Время зимы - Айя Субботина

— С каких пор Тарем стал подавать милостыню? — Спросил бывший советник.

— Это услуга, которая, не скрою, послужит и на благо Тарема. Братские отношения дорогого стоят. — Леди Ластрик сделал неопределенный жест рукой.

Дасириец, ученный годами службы при троне императора, прищелкнул языком, погрозив Катарине толстым, как сосиска, пальцем, и снова взялся набивать брюхо. Оборот, который приобретал разговор, Катарине не нравился. Не хватало только, чтоб толстяк напился вдрызг.

— Хватит! — Женщина выбила чашу из рук Саа-Роша.

Остатки вина выплеснулись ему в лицо, залили ворот камзола. От неожиданности, дасириец часто заморгал, беззвучно открывая рот. Возмущенный, он озлобился, и уже, было, направился к двери. Многоликий тенью сорвался с места и преградил путь. Чуть склонив голову на бок, мальчишка рассматривал дасирийца пустым взглядом. Толстяк отшатнулся, затоптался на месте на гнущихся ногах, почти что пританцовывая от страха.

— Пес! — взвизгнул Саа-Рош, но мальчишка ничем не подал понять, что слова задели его.

— Советник, если ты не прекратишь, я позабочусь о том, чтоб любимые охотничьи гончие моего брата нашли новую игрушку, — предупредила Катрина тихо. — Сядь.

Дасириец мигом стал сговорчивым, раскланялся, лепеча какие-то извинения, и сел на самый край скамьи, отчего его задница мешком свесилась набок. Он вытянулся, подобрав живот, сложил руки на коленях, будто школяр, готовый получать наказание.

Многоликий зевнул во весь рот, и снова вернулся на належанное место.

— Теперь будем говорить, — Катарина чихнула, прикрывая нос платком. — Мне доподлинно известно, что Нинэвель родилась не от семени Нимлиса.

Саа-Рош перестал дрожать, вместо этого лицо его вытянулось, пальцы задергались так, будто он перебирал струны на невидимых гуслях. Было видно, как дасириец порывался что-то сказать, уже даже открывал рот, но каждый раз что-то удерживало его. Наконец, бывший советник завертел головой, опасливо озираясь.

— Не бойся, в Замке на Пике нет лишних ушей. И Многоликий не позволит, чтоб вдруг залетная пташка нас подслушала.

— Не каждый день… — Саа-Рош достал платок и утер им лицо, продолжая выискивать в отдаленных уголках сада невидимых шпионов. Когда снова заговорил, голос его был тише, Катарине даже пришлось подойти ближе. — Ты точно уверена, что информация настоящая?

— Несомненно. — Катарина, неторопливо, обошла толстяка кругом, какое-то время тишину под сенью виноградных лоз нарушал лишь шепот подола ее платья. — Человек, который поделился секретом, знает, что с Ластриками лучше не шутить. И не пытаться обвести нас вокруг пальца.

Дасириец хмыкнул, но страх еще больше угнездился в его мышиных глазках. Если б Катарина могла выбирать, она за все сокровища Тарема не стала бы даже близко подступаться к бывшему советнику. Но Саа-Рош был жаден, тщеславен и имел много влиятельных друзей при дворе. Леди Ластрик знала, что даже теперь, когда Шиалистан всеми силами пытается запретить бывшим советникам и прочей отозванной от престола знати, появляться в императорском замке, у Саа-Роша остались верные ему люди.

— Если это правда, тогда Фарилиссе не поздоровится. — Толстяк полоснул по горлу ребром ладони.

— Что делать со шлюхой ваше дело, — безразлично отмахнулась Катарина, высморкалась, молча проклиная Рхель, и снова отпила из чаши, чтоб промочить горло. — Я знаю, кто обрюхатил Фарилиссу, и знаю, где его искать. И готова платить золотом тому, кто найдет полюбовника, получит от него признание и клятву присягнуть на своих словах в храме Всех богов. Платить дмейрами, — уточнила она.

Ловушка захлопнулась. Саа-Рош перестал трястись, улыбнулся всем ртом, сложил ладони замком и водрузил их на живот. Теперь он ловило каждый жест Катарины, позабыв про мнимых шпионов, испорченную одежду и даже Многоликого. Удивительно, как меняет человека упоминание о золоте, подумала Катарина, впрочем, ничуть не удивляясь. Бывший советник делал все в точности так, как она и предполагала.

— Я всегда был полезен дому Ластриков, госпожа знает, как я преданно служил и ей, и ее брату, чей ум благословен богам.

— Именно потому ты здесь, — не могла не согласиться леди Ластрик. — Если Дасирия избавиться от шакалов, наши страны снова смогут вести правильный, старый уклад. Тарем всегда желал лишь мира Дасирии, нашему старшему брату.

Саа-Рош поддакнул.

— Дозволен ли мне вопрос, Катарина? — Он пожевал губами, словно сам не до конца уверенный, стоил ли начинать.

Леди Ластрик разрешила. Толстяк был на крючке, она так и видела его, мысленно подсчитывающим золотые дмейры где-нибудь подальше от людских глаз. Хватит ли дасирийцу ума исчезнуть сразу после того, как партия будет разыграна? Женщина сомневалась, но предпочла о том помалкивать. Когда Шиалистана выставят из дворца, рхельский шакал может согнать бессильную злобу на зачинщике. Именно потому Катарина не спешила проявлять враждебность к рхельцу, и уговорила брата не разрывать всякие дела с империей. Женщина была хорошим стратегом, порою, и брат Фиранд говорил, что Катарине должно было родиться мужиком и править таремский флот.

— Тарем всегда был мудростью Дасирии, — бывший советник откровенно лукавил, но леди Ластрик пропускала лживые речи мимо ушей. Саа-Рош любил заходить из самого дальнего далека. — Уверен, что рхельцам не понравиться, если их ставленника выбросят с императорского трона, уж год нагретого шакальим задом.

Бывший советник будто прочел ее мысли. Что ж, не сделай он этого, Катарина начала бы сомневаться, верно ли поступает, связываясь с человеком, которому охота до денег отбила всякий нюх на неприятности.

— Я понимаю, что никто из Ластриков, — он сцапал с подноса сморщенную дольку абрикоса, шустро сунул ее в рот, как вороватый ребенок, и обремененные тяжелыми щеками челюсти заходили ходором, — не станет показывать свою причастность. Но кто после поручиться за мою голову, госпожа? Жрецы в храмах Гартиса нынче цены заламывают втридорога за самое плохонькое лечение, а уж чтоб воротиться из темного царства…

Он многозначительно замолчал, закатывая очи горе.

— Уже торгуешься, советник?

— Торгуюсь, — не стал отпираться он, — чтоб не продешевить. У меня пять жен, восьмеро спиногрызов и столько родни в доме, что негде нужду справить. Если я сгину, они проклянут меня так, что Гартису дурно станет. А мне, светлейшая, не хочется, чтоб меня харсты в зад драли трижды вдень.

— Брат мой, мудрый Фиранд, никогда не был жадным, но всегда слыл чутьем и торгашачим нутром. И он щедро заплатит за хорошую работу. — Нарочно сделав акцент на предпоследнем слове, Катарина промокнула нос платком, продолжив: — Если тебе, Саа-Рош, не по душе наше предложение и наше золото, что ж — разойдемся миром. Только, — она позволила себе злую шутку, — прежде придется отнять тебе язык.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});