Игра Саида. Единственная (СИ) - Кучер Ая

Кусает губы, играет с поясом на платье. Не спешит меня перебить и поправить. Уже прогресс. Ещё немного и девчонка признается, что сама секса хочет.

А гляди через пару месяцев, сама начнёт бросаться.

Мелкими шажками.

– Меня смущают такие разговоры.

– Верю. Ты поэтому от меня бегала два дня? Чтобы не разговаривать? Сказала бы прямо, я бы молча тебя…

– Не груби.

– Трахать – не грубость, а моё постоянно желание. Иди ко мне, пташка. Или снова скажешь, что не хочешь? Лапала только что с удовольствием.

– Я не… Возможно…

Не находит адекватно оправдания, вздыхает. Опускает плечи и двигает ко мне. Подступает медленно, как дикий зверек. Решая: стоит драпануть или можно довериться.

Поэтому перехватываю её до того, как неправильный выбор сделает. Вскрикивает, когда в меня врезается. Ладонями задницу сжимая, подтягивая ближе.

– А теперь поцелуй меня, пташка.

Мнётся, будто впервые. Как девственница отводит взгляд. Не зря миллиард раз гонял мысль о том, что Ника охренеть какая невинная. Во всём, что постели и отношений касается.

И не важно, что не был у неё первым.

Последним стану.

Ника тянется, несмело охватывает лицо ладошками. Жжет кожу, когда трет пальцы о мою бороду. По венам разряды, дурманящее желания. Нагнуться и самому взять всё, что хочется.

Но вздыхаю, последнюю крупицу терпения подбираю. Если сейчас пташка…

Прижимается губами к моим, сминает несмело. Так нежно, что походит на пытку. Отличное средство, чтобы меня в могилу свести. Касаниями, неспешностью.

Нежностью, блядь.

– Ох.

Стонет, когда давлю на её затылок. Показываю, как мне больше нравится. И тут же моментальный отклик получаю. Когда соски сквозь платье выпирают, двумя шипами царапают.

– Саид, - всхлипывает, когда потираю их, а после сдавливаю.

– Какого хрена без белья ходишь? – сильнее пальцами перетираю, мозги отбивает. – Все увидеть могут.

– Я не… Никто и не смотрел туда. И я… - произносит тихо, как зверя заговаривает. Касается моей ладони, отводя. Но не спорит, когда просто поглаживаю. – Грудь болит, неудобно в лифчике.

– Мне теперь тебе баб в охрану искать?

– Я в кофте ходила, никто и не заметил, Боже. Не может всё быть так, как ты хочешь. Я беременна, придется привыкать к другому.

– Скажи это, - приказываю, задирая юбку. Хоть трусы натянула, которые теперь лишние. – Ну?

– Я не… Что ты хочешь услышать? – переспрашивает, когда подталкиваю к кровати. Опускаю медленно, слежу, чтобы весом не придавить. – Я не понимаю.

И глаза затуманены. Вскидывается, когда пояс платья тяну. Раскрываю, словно подарок. Любуюсь стройным телом, которое гусиной кожей покрывается. Реагирует на меня.

Приподнимаюсь, хочу лучше рассмотреть. Не так много подобное получалось. Особенно в последнее время. А теперь Ника лежит передо мной, не спорит, не заикается.

Только изнывает от желания.

– От кого ты беременная?

Тяну вниз взмокшее белье, провожу по ногам. Развожу, чтобы свою киску мне показала. Влажную, блестящую от смазки. Готова принять меня, всегда готова.

– От тебя. Я беременна от тебя.

– Чьего ребёнка носишь?

– Господи, твоего. Твой ребёнок.

Повторяет хрипло, задыхается, стоит по лону провести. Такая предсказуемая реакция. Острая, откровенная. Ника даже прикрыться не пытается, бедра приподнимает, пытается на пальцы насадиться.

Кайф.

Ни от чего такой приход не ловил, как от её реакции.

– И чья ты, пташка?

– Твоя. Черт!

Кусает ладонь, понимая, что проговорилась. И даже против слова не может сказать, понимает, что сплошная правда. Приятная, дурманящая. Охрененная правда, от которой меня кроет.

– Открыть тебе страшную тайну, пташка? Как ты сама проебалась и мне отдалась?

– Что? О чём ты?!

– Если бы тогда, в первую ночь, ты бы не ответила… Свободно бы жила. Поэтому, Ника, не заикайся больше, что твое мнение не учитывается. Ты сама меня тогда захотела. Всё это происходит только потому, что ты добро дала. А назад уже не заберёшь.

