Вторжение (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Ну, что братцы? Двинули с Божьей помощью…

Дюжие, рослые Петро и Дмитрий схватили окорок и несколько увесистых кусков сала, мы же с Адамом каждый взяли по братине с медом — после чего вчетвером двинулись наверх, под восторженные крики немцев.

Показуха явно удалась…

— Ну, подходи, немчура, налетай!

В ответ на незнакомую (хотя и узнаваемую) лающую речь наемников я стараюсь лишь шире да радушнее улыбнуться — выпячивая при этом братину с мёдом вперед. И, несмотря на явное недовольство офицера ландскнехтов (выделяет его более чистая и даже несколько вычурная одежда с широкополой шляпой, украшенной к тому же роскошным пером), его воины дружной гурьбой обступили нас со стрельцами, жадно налетев на угощения. И, как я и ожидал, растащили они их в несколько секунд…

Ибо пушкарей на батарее человек под пятьдесят.

Четыре мортиры, как и на Спасской горе — а к каждой пушке челок по семь-восемь расчета. Плюс офицеры, плюс дюжина мушкетеров — так, на всякий случай… Адам, не очень высокий, но кряжистый стрелец (раньше у него была симпатичная такая окладистая борода) с тревогой посмотрел мне в глаза — но я лишь упрямо кивнул.

Если все сделаем как надо, все одно выиграем этот бой…

Развернувшись к стоящим внизу и ожидающим моей команды стрельцам Гриши Долгова и Семена Захарова, я махнул рукой и призывно закричал:

— Давай братцы, тащите наверх!

Кто-то подошел сзади — и резко хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел все того же офицера с щегольски побритыми тонкими усиками и щеткой волос на подбородке; он обратился ко мне с явным неудовольствием на лице — и заговорил резко, очень строгим тоном. Но — я так ничего и не понял…

— Да брось ты, о-фи-цер-р! Дай людям пожрать повкуснее! Это же ничего вам не стоит, понимаешь? По-да-ро-о-о-к!!! Подарок, смекаешь?

Очевидно, что и немец не сумел вникнуть в мою речь — зато услышал дружеский тон, увидел располагающую к себе улыбку… Между тем, по насыпи уже поднимаются семнадцать стрельцов (а считая с десятниками — девятнадцать). Служивые тянут наверх три полных бочонка с хмельным — по четыре бойца на бочонок — да несколько коробов с салом. Каждый при деле! И все ради того, чтобы завести как можно больше людей на редут, не вызвав опасений у пушкарей…

Офицер посмотрел вниз с явным не удовольствием — настал решающий момент! Если командир батареи прикажет своим людям прогнать нас с редута и не пускать остальных стрельцов с едой, пойдя на принцип, то скорее всего, ландскнехты подчинятся… Хотя с другой стороны, это ведь не прусские гренадеры Фридриха, у коих строжайшая дисциплина насаждалась шпицрутенами! Это наемники-ландскнехты, и нравы у них совсем иные, нежели в рекрутских регулярных армиях… И ведь при виде моих стрельцов (обритых на запорожский манер) весь редут взорвался восторженными криками пушкарей и мушкетеров!

Вражеский командир колебался пару мгновений — но, в конце концов, решил уступить своим подчинённым. Он нехотя кивнул — после чего отступил в сторону с выражением явного неудовольствия на лице, все же дав понять, что больше не препятствует нашему присутствию на батарее.

А я украдкой облегченно выдохнул… Полдела почитай, сделано!

…Как мне показалось, прошло всего ничего времени с того момента, как стрельцы поднялись на редут и принялись угощать ландскнехтов. К слову, ратники уже разбились компактными группами на двойки и тройки (что было оговорено заранее), и рассосредоточились по всей батарее. Сам же я успел немного пройтись взад-вперед прежде, чем заметил дверь порохового погреба…

А после со стороны стоянки польской хоругви раздались первые выстрелы, заставив меня на несколько мгновений обо всем забыть — и напряженно уставиться на дорогу, по которой следовали мои казаки. Сердце предательски екнуло, как только я увидел, что донцы и прикрепленные к ним черкасы проследовали чуть больше половины предстоящего им пути — и раскрыли себя заметно раньше, чем это было обговорено.

