Смерть автора - Мария Елифёрова

В самом деле, всего четыре источника из всего собрания уверенно говорят о Мирославе как о существе сверхъестественном: статья Степлса и записки трёх человек — мисс Уэст, фройлейн Штайн и самого Моппера. Все остальные не содержат ничего необыкновенного, ибо для того, чтобы напугать своим смехом актёра на съёмках или отрубить голову щенку, не нужно никаких таинственных свойств. О степени надёжности Степлса пусть судит читатель: даже та знаменитая история с чернильницей Стриндберга, которой неоднократно козыряла пресса, не имеет ничего общего с действительностью. Степлс не проникал в кабинет Стриндберга с фотокамерой, а попросту выкрал снимок у одного из друзей писателя, чернильницей же — его собственной — в него кинула бывшая у него проститутка, и вся история сочинена Степлсом для того, чтобы объясниться перед редактором за рассечённую бровь.

Даже если дневники обеих девушек подлинны, это не доказывает ничего. Это доказывает только то, что инспектор Митфорд ошибался и что темноволосый незнакомец, с которым встречалась Дороти Уэст, был всё же Эминовичем. Письма Эминовича к мисс Уэст, вероятно, не попали в руки инспектору, но содержание их самое банальное. Девушка, видимо, несколько раз встречалась с Эминовичем и бывала у него дома (если дневники подлинны, то она не могла независимо от Ингрид Штайн придумать фотографию казнённого партизана, которую не упоминает Степлс). Вероятно, Эминович рассказывал ей какие-то народные предания и упражнял на ней свои гипнотические способности, но, поняв, что девушка страдает психическим расстройством, поспешил порвать с ней. Только так можно понять слова из его последнего письма: «Я предприму последнюю попытку объясниться с вами; если и она потерпит провал, вина будет не моя, а ваша — не пеняйте на меня». Мисс Уэст причудливо перемешала в своих записках реальность с плодами своего прогрессировавшего помешательства. Что касается фройлейн Штайн, то её дневник никак нельзя назвать безумным — но и ничего таинственного он тоже не содержит. Автора дневника можно упрекнуть лишь в чрезмерном легковерии: она упорно видит лишь то, что ей хочется видеть, и, вбив себе в голову, что Мирослав Эминович — вампир, родившийся три с половиной века назад, толкует всё увиденное ею в эту сторону. В конце концов она дошла до того, что стала гоняться за ним с серебряными пулями и в попытке выследить его свалилась с моста на арматуру. Вот и всё. Ну, а записки Моппера — ведь они всё-таки мистификация?

Даже если так — а я склоняюсь к этой версии — нельзя не подивиться образу, который сотворила мрачная фантазия Моппера. Герой, который приходит пить кровь своего создателя, являясь незваным, заставляя трепетать в ожидании своего прихода, — подходящая метафора творчества писателя новейшего времени. Музы умерли; остались лишь автор и герой — беспощадный, высасывающий жизненные силы, друг-убийца…

Но что, если эти тексты — не мистификация? Что, если Мирослав существует?

В одном смысле он, безусловно, существует: в той мере, в какой каждый из нас — Мирослав. Нет, я не хочу сказать очередной трюизм на тему Джекила и Хайда; меня вовсе не интересует, добр или зол человек по своей природе, под которой он сам не знает, что понимать. Фигура Мирослава — едва ли не самое впечатляющее в мировой литературе напоминание о том, что мы — тайна. Каждый из нас — Мирослав, ровно настолько, насколько каждый из нас — тайна; убивая Мирослава-боярина в романе, герои на самом деле расправляются с собственной тайной, ибо викторианское сознание тайны не терпело, считая её чем-то тёмным и постыдным. Мы только думаем, что родились в тысяча девятьсот каком-то году и умрём лет через сорок (десять, пятьдесят — нужное подчеркнуть). На самом деле мы несём в себе весь безумный, чудовищный опыт прошедших веков, сконцентрированный в нашей крови, как едкая кислота. Мы не знаем даже всех своих предков: у каждого человека восемь прабабок и прадедов, а если проследить родословную на тысячу лет назад, то в предках каждого из нас будут тысячи людей — крестьян, воинов, князей, конокрадов, убийц, святых, художников, мореплавателей, припадочных — и вся эта гремучая смесь циркулирует в наших жилах, предоставленная воле случая и законам Менделя, но более всего неподвластной никому силе тайны.

