Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина - Олег Смыслов

Уходят люди и происходит смена декораций. Через каких-то 10 минут зажигаются люстры, а был полумрак, и открывается на всю ширь сцена. Появляются новые люди, в основном молодёжь, и оркестр играет танго и фокстрот. Какая-то певичка поёт. И смершевец мне рассказывает: вот это сын такого-то, а этот такого-то. Все бронь имеют, а должны были быть на фронте…»

В гостиницу Ковачевич вернулся до полуночи. Офицер Смерша, как и обещал, выписал ему пропуск. Добирался на попутках. А потом долго думал об этом московском вечере…

«Когда я летел обратно на фронт, — говорит Аркадий Фёдорович, — я думал, что я буду рассказывать своим друзьям?» Для него это оказалось самым тяжёлым воспоминанием.

Обязанности командира полка гвардии майор Ковачевич исполнял до октября 1944 г.

И вдруг его отправляют в академию. А командиром назначают бывшего подчинённого Лавриненкова. Меня долго мучил вопрос: почему? И я долго не решался спросить об этом генерала Ковачевича. Но однажды как-то вскользь поинтересовался. А Аркадий Фёдорович словно ждал этого вопроса…

«Готовилась группа в дальнее сопровождение. А утвердить меня не утвердили. Морозов погиб, а Лавриненкова назначили. Меня же на эту группу не назначили. Почему?

Я поехал в управление кадров. А в ЦК уже утвердили другого кандидата. Я узнал, что в управлении кадров появились люди, которые выразили сомнение: он же Ковачевич, а надо будет лететь через Югославию. А эта группа должна была сесть в Италии, сопровождать союзников через Балканы на Як-9 дальнего действия. Ну, меня не утвердили. И я хотел вернуться домой к себе в полк. Думал: "Чёрт с ним, буду чем-нибудь!"

А тут подвернулся Хрюкин. Он говорит: "Ну, куда ты, зачем? Я сейчас двадцать человек отправляю в академию". Пишет направление, и меня отправляют в Москву».

Сначала Аркадий Фёдорович попал в Академию имени Жуковского. Его очень хорошо принял лично сам её начальник. Всё расспрашивал о фронте. А потом и сталинский сокол задал ему один, но весьма существенный вопрос: «А какая у меня будет перспектива после окончания академии?» — «Ну, выйдете инженером». — «Я же боевой лётчик, какой же я инженер!» — «Ну, пойдёте лётчиком-испытателем!»

«И тогда я понял, — продолжает рассказ Аркадий Фёдорович, — что не туда я попал.

Я говорю: "А где находится командный факультет?" — "А командный в Монино".

В общем, поехал он туда. Академия командного состава как раз только в августе вернулась из эвакуации и заняла своё прежнее место дислокации. А ведь была у Ковачевича навязчивая мысль поехать в Главный штаб и вернуться на фронт. Но ведь же сам Хрюкин написал, значит, надо ехать…

И снова Аркадий Фёдорович возвращается к вопросу о недоверии: «А мне сказали, мне признались в том, что у меня это второй раз в моей биографии мне выразили недоверие. "Вдруг он перелетит туда?" Я им говорил: "Да у меня уже 500 боевых вылетов. Я бы за эти 500 уже бы 500 раз улетел, если б захотел". Но я не жалею. Я приехал сюда, в Монино, посмотрел на всё это дело.

Боже мой, даже из нашей армии приехало много народу. Прилетели и из других армий. Такое было прекрасное сборище. Думаю: "Ну, тогда ладно!"»

А через семь месяцев закончилась война…

О том, как он встретил день победы, Аркадий Фёдорович рассказал мне накануне своего 89-летия: «Этот день был очень холодный. Было солнечно, ясно. Но день был холодный. Нас построили на стадионе и после митинга отпустили. Мы собрались несколько человек и поехали в Москву. Решили побывать на Красной площади. Москва нас встретила очень интересно. Мы вышли из метро на площади Дзержинского и потом пошли по улице к ГУМу. Навстречу идёт мужик с ведром водки и парень с кастрюлей солёных огурцов. А нас было четверо Героев. Они нас остановили. Мы по кружке выпили, солёными огурцами закусили и пошли на Красную площадь. А там нас просто замотали. Как увидели, и давай бросать с рук на руки. Мы еле выбрались оттуда. Вернулись поздно.

Но какое же было ликование. Что творилось на Красной площади. А на следующий день всё затихло, и мы стали готовиться к параду».

К слову сказать, я спросил Аркадия Фёдоровича и про фильм «В бой идут одни старики». Он говорил о нём достаточно серьёзно и жёстко, как специалист: «Во-первых, молодое пополнение пришло, надо было с ним работать. И учить его, а не придумывать всякие прозвища. Или вот этого друга, который трусостью заболел, надо было вылечить. А он ходит грудью вперёд, Звезду всем показывает. Этим ты полк не поднимешь!

