Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев

раза.

Отт хвастал Зорге:

— Мы поставляем нашим японским друзьям самое лучшее, что есть в Германии, последний писк технического совершенства. — Отт не удержался, самодовольно пыхнул сигарой — в последнее время он пристрастился к кубинским сигарам, доставляли ему их прямо из Гаваны через тамошнего посла, — окутался душистым сиреневым дымом. — Думаю, что и месяца не пройдет, как наши японские друзья при их цепкой хватке обнаружат негодяев…

— Я в этом просто уверен, экселенц.

— Экселенц, — Отт хмыкнул, — слишком рано, мой друг, ты начал двигать меня на повышение.

— У меня легкая рука, Эйген, ты это знаешь. Если я что-то замышляю — обязательно сбывается.

— Я верю в твою легкую руку, Рихард. Пока японцы работают без нашего инструктора, но скоро он прибудет… Мне сообщили — командирован к нам на месяц. Надо полагать, за месяц он сумеет натаскать здешних чистильщиков эфира…

— Интересно, кто же может замусоривать тут эфир?

— Скорее всего, американцы, — убежденно произнес Отт, вновь окутался душистым сиреневым дымом. — Сами Японские острова с их каменьями и карликовыми соснами для янки ничего особого не представляют, а вот в стратегическом плане очень даже им привлекательны. Япония — место, отмеченное Богом.

Сигара в руке Отта замерцала слабо — утеряла свою силу, попал неудачный табачной листок, фыркнула, полковник энергично почмокал губами, и над его головой вновь, будто нимб, поднялось розовое облако.

— Но главное не это, Рихард, — заметил он, — главное — мы находимся на пороге великих событий… Принц Коноэ ушел, здешним военным никто уже не будет мешать…

Это была правда — Коноэ покинул свой кабинет, с уходом принца и его правительства ослабевали возможности добывать информацию высшей пробы.

Японо-германский пакт, заключенный в Берлине 25 ноября 1936 года, давал свои плоды: Япония стала усиленно щелкать зубами. Звук был громкий, никакими глушилками не придавишь. Дух войны витал в воздухе. В Европе, на Западе, тоже все здорово дымилось… Генерал Хирота, больше собственного дома и жены любивший дым, грохот, искры, пламя, дух жареного мяса и крики боли, смрад сожженных домов, потирая руки, готовил нападение… Вот только куда, на кого? Не на Европу же! Скорее всего, на Китай.

Но не только Китай являлся достойной целью для Японии.

А Европу трясло. По команде начальника радиостанции порта Сеута, расположенного в испанском Марокко, у Гибралтарского пролива, была передана в эфир фраза, звучавшая романтично, безобидно, но вскоре обретшая зловещий смысл: «Над всей Испанией безоблачное небо».

Кварталы Мадрида, Барселоны, Гвадалахары, Харама заволокли черные маслянистые клубы — всюду дым, дым, дым, кричащие люди, стук пулеметов и снова дым. Когда Зорге представлял себе, что ныне происходит в Испании, то невольно передергивал плечами: человек к боли и горю никогда не привыкнет…

Стало известно имя главного мятежника Испании — генерал Франко. За спиной у Франко стояли две страны: Германия и Италия. В Берлине спешно состряпали штаб помощи Франко во главе с толстяком Герингом, в Италии штаб возглавил сам Муссолини, решивший послать в испанское пекло четверть миллиона человек.

Антифранкисты попросили Францию, чтобы та помогла им, затем США и Англию, но те счистоплюйничали и сделали вид, что им не до Испании — надо готовиться к уборке фруктов и празднику поедания индюшек… Что может быть главнее этого дела? Не Испания же с ее недозрелыми маслинами.

Помог Советский Союз. В Москве собрался гигантский митинг — сто двадцать тысяч человек, — на котором как призыв прогрохотало короткое жесткое слово: «Но пассаран!»

В числе первых, кто попросился в Испанию, был человек, которого в Четвертом управлении РККА уважительно и нежно звали Стариком — комкор Ян Берзин, в ту пору уже заместитель командующего Особой Дальневосточной армией. Впрочем, комдивские, комкорские, командармские и прочие полузвания-полудолжности доживали свои последние дни — на смену им приходили звания генеральские…

Как всегда было в русской армии.

Вернулся Берзин в Москву из Испании на старое свое место, в Четвертое управление РККА, начальником. А в Испанию отправился другой Старик, также полюбившийся военным разведчикам — Семен Петрович Урицкий.

Премьер-министром вместо принца Коноэ стал барон Киициро Хиранума. Известно было, что самыми близкими друзьями барона являются два самых крикливых японских генерала, готовых даже родную матушку превратить в котлеты, лишь бы разжечь костерок и приготовить на нем любимое блюдо — Араки и Мадзаки.

Гигантский город Токио вскоре начало лихорадочно трясти. К Рихарду примчался нетерпеливый Бранко Вукелич.

— Надо срочно передать в Центр, что на границе Советского Союза планируется мощнейшая провокация, японская сторона готовится к тяжелым боям. Здешние генералы только и ждут этой войны: едва дадут старт, как они понесутся, будто муравьи на салазках… Вот только куда, спрашивается?

— В преисподнюю, — мрачно произнес Зорге.

Никаких сообщений в Центр он пока не передавал: обстановка складывалась настолько прозрачная, что и без сообщений все хорошо было видно, никакой бинокль не нужен, только вот и с биноклем, и без бинокля трудно было разобрать одно: настоящая война затевается или так себе, провокация. При провокациях в ход вступают одни силы, при войне другие, и деньги сжигаются другие. Разница есть.

Зорге ждал.

Наступил месяц май. Комариный невероятно. Пронзительная звень «рыбьей закуски», сытно кормившей жирных гольянов реки Халхин-Гол, сделалась такой сильной, что люди от нее просто глохли. Комары до смерти загрызали собак. Люди пробовали спасаться от них керосином, дегтем, отработанной смазкой от танков, мазались густо — не помогало: комары деготь с керосином полюбили больше, чем токийские детишки мороженое.

Состоялось тайное заседание кабинета Хиранумы, где барон принял решение, которое назвал окончательным: пора большого хлипкого слона ударить кувалдой по гениталиям и посмотреть, что после этого слон скажет и что сделает. Произошло это в середине мая 1939 года.

Слон даже яриться не стал, двинул вначале одной ногой, потом другой, и незадачливых вояк вместе с выбитыми зубами широко разбросало по склонам окрестных сопок. И хотя речка Халхин-Гол принадлежала не Советскому Союзу, а Монголии, Россия, согласно договору, обещала защищать соседнюю страну. Результаты для японцев были плачевны — выбитых зубов оказалось больше, чем планировалось, в несколько раз больше, некоторые исследователи тех событий, люди опытные, до сих пор не могут сосчитать, сколько же их было выбито, вот ведь как. Две волны захватчиков оказались напрочь перемолоты с воздухом и халхин-гольской водой… Что будет дальше, кто скажет?

Все это время Зорге находился в Токио, никуда не выезжал, нельзя было, а вот Вукелич добился для агентства «Гавас» аккредитации прямо при штабе Квантунской армии, и информацию присылал Рихарду прямо с поля боя. Бранко был большой молодец, умудрялся разглядеть то, чего нельзя было увидеть отсюда, из Токио.

Получив два раза по физиономии, и здорово получив, японские вояки не думали успокаиваться, они начали готовиться к «третьему решающему». Особой изобретательностью