Сущий рай - Ричард Олдингтон

— Быть может, у нас не умирают с голоду или непосредственно от истощения, возможно, — сказал Крис. — Но если вы не знаете, что миллионы людей недоедают и доведены вследствие этого до почти нечеловеческого состояния, — тогда вы ничего не знаете!

— Я отказываюсь этому верить, — сказал мистер Риплсмир в сильном волнении, тогда как Крис упрямо отказывался замечать знаки мистера Чепстона, который призывал его к молчанию.

— Вы могли бы найти сколько угодно примеров не дальше чем за милю от этого дома, — упорствовал он.

— Решительно, нынешняя молодежь преступает все правила приличия, — сказал мистер Риплсмир, обращаясь к своему старшему собутыльнику. — Они вечно ноют, они действуют мне на нервы. Вы знаете, как я чувствителен, вы знаете, что одна только мысль о страданиях терзает меня. Успокойте меня, дорогой мой, успокойте меня. Я не смогу проглотить ни крошки, пока меня не успокоят.

— О, я уверен, что дело обстоит вовсе не так уж плохо, — неопределенно сказал мистер Чепстон, хмурясь по адресу Криса. — В конце концов, ведь существуют же пособия, и благотворительность, и… и все такое. Он преувеличивает.

— Вы так думаете? Вы так думаете? — с живостью спросил мистер Риплсмир. — Я верил, что все эти проблемы разрешены раз и навсегда. Не дальше как на прошлой неделе здесь был епископ Бемчестерский, и я просто умолял его, чтобы он сказал мне всю правду о своей епархии, и он заверил меня, что сейчас нет подлинно нуждающихся, которые не получали бы всего необходимого.

Подали шампиньоны в сырном соусе с шато-лафитом 1904 года. Крис чувствовал, что лицо у него пылает, а в ушах стоит легкий звон. Мистер Чепстон продекламировал отрывок из пиндарической оды к бутылке, которую он никак не хотел отпускать от себя. Выпив еще один или два бокала, мистер Риплсмир пришел в настроение патетическое и благочестивое.

— Дорогой мой, иногда мне кажется, что я зажился на свете, — сказал он, обращаясь к мистеру Чепстону. — Не понимаю я этого нового поколения. И, откровенно говоря, не очень-то к этому стремлюсь. У них нет ни воспитанности, ни остроумия, ни моральных устоев, ни идеалов, ни веры, ни Бога.

— Может быть, вернее было бы сказать, что у них нет денег? — вмешался Крис. — Будь у них деньги, все остальное приложилось бы.

— Вот, вот! Неприкрытая грубость и цинизм! Сейчас, когда мы наслаждались этим скромным небольшим обедом…

— Этим чудом тонкого вкуса и гостеприимства, — с поклоном вставил мистер Чепстон.

— Вы слишком добры! — мистер Риплсмир ответил поклоном на поклон. — Так вот, вместо того чтобы оскорблять наши лучшие чувства неуместными упоминаниями о canaille,[23] разве не мог бы наш юный друг принять все это с благодарностью? Его рассуждения — это чистейшее пуританство, хуже того, атеизм! Он бросает вызов Провидению. По милости Провидения мы вкушаем здесь вкусную полезную пищу. Что ж в этом плохого? Разве Создатель не наш отец? И кто запретит отцу питать своих детей?

— Тогда зачем же он позволяет столь многим из них голодать? — спросил Крис.

На столе появились большие серебряные корзины с парниковыми фруктами, орехи, графины с портвейном и ликером.

— Мне это современное атеистическое позерство ненавистно, просто ненавистно, — сказал мистер Риплсмир передергиваясь. — Это должно быть позерство. Это не может быть искренне. Как могло бы все существовать без Бога? Даже наука признает это. Существуют всемирные законы, говорит наука. А как они могли бы существовать без всемирного законодателя?

Крис расхохотался от всей души.

— Кто вдохнул в нас дух живой? — продолжал мистер Риплсмир почти слезливо. — Кто наделил нас бессмертной душой? Когда я думаю о чуде своего собственного бытия, я не могу представить себе этого без участия силы и благости Божьей!

— А я могу, — сказал Крис. — Вы не читали Нидхема о тритонах и головастиках?

— Чертовски хороший портвейн, — сказал мистер Чепстон. — Чап, чап. Древние написали целую кучу о вине. Они все приписывают его божественному влиянию. Я голосую за Бога.

— Лукреций не признавал Бога, — сказал Крис.

— Он никогда не пил такого портвейна, — тонко заметил мистер Чепстон. — Это бы обратило его. Скажу вам по совести, Криш, вы шлишком о многом бешпокоитесь и шовершенно зря. Очень пришкорбная тендентенденция. Я шоглашен с моим штарым другом Риплшмиром — передайте-ка мне графин!

