Галоп - Сергей Куприянов

Проявив предусмотрительность, Рэм сначала дал выпить дурачку. Он помнил непонятные намеки Доди и не хотел сплоховать. Но ни по запаху, ни по реакции Костика эта консерва ничем не отличалась от другой, той, которую Рэму доводилось пить.

Свою ошибку он понял, когда одним махом влил в себя полстакана отдающей в красноту и резиной жидкости.

Хрен его знает, что там мудрит с градусами техник, но этот продукт оказался посильнее обычного виски. Уже через полминуты Рэм почувствовал мягкий хмельной толчок в голову, позволивший расслабиться.

Дурачок что-то болтал, жестикулируя, но у Рэма словно выключатель сработал: он напрочь не воспринимал слабоумного. Минут через десять, когда уже стало хорошо, он послал дурачка за водой, а сам, пока тот ходил, махнул уже полный стакан. Теперь ему Костик даже нравился. Дурак, конечно, но это даже хорошо, умные совсем достали, никакого проходу от них нет. Каждый так и норовит обмануть, свинью какую-нибудь подложить, а этот – простота, душа нараспашку. Они о чем-то болтали, причем Рэм уже начал изливать душу. Оказалось, что в разбавленном виде консерва пьется еще лучше. И даже ее красноватый, смущающий Рэма цвет, становится не таким заметным.

Рэма повело, и повело основательно. Он это еще понимал, но что теперь сделаешь? Процесс не просто пошел – полетел. У него даже мелькнула мысль сбегать к Доди за добавкой. Но это потом, если не хватит. А пока – смотреть лошадей! И они только что не в обнимку вывались из коморки, при этом Рэм не забыл прихватить с собой бутылку, в которой еще было.

Тренер этот паскуда, прокатил его. Надо пойти и набить ему харю. Что б до крови, до соплей по колено. И зубы что б сплевывал, стоя на коленях. Эту коленопреклоненную позицию представлять было особенно приятно. В это время ботинком ему по роже хрясь! Он видел такое. Это была знаменитая драка в казармах Холховского полка. Трое убитых, семьдесят с чем-то серьезно ранены, ушибов и синяков не счесть. Собственно, лично Рэм на том побоище не присутствовал. Но, как и многие, видел кадры любительских съемок, сделанные участниками драки. Из них смонтировали такой пропагандистский фильм на тему соблюдения дисциплины со всякими розовыми соплями, но настоящее впечатление получалось, когда показывали эти сцены. Главное, никакой подделки, ни грима, ни каскадеров, ничего такого. Все натурально. Хрясь! В рожу! По яйцам! Прыгнуть на грудь лежачего! Вот так надо, так! Ножкой табуретки по уху – кровь летит плевками! Каблуком в хребет – хрясь! Не щадя. Достать убегающего тумбочкой. Пряжкой ремня с размаху по глазам. Расстраивало только, когда камера дергалась или падала, но умные режиссеры пропагандистского фильма такие проколы свели к минимуму, дабы не портить картинку ради лишней и, в общем, морали. Все и без того ясно – хрясь! Вот такая правда. А почему так? Потому что правда всегда такая!

Нет, с Чемпионом он драться не пойдет. Ну, не сегодня. Там у него Винер торчит. Хоть и соплей его перешибешь, но против двоих… Нет, он не дурак! Хоть и выпил, но свое на уме держит. Рэма не проведешь. И он ничего не прощает. Ни одной обиды. Он их все, все до последней, до единой помнит. С самого детства. И что б кого-то простил? Нате! Заместо прощалки у него совсем другое выросло.

Они шли по коридору меж решеток, за которыми стояли огромные лошади. Одна прижалась к прутьям огромным задом и, елозя, чесалась. И Рэма вдруг осенило.

Костик, вконец окосевший, что-то болтал, прыгая с одной темы на другую, то про лошадей своих, то про какие-то камеры, то почему-то гоночные машины, если только Рэм правильно понял, и вообще ему никто не был сейчас нужен. Сам болтает, сам слушает, сам себе улыбается, руками размахивает, смеется. Вечный кайф!

Развернувшись, Рэм рванул назад, в коморку. Там, под топчаном, он заметил стандартный ящик с красным крестом на торце. Ветеренария, понятно.

Рывком вытащив ящик, откинул замки и поднял крышку. И почти сразу нашел то, что нужно. В аккуратных пластиковых пеналах лежали огромные шприцы. Лошадиные. Или слоновьи.

Тебе бы, Чемпион, такой вколоть. Да нет, тебе что. Рэм отхлебнул прямо из горлышка. Горло неожиданно обожгло. Ладно, это даже хорошо. Теперь хорошо. Потому что так надо. Выхватив три разные ампулы – что там? зачем? – из каждой по очереди набрал в пять шприцев, смешивая. Потом, с сожалением посмотрев на бутылку, в которой осталось совсем ничего, всосал в шприцы и из нее. Как ни жаль, а пить и впрямь хватит, завтра и так не встанет. Какая-то уж очень забористая консерва на этот раз. Надо будет у Доди спросить. Чего-то он мухлюет, химик недоделанный.

Костик, вконец удурившись, забрел в какую-то клетку и оттуда что-то лепетал. Звук его голоса отражался от высокого потолка, дробясь и превращая и без того бессмысленные слова в набор звуков.

Рэм подошел к заднице, елозящей по решетке, и, задрав руку как метальщик копья, с маху всадил иглу, пробивая толстую кожу. К счастью, он сообразил сразу положить большой палец на поршень, так что когда зверь дернулся, унося шприц в собственной жопе, большая часть его содержимого уже оказалась в его теле. Запоздало Рэм вспомнил, что в чемодане был пистолет, с помощью которого впрыскивание таким огромным скотинам производится быстро и без потери инструмента, но возвращаться не хотелось. Появился азарт. Он может сам! Пистолеты, пушки всякие – мура полная. Это по каким-нибудь гуларам или рохти-мохни можно бер-мезонными пушками палить. А тут мозг требуется! Главное ум. Хитрость. Хитрость и ум. Ловкость. Он ловкий. Рэм не чета каким-то там чемпионам. Он жизнь от корня знает. Чай, не на облаках родился, как некоторые. Умоется, умоется тренер, тварь паскудная. Щенок. Он даже не узнает, откуда по нему садануло. Завтра вдруг – оп! Готово. А он, Рэм, в стороне.

Нет, пистолет надо было взять. Чего у них шкуры такие толстые? Дикари. В брюхо, снизу надо. Там кожа помягше, тоньшее. Откуда яйца растут. Или прямо в них, так вернее. Там еще тоньше. Больнее…

И он откинул щеколду.

Это был четвертый шприц. Последний из пяти. Потому что когда он даже не вонзил – не вонзил еще! – иглу в промежность меджу ног скотины, та ни с того, ни с сего вскинулась и обоими копытами ударила в него. Здоровенное левое проскочило мимо – это он четко отметил, внезапно, рывком трезвея. Зато правое, огромное, размером в таз для блевотины в дешевом борделе, садануло ему в грудь и одновременно в челюсть. Размерчик еще тот. На все хватило.

Умирая в полете, Рэм, уже впечатываясь спиной в противоположную решетку, успел подумать, что и теперь он всех перехитрил. За его гибель во время прохождения службы в военно-космических войсках его семье причитается просто огромная страховая премия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});