Во-вторых, картина, безусловно, интересная для обывателя. А для специалиста, который тем более побывал в этой шкуре и имел дело с молодыми сержантами?

Это очень кропотливая работа. И надо было показать, как вводили их в бой, как в строй их вводили. Музыка — это потом.

Я в двух полках прослужил. Там были ребята, которые играли на баяне. А в 9-м парнишка очень хорошо играл. Пошли на ужин, он встречает музыкой. Потом поужинали, по 100 граммов, посидели, попели.

А если погоды нет, так и потанцевали. Попозже легли. Но так, чтобы ансамбли создавать…

Ведь Быков комэска показал неправильно! Это же командир-воспитатель! Я когда первый раз посмотрел этот фильм, то подумал: "Ёлки-палки, а где технический состав?" Ведь главную скрипку играет техсостав. Самолёт не будет готов, ты никуда не полетишь.

Пойдёшь, будет отказ — собьют. Конечно, кино есть кино. Показать его, как оперетку можно, но это же комэска!

Не тот, который ставит задачу личному составу, а тот, который смотрит в глаза и говорит: — По самолётам! А вы останьтесь. Вы будете сегодня руководителем взлёта и посадки.

 — Да я…

 — Я вам сказал, будете руководителем взлёта и посадки! Ушла эскадрилья на задание… Вернулась. Он ко мне подходит:

 — Спасибо, товарищ командир!

 — Почему?

 — Я чувствовал, что меня собьют.

То есть у него появился элемент трусости. А я вижу, что его нельзя посылать. У него состояние такое, что он не может идти!»

За всё время войны у Аркадия Фёдоровича было два ведомых, те, кто защищал его «со спины». И он не потерял ни одного. Бессменным за всю войну был и его единственный техник самолёта, с которым у них сложилась настоящая дружба.

ПОСЛЕВОЕННОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Командный факультет Военно-воздушной академии Аркадий Фёдорович закончил с золотой медалью в 1948 г. Он действительно старался учиться и со своим фронтовым опытом буквально впитывал новые знания.

После выпуска был назначен командиром авиаполка Центра переучивания на реактивные самолёты в Сейме. Затем служебная командировка за границей в аппарате военных советников, где Аркадий Фёдорович руководил переучиванием на реактивные самолёты лётчиков социалистических стран в Югославии, Венгрии и Чехословакии. Теперь его фамилия уже никому не казалась подозрительной.

В 1952 г. Ковачевич поступает в Академию Генерального штаба, а по её окончании становится командиром истребительной авиадивизии.

В 1959 г. по решению первого заместителя Главкома ВВС маршала авиации С.И. Руденко, Ковачевича назначают «летающим» начальником штаба воздушной армии, дислоцировавшейся в Средней Азии.

В 1960 г. Аркадию Фёдоровичу довелось руководить работой по уничтожению американского разведчика-невидимки У-2 «Локхид», нарушившего государственную границу Советского Союза.

В беседе с А. Докучаевым по этому случаю он рассказал следующее:

«Получилось, что боевой работой частей по пресечению полёта У-2 руководили расчёты двух командных пунктов — отдельного корпуса ПВО и наш — воздушной армии. Так вот, когда "невидимка" приблизился к Тюра-Таму, то я понял, что ракетный полигон — последняя его точка, больше таких важных объектов поблизости нет. После Тюра-Тама он, видимо, пойдёт строго на юг. Так и оказалось. Впрочем, ошибиться было трудно, анализ показывал: лётчик выполнял тщательно спланированную операцию по разведке наших сверхсекретных объектов.

Пока У-2 галсировал над полигоном, привожу в повышенную готовность истребительный полк, самолёты которого могли достать маршрут Тюра-Там — Мары. По нему должен был уходить, по нашим расчётам, иностранный разведчик, это самый кратчайший путь до южной границы. Полк был на самолётах Су-9 — высотных истребителях. Жаль только одного, не могли мы их тогда умело использовать…»

«Факты — вещь упрямая. Но только обстановка была сложнее и запутаннее… Конечно, и Меньшиков, и Шилов, и расчёт нашего командного пункта действовали не без ошибок, но, на мой взгляд, сделали всё от нас зависящее. События помнятся хорошо. Звоню командиру дивизии Меньшикову, поднимай Су-9. А он в ответ: на Су-9 практически не летали, начали только переучиваться — до беды недалеко. Аргумент весомый. Но подумал: уйдёт разведчик, кто нас потом будет выслушивать — переучивались лётчики или не переучивались. Полк вооружён высотными истребителями — это главное, а риск для военного человека — спутник жизни. Даю команду на подъём истребителей. А Меньшиков новую вводную подкидывает — на самолётах нет ракет, и на складах нет — ещё не поступали. Что делать? Тут наши штабные инженеры, что на КП находились, подсказывают: на складах есть ракеты, предназначенные для МиГ-19, они подходят к Су-9. Говорю Меньшикову — пусть вешают эти ракеты.