Да, тайна, бессмысленная и беспощадная тайна, которая, быть может, скрыта от нас ради нашего же блага, ибо что бы мы стали делать без тайны? В этом и состоит секрет художественного произведения — напоминать нам о тайне; в этом кроется невероятный успех романа Моппера (плохого, нескладно написанного романа, если уж об этом говорить). Потому что истинная тайна — не в произведении и не в герое, она в нас самих; а произведение — это всего лишь белые листы с буквами.

И всё-таки… Что, если Мирослав — среди нас?

Елифёрова М. В., ноябрь 2005

Примечания

1

Старейший книжный магазин Лондона; расположен неподалёку от Пиккадилли, действует и поныне. Я сама там покупала книги о Шекспире. — Прим. ред.

2

На этой улице и в наше время располагаются дорогие мужские ателье. — Прим. ред.

3

Мисс Грей, вероятно, хотела сказать «прототипом». В переводе мы не исправляем её ошибку, так как наша задача — максимально точно передать написанное участниками событий. Ошибки в орфографии и пунктуации мы, однако, не считаем нужным передавать — это сделало бы текст неудобочитаемым. — Прим. ред.

4

Магнетизмом в старину называли гипноз. — Прим. ред.

5

Английская счётная единица денег (не является монетой). До денежной реформы 1970-х гг. равнялась 1 фунту и 1 шиллингу (1 шиллинг =12 пенсов). В настоящее время малоупотребительна и составляет 1 фунт 5 пенсов. — Прим. ред.

6

Новая женская проза — течение английской литературы рубежа XIX–XX вв., направленное против викторианской литературы как лживой и лакирующей действительность. — Прим. ред.

7

Имеется в виду английская пословица: «От любопытства кошка умерла». — Прим. ред.

8

Автор эссе ошибается: причиной отказа Кросса была католическая мистика «Портрета», так как Кросс был убеждённым антиклерикалом. — Прим. ред.

9

Саутворк — район Лондона к востоку от Лондонского моста. — Прим. ред.

10

Королева Виктория взошла на престол в 1837 г. Домов этих лет в настоящее время в Саутворке не сохранилось. — Прим. ред.

11

Степлс имеет в виду, что английское законодательство его времени, по которому любое убийство каралось смертной казнью, не предусматривало по этой статье понятия смягчающих обстоятельств. На практике это приводило к тому, что присяжные нередко признавали невиновными заведомо виновных, если были основания для сочувствия. — Прим. ред.

12

Так в оригинале. Очевидно, Мирослав обращается к Степлсу по-старославянски. — Прим. ред.

13

Узкий длинный пруд в Гайд-парке. — Прим. ред.

14

«Глобус» восстановлен на прежнем месте в 1997 г. Трущобы XIX в., находящиеся вокруг, ныне охраняются как архитектурный памятник и переоборудованы внутри под престижные рестораны и офисы. — Прим. ред.

15

Т. е. на 1826 г., когда Валахия и Сербия ещё находились под османским владычеством. — Прим. проф. Стэнли.

16

Оранжисты — проанглийское религиозно-политическое движение в Ирландии; в первой четверти XX века скандально прославились погромами и массовыми убийствами католиков. См. «Улисс» Джеймса Джойса. — Прим. ред.

17

Англо-бурская война (война англичан против голландских колонистов в Южной Африке) длилась с 1899 по 1902 г. Она вызвала моральное потрясение у англичан, так как в ней впервые были применены окопная тактика, форма цвета хаки и химическое оружие. Англо-бурская война положила конец «рыцарской» традиции в военном деле. — Прим. ред.

18

Перевод с немецкого на английский. Переводчик и местонахождение немецкого оригинала неизвестны. — Прим. ред.

19

Частое упоминание кириллицы в связи с «Мирославом Эминовичем из Слатины» вызвало у меня сомнения, но я проверила, и оказалось, что в раннее Новое время в Дунайских княжествах действительно пользовались кириллицей. — Прим. ред.

20

Буквально — «содомит», но в начале XX в. употреблялось и просто как грубое ругательство, без всякого сексуального смысла. — Прим. ред.