по лестнице, как в ту ночь его отец. В щель под дверью пробивался свет. За дверью детской слышалась какая-то возня. Он открыл дверь, увидел мокрый матрас. Маленький Генри, как обычно, хотел спрятать влажные простыни. За плотно прикрытыми веками вскипел гнев. Он пришел в ярость, схватил ребенка за пижаму и выволок из кровати.

– Что ты от меня прячешься? Почему ты не в школе, почему ты каждую ночь мочишься в кровать, где твоя проклятая мать?

XXII

На фоне безоблачного неба из разнесенной крыши дома торчали расколотые стропила, балки и брусья, покрытые клочьями теплоизоляции. Порывы ветра приподняли и снесли стропильную ферму. Двор был усеян мусором и обломками – досками, сучьями, листьями, щепками, кусками кирпичей, вырванными из земли растениями и битым стеклом. Среди всего этого мусора Генри обнаружил мертвую куницу. Она лежала между камнями со сломанной шеей. Он похоронил зверька, чтобы его не съела собака.

Остальная часть строения уцелела, если не считать выбитых стекол. Окна деформировались, но устояли. Настала череда прощаний. Сначала с Мартой, потом с Бетти, теперь – с куницей. Сейчас у него не было никаких причин оставаться здесь. Он продаст дом, естественно, по дешевке, но все равно останется в выигрыше. Пришло время начинать жизнь с чистого листа.

Пончо, воодушевленно виляя хвостом, носился по двору, обнюхивая мусор и обломки. Творческая разрушительность шторма создала новые, интересные запахи. Наверное, разбомбленные города с их ароматом запустения были просто раем для собак. Двускатная крыша гаража от ветра провалилась, и ее обломки рухнули на машину Марты, изуродовав кузов. Ветровое стекло лопнуло, дверь со стороны водителя открылась.

– Что ты стоишь, садись ко мне.

Генри обернулся на голос. Это был голос Марты, но звучал он не так мягко и ласково, как все годы их супружества, а твердо и по-деловому. В автомобиле Марты не было, что нисколько не удивило Генри. В конце концов, нематериальные предметы не могут находиться в конкретных местах реального мира.

– Я по горло сыт своим писательством, – ответил он спокойно, но решительно, ибо, если к галлюцинациям надо относиться с уважением, перед ними не стоит и заискивать. – Это было твое желание, и я ради тебя его исполнил, охотно исполнил, но теперь тебя больше нет, и я не хочу быть писателем.

– Что ты собираешься делать?

– Ничего конкретного, но прошлому конец.

* * *

Как узнал Генри из местной газеты, ураган причинил меньше разрушений, чем предполагали. Страховые компании могли праздновать такой исход как первое радостное событие в истории природных катастроф. Акционеров можно было поздравить. По большей части пострадали маленькие люди, которые не могли позволить себе плату за страховку. Были повреждены или разрушены многие рыбацкие лодки, некоторые прибрежные строения, школьное здание и мосты. Это не имело значения ни для одной транснациональной корпорации.

Между прочим, в местной газете Генри прочел следующее:

«… На самом пострадавшем участке берега были обнаружены остатки легкового автомобиля, за рулем которого находился женский труп. Уголовная полиция начала расследование».

Значит, ее все-таки нашли. Генри представил себе, что испытает бедняга Йенссен, когда узнает, кем был при жизни этот труп и в чьей машине он находился. Вероятно, Йенссен будет ошеломлен. Разложение тела зашло наверняка дальше, чем у трупа, который он видел в судебном морге. Значит, шторм как причину гибели можно было исключить сразу.

Генри не рассчитывал, что ему скоро сообщат о смерти жены. Известно, что полиция сначала придерживается наиболее удобных версий, позволяющих быстро разработать тактику расследования. В основе каждого убийства лежит сеть невидимых связей, но ключ к мотиву и способу совершения преступления находится у убийцы. Поиск исчерпывающего объяснения занимает много времени и, как правило, ни к чему не приводит, поэтому смерть Марты в машине Бетти легче объяснить несчастьем, ставшим следствием череды обстоятельств. Отнесение происшествия в рубрику «несчастный случай» изначально исключает логическую причинность. Много времени будет потрачено впустую, появится масса загадок, и в конечном счете все это выродится в подавленность и раздражение. Только тогда следователи придут к Генри, чтобы выяснить у него самое ценное – истинное знание преступника. Один лишь Генри мог все объяснить, и только он был бы к этому не готов. Но теперь у него масса времени на подготовку. Он решил придерживаться уже испытанной тактики, позволявшей избавляться от лишних хлопот, выставляя себя вызывающим жалость глупцом.

Все следующие дни Генри занимался уборкой сада. Как он и предполагал, ничего не происходило. Генри оценил нанесенный дому ущерб, передал сведения в страховую компанию и связался с архитектором. Потом умер Мореани.

Клаус Мореани умер в венецианской больнице. На смертном одре он женился на своей секретарше Гонории Айзендрат и уполномочил ее руководить издательством, а также передал ей все свое движимое и недвижимое имущество и состояние. Она перевезла тело для похорон в семейном склепе Мореани. Погребение должно было совершиться через неделю после смерти в кругу сотрудников, друзей и авторов. За эту неделю Гонория Мореани вступила во временное право руководства издательством до юридического оформления прав наследования. Она стала руководить издательским домом из своей приемной, где стоял заветный стальной шкаф с документами, без которых ни один человек не сможет руководить издательством. Гонория сразу же продала свою крошечную квартирку и переехала на виллу покойного мужа, куда первым делом вызвала морильщиков мышей и тараканов, чтобы дезинфицировать кладовую. Будучи педантичным и аккуратным человеком, вдова принялась обстоятельно сортировать гору невскрытой корреспонденции, громоздившуюся в кабинете Клауса. И первым делом она отсортировала входящую почту, вскрывая конверты ацтекским жертвенным ножом, найденным в секретере.