Своё никому не отдам - Сергей Калашников

Регулярные же полки слишком дорого содержать. Сплошное разорение, — дьяки много знают, и рассказывают охотно, то повторяя друг за другом, то противореча ранее сказанному. Хоть бы и самим собой. Гриша же просто впитывает, кивая или переспрашивая.

Что касается правил, так одним отцы святые учат — особенно, что нет власти, кроме как от бога, и что терпеть надо. Другим, если матери детей не выучили, так и можешь хоть сколько бумаги извести — толку не будет. Потому воров наказывать — это отдельный приказ имеется, которому писано, за какую вину сколько плетей или иного чего. Как хозяйство вести и жену в страхе держать — тоже свои правила. А только не государевы это заботы.

* * *

Не государевы, понятное дело. Тут на Ендрике — губернаторовы. Гришины, стало быть. Есть у этого острова важное отличие от других. Боярской земли тут очень мало. И бояр в аккурат по пальцам пересчитать можно. Хорошо это или плохо — кто знает? Когда б он с оглядкой действовал, да советы людей сановитых мог выслушивать, наверное бы не сделал столько ошибок.

С той поры и стал царевич наведываться в приказную избу частенько. Донесения читал, распоряжения, из столицы идущие, записи в книгах оброчных да людских. В светёлке терема часто сиживал, разбирая каракули Кондрата или рубленые фразы Волкера. Пересчитывая с Федотом казну и прикидывая, сколько расписок, взятых с торговых оборотов, можно из хождения вывести. Финансовая яма уменьшалась. Основной расход был на крепостной гарнизон, а он, почитай, не возрастает. Амуниция из пятнистой материи недорога, порох свой, провиант дёшев, и даже короткие переломные пищали не так дорого встают с той поры как Курт-немчин принялся делать их чуток на свой манер, но под тот же размер картуза и пули. Сбил он стрельцам цену, а то ишь, выдумали ломить.

Ещё Епифан — кузнец с подворья царского терема — тоже, говорят, приспособился такие ковать.

Так про финансы. Крепостной гарнизон, почитай всем с острова снабжается, вот и снизился самый большой расход. Сам царевич с ближниками своими тоже невеликих денег на прокорм требуют. Остаётся жалование работникам пороховой мельницы, да брусодорожной прислуге. А с торга деньги идут, хлебушек, что в закромах остался, по хорошей цене взяли — надо было готовить место под новый оброк, вот и опустошили склады. Если бы не затраты на обустройство прибывающих беженцев, можно было бы и вовсе изъять бумагу из обращения.

Селили прибывающих вдоль деревянной дороги кустом вокруг кордонов или казарм. Понятно — не вдоль пути, а в низинах у ручьёв или родников. Если бы сохранился обычай сеяться по раскорчёванной земле на пепле от спалённых деревьев, то скоро стал бы Ендрик голым, потому как свели бы лес. Оттого каждому, захотевшему крестьянствовать, вменили в обязанность пашню удобрять и через год давать ей отдых, али иначе делать, как воевода велит. О том бумагу составляли в чем прибывшие или имя писали, если умели, или палец прикладывали.

Будущих агрономов Волкер уже обучал. Разведчики из крепости ставили вышки на высоких местах и снимали планы местности, указывая и рельеф, и границы наделов, и новые дороги. Ладно бы всё шло гладко, так не бывало такого. Вот и писал Гриша перечни для закупок на других островах, посылая туда торговцев. Они живут на его земле, так что нечего с ними церемониться. Пущай везут, что велено, а то он найдёт, чем их утеснить. Только, чтобы в убытки не ввести, и хватит с них. Ворчали, понятное дело, люди торговые, но делали. Кому не люб воевода, так он тут никого не держит.

А ещё он кобыл купил и на богатые травы у северной дороги послал. Василию кучеру поручил приплод от них получить и далее стадо это держать на выпасе для того, чтобы лошадей на острове сделалось достаточно. Тратил Гриша по-прежнему много, вот и не получалось собрать средства на погашение долга перед людьми. Зато больше бумажек не допечатывал.

* * *

Меняла вдруг пропал из города. Ничего никому не сказал, а наутро не нашли ни его, ни денег, что, как говорили, несметные сундуки в подполе громоздятся. Через неделю — как раз до столичного острова кораблю обернуться, пришло письмо от Евлампия Шатунова. Задержал он беглеца, когда тот с Дэниэлом Клуниным повстречался. Вот обоих под белы рученьки в застенок и отвели. Допрашивают их нынче в тайницком приказе, что в самой столице…

* * *

В повседневных хлопотах и мелких частных заботах завершилось лето. Набитыми зерном складами порадовала осень. Многое свезли в город не дожидаясь снега прямо по брусовой дороге. Кондратий — боль зубная — додавил Тыртова и теперь дорожная обслуга тоже считается плутонгом. Обходчики, ремонтники, возницы — все они встали на довольствие и жалование, за что обещались начальству не перечить и из-за расценков не торговаться. То есть, считай, даром всё делать.