Или их раскрыли⁈ Кто-то узнал перешедших на нашу сторону запорожцев⁈

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как бы там ни было, пару минут практически все присутствующие на редуте неотрывно следили за скачкой смерти прорывающихся казаков… Пока старший германский офицер, как видно, не сложил в голове два и два — связав сражающихся с ляхами запорожцев собственно с нами. В ярости он сбил ногой бочонок с деревенской бражкой, до предела раздраженный тем, что его подчиненные один за одним подносят кружки за хмельным — после чего грубо схватил меня за локоть и рванул в сторону так, словно желая выбрость с редута!

При этом яростно крича и поминая что-то вроде «швайнехунде»…

— Да обожди браток, что мы тебе сделали-то? Да, браты-стрельцы⁈

Я немного рискую, называя казаков стрельцами — но кажется, среди ландскнехтов нет знатоков русского языка, к тому же разбирающиеся в родах войск Московии и Речи Посполитой. Так или иначе, я подал подчиненным условный знак, чтобы служивые приготовились к действию…

В тоже время офицер, доведенный уже до белого каления тем, что я не дал себя вытолкнуть (не так-то просто это сделать с упершимся «Орлом»!), отпустил на мгновение руку — и уже рванул из-за пояса рукоять пистоля! Но я, сделав короткий шажок навстречу, прихватил своего противника за локоть, потянув на себя — и резко врезал лбом чуть пониже переносицы германца!

— Швайне!

Офицера шатнуло назад, он рефлекторно потянулся обеими руками к сломанному носу… В то время как все без исключения ландскнехты, уже несколько захмелевшие, и от того слегка заторможенные, с удивлением, ужасом (а кто и восторгом!), взирали на стычку их командира и казака. В то время как стоящие рядом стрельцы невзначай положили руки на рукояти пистолей…

— Мушкетеров бейте!!!

Одновременно с криком я рванул из ножен саблю — и хищно сверкнув на солнце, клинок молнией устремился к шее германца, все еще держащего руки у лица… В следующую секунду батарею огласил его отчаянный крик — на землю упали отсеченные кисти офицера, закрывшие, однако, горло врага от моего удара.

А затем батарею сотряс залп двадцати двух самопалов — оглушительный после недолгого молчания пушек…

— АЛАРМ!!!

Я рванулся к раненому мной немцу, продолжающему выть на одной ноте, левой рукой схватившись за рукоять пистоля — уже наполовину извлеченного из поясной кобуры. А в следующий миг я разрядил трофей в лицо рванувшегося на меня пушкаря, тянущего из ножен короткий кацбальгер!

— Бей!!!

Еще один противник бросился на меня слева — и ведь достал левый бок уколом! Но наконечник кацабльегра, коим вооружено подавляющее число ландскнехтов, по какой-то прихоти оружейников не имеет колющего острия, способного пробить броню. Так что клинок наемника лишь скользнул по кольчужным звеньям калантаря, спрятанного под теплым кафтаном…

— Получи!

Накоротке я ударил в челюсть врага гардой сабли, словно кастетом — и голову ганса буквально рвануло в сторону! После чего тот без чувств рухнул на землю… Глухой нокаут! Но понимая, что чуть позже он еще очухается и может ударить в спину, я не пожалел короткого мгновения боя — и шагнув к поверженному противнику, рассек его горло елманью.

…Внезапный удар, как я и рассчитывал, практически сравнял число стрельцов и ландскнехтов на редуте — ни один из ударивших в упор выстрелов не пропал зря. Кроме того, нам противостоят бездоспешные пушкари — а не доппельсольднеры там, и даже не пикинеры, более привычные к ближнему бою. Зато все мои «штурмовики» облачены в бахтерцы и наручи, спрятанные под кафтанами! В свою очередь, немногочисленные мушкетеры, не ожидающие скорого боя и потому не успевшие изготовить фитильные мушкеты к стрельбе, пали в первые мгновения схватки…

Впрочем, не все.

В поле моего зрения попали сразу двое мушкетеров, спешно забивающих пули в стволы мушкетов, сноровисто работая шомполами. Если это опытные вояки, то они уже насыпали порох на полки и успели закрыть их… Мушкетеры отступили к дверям порохового склада, расположенного в боковой стенке редута — и оказались всего в пятнадцати шагах от меня…