Глава 31. Ника

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ну что ты будешь делать?

Нигяр недовольно пыхтит, когда я подхватываю с тарелки свежую лепешку. Отламываю кусочек, отправляя горячее тесто в рот. Голод просыпается впервые за день, и я не хочу терять это время.

Малыш, не важно, девочка или мальчик, полностью пошел в Саида. Как минимум тем, что лишает меня покоя. Все мысли о ребёнке, даже поесть не получается. Ужасное дело токсикоз.

А когда его нет, меня Саид мучает.

Я не могу ему в глаза смотреть, разговаривать тоже не получается. Стыдно за то, как я себя развратно вела! А мужчина словно этим наслаждается, повторения хочет.

А я к такому не привыкла! Только вспоминаю, как тут же прятаться хочется. Такое натворила… Но в момент, когда мы играли, когда Саид отвлекал…

Казалось, что именно так и должно быть.

Ещё и слова Хаджиева.

«Ты сама добро дала».

Не было такого! Ну, возможно. Просто не отталкивала. И отзывалась, да, но при этом… При этом это всё жутко неправильно. Даже если и дала, то потом отказывала. А Саид уцепился в одну ночь и…

И делал так, чтобы я снова соглашалась.

Даже когда не хотела, боялась его – а реагировала. Пыталась сопротивляться, но тело быстрее решение принимало. Знало, с кем ему будет лучше.

Только может ли быть лучше с мужчиной, который не даст ни одного решения принимать самой? Конечно, клетка побольше, чем с Назаром, но все ещё…

– Садитесь, - Нигяр подталкивает к столу, суетиться. – Я накрою вам, поедите нормально. А то на ходу всё, не полезно это.

– Мы скоро ехать будем.

Саид сказал, что мы в какой-то загородный клуб должны поехать. Поставил перед фактом, платье принёс. А сам на встречу с Тахиром отправился, уладить какой-то вопрос.

И, конечно, никто моего мнения не спросил. Разве что поинтересовался, как я себя чувствую. Это можно считать заботой или я пытаюсь хоть какое-то добро в нём найти?

– Скоро это не сейчас, - женщина уже чайник ставит, ищет травы для меня. – Садитесь-садитесь. Такая худенькая стала, а вам за двоих питаться нужно. Не дело это, когда одни кости.

А Саиду нравится.

Пальцами по ребрам проводит, бедренные косточки изучает.

Но да, рычит, чтобы я питалась лучше.

Беспокоится, что токсикоз постоянно.

– Я ещё плова наготовила, как вы любите. И варенье домашнее.

– Не беспокойтесь. Нигяр, я сама всё могу. Вы пойдите, отдохните.

Женщине, наверное, давно за пятьдесят. Возраста моей мамы, а я не могу спокойно смотреть, как она всё сама делает. Готовит, убирает потом, не подпускает меня к плите.

Саид позаботился, чтобы я совсем не напрягалась. Но я ведь не смертельно больна! Ничего не случится, если я хотя бы еду сама себе разогрею, а не буду Нигяр напрягать.

– Ещё чего, - женщина смотрит, словно я оскорбила её. – Я всё накрою. Сама. Где это видано…

– Мне несложно. Даже если Саид захочет перекусить, то я всё сделаю. Никто не будет ругаться.

– Госпожа, Ада, вы… Ой, простите!

Прикрывает рот ладонями, укрытыми морщинками. Хлопочет и извиняется постоянно, словно не то сказала. Мигом ставит сладости на стол, пытается меня отвлечь.

– Ада?

Переспрашиваю и всё-таки слушаюсь женщину. Опускаюсь на стол, пытаясь переварить услышанное. По привычке бросила, это понятно, пыталась переспорить.

Но Ада…

– Извините меня, пожалуйста. Я не хотела вас оскорбить, госпожа Ника. Это случайно вырвалось. Я ни в коем случае не говорю, что есть другая госпожа. И…

– Другая госпожа? О. Нет, конечно, я понимаю.

Теперь суета женщины приобретает смысл. Испугалась, что я сцену ревности устрою Саиду? Я могла бы, пусть только повод даст. Потому что я ведь четко своё позицию высказала.

И пусть Хаджиев хоть что решает, это я терпеть не стану.

Он сам сказал, что я верность не требовала, но он даст её.