Полночь мира (=Пепел Сколена) - Павел Буркин

  - У нас мало припасов, - произнесла она. Это тоже было непонятно, их у отца всего-то дня на два... Хватит дойти до Хедебарде, но ведь он идет куда-то дальше?

  - Не твое дело, - буркнул Нэтак. - Пошевеливайся!

  Стоит вспомнить мерзавку Фольвед, как разум застилает багровая пелена бешенства. Как она тогда при всех сказала Аргарду и дочери, что любовь дороже любых сокровищ! Да еще про Тьерри посмела намекнуть! После такого ему только и оставалось, что дать согласие на брак, только что год отсрочки выговорил... А то ведь могли и избить, припомнив старые обиды...

  И снова медленно тянулись вековые ели, а потом, когда дорога поднялась на холмы, путники вступили под своды прозрачного, чистого леса, где березы чередовались с соснами. Кое-где между скал раздавался звонкий голос кристально чистых ручейков. Здесь едва заметная звериная тропа сменилась проложенной людьми стежкой. Кое-где из-под ковра пожухлой травы торчали истертые временем, растрескавшиеся плиты. Прежде, при Империи, тропа была оживленным трактом. Впервые в жизни Ирмина задумалась, чем же была та легендарная, никогда не виденная ею вживую Империя, что от нее остались такие дороги? И какой же должна была быть катастрофа, уничтожившая Старый Сколен? Расспросить бы отца, так ведь не расскажет...

  ...С севера Хедебарде незаметен до последнего момента. Кажется, еще недавно ничто не предвещало близости человеческого жилья - ни пни, ни горьковатый запах дыма, ни голоса, ни спешащие в тепло путники. И вдруг вековые, строевые сосны расступаются, и за неширокой речкой показывается небольшой замок на скале, прилепившаяся к склону деревня, где живут крестьяне, немногочисленные ремесленники, слуги и просто прихлебатели. На сыром ветру хлопает выцветшее знамя с гербом здешнего, еще сколенского барона - полыхающее сердце на скрещенных мечах, увенчанное шлемом с плюмажем, под гербом затейливой вязью выписан девиз. "Мое сердце бьется для Императора!" - прочитали бы Нэтак и Ирмина, если бы умели читать.

  За рекой дорога разделялась. Старая, еще не мощенная, петляла по вековым лесам, сменялась бродами через речки, взбиралась на холмы и спускалась в овраги. Новая тянулась по равнине, через речки были переброшены аккуратные мостки. От обеих дорог к замку шли ответвления, по которым в базарный день можно попасть в село. В старые времена через эти места купеческие караваны и воинские обозы тянулись на Север - к Баркину, Крамару и Хорадону. Теперь по обоим трактам ходят хорошо если раз в неделю, а зимой путники и вовсе не попадаются. Сейчас движение на тракте как раз замирало, словно впадало в зимнюю спячку.

  Нэтак и Ирмина подошли к городку в спокойный предсумеречный час, когда догорает долгий северный закат, а по чистому, словно вымытому дождями небу ладьями плывут облака. Где золотистые, изящные, как волосы северной красавицы, где снежно-белые, словно зимние поля, а где и багровые - как пролитая за Сколен кровь. Облака переливаются, то ослепительно сияют, то гаснут, когда с востока на чистое пламя заката наползает мрак. А с ними меркнут и тревожные отблески-сполохи на хвое сосен и елей, на белых стволах берез. И только на самом горизонте еще долго рдеет вишневая полоска заката, увидеть ее можно лишь с самой высокой башни замка: на много миль окрест простирается кондовый, нетронутый лес. Здесь, в Хедебарде, кончается Верхний Сколен - но Баркнейская земля еще не начинается. К северу на несколько дней пути расположились непролазные заболоченные леса, пограничье между Сколеном и землями баркнеев, кетадринов, нижних кенсов и тардов. Край, про который никто точно не знает, кому он принадлежит, да и не стремится узнать. Налоги платить тут некому, а кому, кроме медведей, интересны безлюдные леса и болота? Фольвед была права: где нет крестьян, там и рыцари не водятся...

  Вокруг городка крепостной стены не было: ров, вал и поверх вала - частокол. И сам замок был деревянным - разве что бревна пропитали особым составом, от которого они почти не горят и не гниют. Каменоломня далеко, камень дорог, а строевой лес - вот он, только успевай валить. Зато теперь Хедебарде могла бы угрожать армия - но не шайка грабителей. А кому, спрашивается, взбредет в голову тащить солдат в безлюдные топи?

  Ворота - массивные дубовые плахи, окованные листовой медью, которые без тарана никто бы не высадил - уже закрывались.

  - Стойте! - закричал Нэтак, вбегая в проем. Следом припустила Ирмина: ночевать в лесу около городка не хотелось вдвойне. Командир стражников, рослый мужчина с видавшим виды копьем, выматерился - но ворота ненадолго замерли. - Я отплачу до утра, - добавил Нэтак. - У меня есть товар.

  - Да что у тебя может быть? - удивился верзила, перекладывая копье в другую руку. - Гони деньги, а то как дам... Или... это у тебя что, жена?

  - Стал бы я тащить с собой жену, - усмехнулся Нэтак.

  - Уступи на ночь - даже пива дадим! - посоветовал стоявший справа от командира рослый детина с кистенем.

  - Доблестные воины, - усмехнулся Нэтак. - Я же сказал - утром заплачу чистоганом! А это самое в карман не положишь, и пиво на него не купишь. Так, ночку скоротать... Лучше скажите, как пройти в трактир...

  - Так ты к Вартасу пришел? - понимающе ухмыльнулся детина с кистенем. Ирмине его усмешка не понравилась. - Ну, тогда все ясно... Чтобы завтра с утра половину вырученного - нам!

  - Ваша взяла, - вздохнул Нэтак. - Отдам... Пошли, Ирмина, скоро ты отдохнешь...

  В этот вечерний час казалось, что улочки городка словно вымерли. Урожай собран, купцы разъехались, свадьбы отшумели. В такое время хорошо сидеть дома, делая что-то, до чего в страду не доходят руки, а как стемнеет, любить жену, или, если ее нет, отправиться в единственный на весь Хедебарде трактир Вартаса. Здесь всегда есть пиво, музыка и жаркие танцы хорошеньких (а если в кармане хоть немного бренчит - так и доступных) девушек. Но веселье никогда не выплескивается за стены трактира: он как островок вечного праздника в дремотной тишине городка, неизменной от века.

  Трактир нашли быстро: он как бы прилепился к замковой скале, и сам был неотличим от окружающих лесов. Потемневшие от времени бревна, щели для тепла законопачены мхом, сам домишко приземистый, почти по самую крышу зарытый в землю. Долгими, суровыми зимами, как и все дома в этом краю, трактир казался огромным сугробом, и только столбик дыма из дымохода напоминал о том, что внизу живут люди. Сейчас снега еще не было, и была видна такая же потемневшая от непогод крыша. Увесистая дверь, держащаяся на берестяных петлях, была не заперта.

  Толкнув дверь, путники вошли.

  - Закрывай, тепло выходит! - крикнул чей-то пьяный голос.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});