— Шлушайте, шлушайте! — сказал мистер Риплсмир. — Я шоглашен ш вами, Чепштон, что бы вы там ни говорили. Давайте выпьем за добрые штарые времена и добрые штарые обычаи…

— И доброго старого Бога, — докончил Крис.

— Напрашно вы думаете, что это так уж оштроумно, — сказал мистер Риплсмир, тяжело дыша и уставясь на Криса налитыми кровью совиными глазами. — Но я хотел бы сказать вам только одно. Это, может быть, не очень глубоко, н-не очень «регинально», это не одно из ваших ч-чертовски научных з-замечаний, это прошто маленькое з-замечание, которое ишходит прямо от шердца. Я говорю, и я знаю, мой штарый друг Чеп-Чепштон поддержит меня, я говорю, ч-человек, который н-не верит в Бога, не д-джентльмен!

— Чешное шлово, — сказал мистер Чепстон. — Чертовшки хороший портвейн. Никогда в жизни н-не пивал такого портвейна. Лучший портвейн на швете, и угощает им лучший парень на швете. Но трагедия — графин пуст. Я говорю, Риплшмир, графин ш портвейном пушт. Выпьем мы ещ-ще бу-бутылочку?

— Непременно, дорогой мой, непременно. Гардинер! Ещ-ще бу-бутылку портвейна. Еще бу-бутылку портвейна для дорогого штарого Чеп-Чепштона. Ну а шкажите, Чеп-Чепштон, вы шоглашны шо мной насчет Бога, шоглашны? Я хочу шказать, ешли вы не верите в Бога, то во что вы т-тогда верите? Я хочу шказать, а как же ваша душа? Мне п-плакать хочется, когда я подумаю, что ваша беш-шмертная душа будет пр-роклята…

Крис не слушал больше, он не дождался слез мистера Риплсмира, взволнованных заверений мистера Чепстона по поводу его беш-шмертной души и пылкого брудершафта, разыгравшегося за следующей бутылкой портвейна. Он незаметно выскользнул из-за стола и на цыпочках, пошатываясь, выбрался из комнаты.

Два

Во время разговора с мистером Чепстоном в библиотеке Крис требовал фактов и действий. Теперь ему предстояло получить и то и другое. Были ли эти несчастья порождены его безрассудными замечаниями о Боге мистера Риплсмира, который решил доказать, что он бог не только широкой жизни, но и мелкой мстительности, или же они заключались в самой природе вещей — это вопрос, на который каждый ответит в соответствии со своими метафизическими воззрениями. Так или иначе, несколько неприятных и приятных фактов собрались подобно грозовой туче и готовы были каждую минуту разразиться над его головой, а собственными действиями он должен был вызвать еще и другие грозы.

Как обычно случается с атмосферными и житейскими грозами, первый удар был сравнительно легким.

В восемь часов утра после веселого небольшого обеда у мистера Риплсмира Крис еще крепко спал, в то время как ему следовало бы уже принять холодную ванну и наполовину закончить бритье. Крайне неохотно он уступил некоей враждебной силе, которая трясла его за плечи, стараясь вывести из сонного состояния.

— Там кто-то спрашивает вас, — сказал голос откуда-то издалека.

Крис сел на постели, мигая по-совиному.

— Что? — тупо воскликнул он. — Где? Который час?

— Там внизу какой-то джентльмен, — сказала крупная непривлекательная особа женского пола, в коей Крис теперь признал свою квартирохозяйку. — У него к вам письмо, он говорит, это очень важно и ему необходимо вручить вам его лично.

— О! — сказал Крис, все еще ничего не соображая. — Какой джентльмен?

— А я почем знаю? Позвать его сюда, что ли?

— Через пять минут, — сказал Крис. — Я сейчас оденусь.

До сознания Криса дошло, что у него слегка болит голова и ему хочется пить. Во всем теле было ощущение какой-то тяжести и разбитости. Лениво выбравшись из постели, он выпил полную кружку воды, почистил зубы, с нескольких попыток смочил лицо и голову холодной водой, выпил еще кружку, принял две таблетки аспирина и сказал себе, что вот сейчас он чувствует себя уже лучше. Затем он вышел на лестницу и крикнул хозяйке, чтобы она прислала к нему посетителя и принесла горячего чая.

Поскольку в том, что накануне вечером он выпил слишком много вина, был виноват сам мистер Риплсмир и никто больше, Крис решил не торопиться. У него прекрасный предлог опоздать на работу. Он подумал, что неизвестный «джентльмен» — должно быть, Хоуд, неожиданно приехавший в Лондон. Велико же было его изумление, когда «джентльмен» оказался одним из лакеев мистера Риплсмира.

— Доброе утро, Роджерс! — воскликнул он. — Какими судьбами вы здесь?

Крису было неприятно, что один из слуг увидел его в этом убогом жилище, — это еще осложнит его положение в доме мистера Риплсмира.