Цена свободы - Валентина Чубковец

насколько поднимается рука.

— Валентина Анатольевна, я понимаю, но массаж вам назначать не вижу необходимости. Нет надобности! — сказала, как отрезала, совсем ещё молоденькая докторша.

— Хорошо, а что тогда вы мне посоветовать можете, Татьяна-а…

— Татьяна Алексеевна я.

— Да, думаю, теперь запомню, видите, ещё и память подводить стала.

— А с памятью работать надо, я вам таблеточки для памяти выпишу.

— Таблеточки? Только дорогие не выписывайте, всё равно не выкуплю, пенсия маленькая.

— Причём здесь пенсия? Здоровье дороже.

— Да справлюсь я с памятью, с плечом мне помогите, спасу нет, рука болит. Ночами не сплю.

— Я могу и для сна выписать что-нибудь.

— Нет-нет, хватит мне этой химии. Мне бы массаж, хомутовую зону промять, быть может, плечевая боль и пройдёт, Татьяна-а…

— Татьяна Алексеевна, — уже с раздражительностью в голосе быстро проговорила она.

— Ну да, Татьяна Алексеевна, теперь точно запомню, вы мне для памяти не выписывайте лекарство, лучше для плеча, ведь год мучаюсь. А может, какой электрофорез предложите? Смотрю ей в глаза и зачем-то снова повторяю: — Татьяна Алексеевна.

Быть может, она обрадовалась, что я наконец-то запомнила её отчество. И согласилась выписать мне направление на УВЧ. К великому сожалению, и УВЧ, и таблетки, и дорогущие уколы, которые она всё-таки выписала, облегчения не дали. Пришлось звонить своей знакомой массажистке, которая за небольшую плату согласилась помочь избавиться от боли в плече.

— Выручай, Катюш, на тебя только вся и надежда.

— Буду стараться, помогу как смогу.

Я знала, что Катерина массирует на совесть. Много лет она проработала в поликлинике массажистом, с теплом о ней отзываются и как об ответственном специалисте, и как о простом хорошем человеке. Добрая, отзывчивая, с открытой душой и спокойным уравновешенным характером. Всякое в жизни бывало, но не сдавалась, любую проблему разрешала сама и за дочь не стыдно, достойно воспитала, тоже в медицине работает. Придёт Катерина ко мне массаж делать, а он длится не более двадцати минут, да куда там, чуть ли не с час мнёт. Понимаю, руки Катеринины жалко, но от такого блаженства кто откажется, боль приятная, плечо меньше болеть стало. Обе деревенские, причём расстояние от её деревни до моей небольшое. И общие знакомые есть. Поведала в очередной массажный день Катерина мне такую историю, что я и ушам своим не могла поверить. Такое разочарование получила…

— Помнишь дядю Гошу, походка у него такая необычная вперевалочку, он ещё всегда любил повторять: я русский мужик, я русский мужик.

— А как же не помню — помню, на всю жизнь запомнила этого русского мужика — как никак дядя мой по маминой линии. Добрый такой, работящий, руки золотые. А какой охотник, рыболов, тут я стала перечислять все прелести «русского мужика». — А знаешь, Катюш, я ещё помню, он как-то к нам с ночёвкой приехал и тоже всё доказывал, что он русский мужик. Выпивший был. А на следующий день, видит, что я босая по улице бегаю, маленькая была, в магазин меня сводил, ботики черненькие купил. Как сейчас помню, войлочные, вроде посередине замочек был или сбоку, — я погрузилась в детство, вспоминая чёрные войлочные ботики, и где был замочек.

— Да ладно, Валь, какая разница, где тогда замочек был на твоих ботиках. Не спорю, трудяга был дядя Гоша, ещё какой, а на охоту вообще порой на неделю уходил. Мы рядом жили, через дом. Но скряг-а-а-а ещё тот, — протянула она, и мне как-то неловко стало за скрягу.

— Представляешь, порой тётя Поля крадучись ребятишкам что-нибудь вкусное покупала, а потом банки пустые консервные в болоте топила, чтобы он не знал, что она покупала. А бывало, пьяный буянил, она к нам прибегала с ребятишками и отсиживалась. Редко, но бывало…

— Как же так? Как? А я ведь всегда о нём такого хорошего мнения была — «русский мужик», да какой же он русский, фашистик получается, — я небрежно ухмыльнулась. Сделалось грустно от только что услышанного. А в голове мелькнуло: наши родители тоже в консервных банках ничего не покупали. Помню, однажды мама пятилитровую железную банку повидла купила — такая радость была. И продолжила: — А какие славные у них ребята были, это же мои двоюродные братья.

— То-то и оно, что были, — тяжело вздохнув, кивая головой, подытожила Катерина. — Они и мне как братья, хожу вот теперь за Гениной могилкой ухаживаю, когда в свой посёлок приезжаю, а Толика и могилки нет, так и не нашли, утонул, спасая других.

Мы с Катериной словно договорившись, враз перекрестились. Замолчали.

— Ведь у дяди Гоши, как у того куркуля, денег не меряно было, — прервала молчание Катерина, — все так в посёлке говорили. А жили скромно, ничего лишнего не покупали. Но когда приехал старший сын, Толик, попросил денег на дом, а время тяжёлое было, перестройка, дядя Гоша отказал, мол, сам сынок заработай, узнай, как копейка достаётся, вот Толя и пошёл в плаванье. Очень хороший был парень, высокий, красивый, только женился, сынок кроха, квартира съёмная… А труженики они у них какие! — восхищённо протянула Катерина, сдерживая слёзы. — Вот зачем ему столько денег, в гроб с собой взять что ли? Сердце-то и не выдержало, вскоре после смерти сыновей и дядя Гоша помер. Я ходила к нему в больницу несколько раз, проведывала, такую боль в глазах видела, такое разочарование… Жить, говорит, не хочу, раскаивался во всём, а что толку-то, локоть близок да не укусишь.

— Ты права, Катюш, не укусишь, а я была другого мнения о «русском мужике», теперь и у меня разочарование появилось. Больно…

— Да ты не мучай себя, ты-то тут ни при чём, дядя Гоша сам потом себя поедал за свою скупость, да поздно. Жить не хотел. А может, он из-за того, что сам всего своим трудом достиг и парней хотел так воспитать, да только время-то трудное было, понимаешь. Вот Толик и пошёл в плаванье…

— Помню, — перебила я Катерину, — это было двадцать пятого мая, спасая других, он сам утонул, в реке Чая воронка его закрутила. Много денег дядя Гоша тогда водолазом заплатил, всюду искали, да так и не нашли. А мне сон приснился, молодая женщина, высокая, в чёрном одеянии, как сейчас помню, спускается вниз по ступенькам и говорит мне: что же они его там ищут, он тут, рядом, под крыльцом. Указала место рукой. Но мне тогда никто не поверил, а сны у меня вещи, я-то знаю себя. Вскоре, однако, года через три, и Гена на грузовой машине разбился, жертвуя собой, спасая молодую мамашу с парнишкой. У машины рулевое отказало, по мосту