Когда сравнили расходы: прошлые, и те, что получились — разницы для казны не обнаружили. Гриша тогда крепко призадумался о том, что вот на копи и в очистных, и на пороховой мельнице, а теперь и на дороге у него, почитай, регулярные воинские части служат, пускай и без оружия, но с привилегиями. Всем обеспеченные, присмотренные и обогретые, хотя жизнью рисковать и не обязанные. Главное — полностью управляемые, что снимает множество проблем, которые хоть с крестьянами, хоть с купцами, да даже с мастеровыми — приносят денежные затруднения. Одним словом для размеренной жизни и ритмичной работы очень даже неплохо получается. И не так уж дорого, если затраты на содержание этих людей заранее спланированы и подрассчитаны.

Зимой же, после попытки сельджуков высадить десант вблизи залива многое изменилось, причём настолько резко, что и речь об этом пойдёт отдельно.

Глава 18. И грянул бой

Галера прежде всего предназначена для движения на вёслах. Низкий борт, позволяющий гребцам дотягиваться до воды не слишком длинными и тяжелыми вёслами, затрудняет плавание при заметном волнении, поэтому эти корабли стараются в непогоду укрываться в бухтах или прятаться за островами. Относительно невысокая мачта, несущая скромное парусное вооружение, оставляет чистой палубу на значительном протяжении на носу, где устроена площадка для воинов или орудия, и в кормовой части, где, впрочем, расположена надстройка, предоставляющая офицерам некоторые удобства и позволяющая поднять штурвал в относительно возвышенное положение.

Так вот, эту красоту сейчас под руководством прапорщика Чертознаевой сносили полностью вместе с капитанской каютой и кают-компанией для господ офицеров. И даже с буфетной. Более того, ниже палубы тоже часть помещений оборудовалась для хранения картузов и снарядов. Причём в носу это заставило потесниться камбуз.

Опытные плотники действовали сноровисто — они просто повторяли сооружения, которые перед этим несколько раз переделывали на береговой батарее. Детали станин и скрепы к ним городские кузнецы тоже готовили без промедления — не впервой и им. Словом, когда через две недели поступили первые два двухметровых ствола из Сёмкиного городка, их просто уложили в приготовленные места и закрепили. Наташка давно и успешно применяет методы, позволяющие собирать нужные ей штукенции из частей, сделанных в разных мастерских.

Первая вооружённая на этакий лад галера немедленно вышла в море для испытания новых орудий и учёбы. В это время преобладают западные ветры, поэтому обогнув левый мыс, она двинулась под прикрытие восточного холмистого берега острова. Тут нынче слабая волна — не качает галеру. Впрочем, ничего-то из этого не вышло. В том смысле — не получились учебные стрельбы, а сразу начались боевые. Три сельджукских трёхпалубника в сопровождении нескольких мелких вспомогательных кораблей попались точнёхонько навстречу, вывернув из-за острова, на берегу которого рыссы предполагали установить мишени.

Морские пушкари, из коих на береговой батарее выжали три пота во время учёбы, заняли свои места и Наталья, пожелавшая «прогуляться», чтобы продолжить наставлять новичков во время их первых стрельб с качающейся палубы, в силу привычки распоряжаться при артиллерийских упражнениях, попросила любезнейшего капитана повернуть влево на пят… четыре румба. (Не любят моряки угловых градусов).

Расстояния между башнями известно, буссольщики сообщили углы, а таблицы — вот они, только что составлены. Осталось продиктовать прицел (угол возвышения) и распорядиться об открытии пальбы. Высокий борт крупного корабля — достаточно большая цель для того, чтобы попасть в него с четырёх километров.

Господа офицеры ещё выходили на палубы, а боцманы только принялись раздавать гребцам абордажные тесаки и заряженные мушкетоны, когда обе пушки достигли расчётного темпа пальбы — шесть выстрелов в минуту. Результаты обстрела никто не мог рассмотреть — далеко. Но сближение продолжалось, и Наталья уменьшила прицел, как только поступил доклад о повреждении фальшборта на головном линейном корабле — ближайшем к галере. Ему, собственно и перепадали все снаряды. Когда дистанция сократилась до километра, в ответ ударил бортовой залп. Менее десятка пушек выплюнули свои ядра неудачно — ни одного близкого всплеска.