Возвращение к себе - Вера Огнева

Голоса замолчали, потухло красное свечение. Шарканье шагов, легкое содрогание по-ла, по векам пробежали пляшущие тени. До обоняния донесся аромат горящего масла.

Человек, раньше называвший себя Робертом, открыл глаза. Блики мягкого желтого све-та разбегались по ровным белым стенам. В пяти шагах от него на подушках за низким столи-ком сидели двое: Тафлар абд Гасан и щуплый моложавый араб с очень светлой кожей. Таф-лар тупо уставился в стену за плечом собеседника. Тот, второй, почувствовав движение страждущего обернулся.

Хорошее лицо. Такие бывают у людей, готовых помочь. Не за что-то или почему-то, просто помочь, когда в этом возникает необходимость. Рассмотреть бы получше. Но перед глазами плавала паутина, даже целые ее клочья, соединенные отдельными нитями.

Он перевел взгляд на свое укутанное покрывалом тело. Паутина была везде. Он вдруг почувствовал, сколь омерзительны прикосновения тонких, почти невесомых нитей.

Роберт поднес к лицу руку. Это, конечно, его рука. Он ее чувствовал. Только пальцы высохли. Ладонь стала похожа на скрюченную птичью лапу, обтянутую желтой кожей.

Не важно! Надо убрать паутину: зацепить, соскрести с лица и тела. Сразу станет свет-лее.

- Плохо дело, - сказал светлокожий.

- Но, он пришел в себя, - возразил Тафлар.

- Начал обираться. -?

- На тот свет собираться.

- Так сделай же что-нибудь, - взорвал тишину голос абд Гасана.

- Попробую. Но ты должен мне помочь. Отвлеки его, заставь слушать себя. Сейчас ему все безразлично. Он уже почти ТАМ. Ты должен сказать нечто очень важное, иначе, бо-юсь, он тебя не услышит.

В душе Тафлара вступили в борьбу столь разные чувства, что доведись в них спокойно разобраться, пожалуй, не смог бы, или не захотел. А хотел он одного - чтобы этот стран-ный, непонятный, благородный человек остался жив. Такие не должны уходить!

- Рабан! - араб навис над умирающим, его густой низкий голос заполнил все окру-жающее пространство. - Я, Тафлар абд Гасан, правоверный, именем Аллаха клянусь: нико-гда ни силой, ни уговорами, ни хитростью не принуждать тебя к поступкам, которые противны твоей совести. Я уважаю силу твоего духа. Ты преподал мне урок, и я не хочу, чтобы земля оскудела твоим уходом.

Паутина сама собой пропала. Только перестав ощущать ее тонкие скользкие нити, Ро-берт понял, что окончательно пришел в себя. Он даже собрался ответить, но незаметно под-кравшийся светлолицый что-то влил ему в раскрытый рот. На языке вспыхнул отвратитель-ный жгучий нарыв. Рвотный спазм уже готов был вытолкнуть лекарство, когда мягкий высокий голос попросил:

- Пожалуйста проглоти лекарство. Для меня это очень важно. Я знаю, оно горькое, но прошу.

Важно для человека с отзывчивым лицом? Для такого можно постараться. Давясь и за-дыхаясь, Роберт сделал то, о чем его просили - проглотил пылающий сгусток, не дав волне отвращения его извергнуть.

Время перевалило заполночь. Тишина за стенами дворца нарушалась только ленивым шелестом листвы. Даже от пруда с гигантскими рептилиями не доносилось ни звука.

Двое оставались в комнате. Один то и дело поднимался, подходил к больному, считал удары серд-ца, слушал дыхание, оттягивал веко. Потом он возвращался к столику, за которым в угрю-мом молчании пребывал хозяин дома.

- Тафлар, я не понимаю, чем ты расстроен? Только что ты просил спасти жизнь этого человека. Почему тебя терзают…

- Не надо, - перебил абд Гасан. - Я не юнец, согрешивший по зову плоти, и теперь снедаемый угрызениями совести. Тут другое. Я уже говорил тебе, что взял с этого франка СЛОВО. Не очень веря по началу, но он заставил меня поверить себе. И вот, я сам, по своей воле дал СЛОВО ему. Теперь мы с ним прочно и страшно связаны.

- Если то, что ты о нем рассказывал - правда, вряд ли ты когда-нибудь об этом по-жалеешь.

- Надеюсь. И еще… то, что я скажу - не для ушей правоверного, но ты - мой друг…

- Я - твой друг. И ты уже имел возможность в этом убедиться.

- За время нашего путешествия я приложил немало усилий, чтобы обратить этого не-верного.

А в результате?

- Что?

- В результате, ему же именем Аллаха поклялся не делать этого.

- Я могу порекомендовать тебе средство, скажем так… от тяжелых мыслей. Когда франк поправится, прикажи его казнить.

- То есть?! - Тафлар гневно вскинул голову. - Как ты можешь такое советовать?

- Вот и весь ответ, - тихо засмеялся гость.

- Иногда я тебя совсем не понимаю, Абу.

- Человеческая жизнь, которую ты только что спас, не особенно задумываясь о цене, перевешивает все наши мудрствования и отвлеченные рассуждения.

- В тебе говорит врач.

- А я и есть - врач.

Старый, сморщенный Джамал возил тряпкой по полу, и непрерывно брюзжал:

- Виданное ли дело: неверного прятать в доме, да еще ходить за ним как за принцем! Тьфу, - в сторону Роберта.

Тот старался отодвинуться. Лужа растекалась, подбираясь к безвольно откинутой руке. Если намокнет рубашка, Джамалу придется ее менять, а это - дополнительные стоны и се-тования.

Роберт впервые попытался сам напиться, но сил хватило только дотянуться до края ча-ши, стоявшей на низеньком столике у изголовья. Пальцы сорвались, легкая посудина пере-вернулась, и вот теперь Джамал вытирал лужу, комкая тряпку искривленными артритом пальцами.

- Да не шевелись, ты. Не дай Аллах, опять хуже станет. Прибежит этот безбожник Абу. Все бегает Тафлара смущает. Ты еще - на нашу голову. Тьфу!

Без своего 'тьфу' Джамал не мог. Оно служило ему аналогом христианского 'изыди'.

В течение месяца, пока Роберт валялся в беспамятстве, а потом неподвижный от сла-бости, именно Джамал ухаживал за ним: обмывал, перестилал постель, а в последнее время начал кормить как ребенка, с ложки.

После памятной ночи, в середине которой Роберт заглянул за грань, прошло почти две недели. Глоток жгучего черного бальзама возымел магическое действие: если раньше даже от глотка у больного начиналась рвота, и он буквально на глазах превращался в мумию, те-перь он стал помаленьку пить и даже есть. Но выздоровление затягивалось. Часто Роберт впадал в состояние полного безразличия, и Тафлару приходилось в очередной раз посылать за своим другом Абу Хакимом.

- Все ворчишь, старый башмак? - Тафлар абд Гасан вошел в комнату. Губы растяги-вались в улыбке, глаза оставались серьезными. Роберт уже неплохо изучил это бедное мими-кой лицо. Что-то случилось. Если постоит немного и уйдет - мелкие неприятности, если отправит Джамала и сядет возле Роберта - нечто серьезное.

- Иди отдохни, и передай этому черному верблюду, Мибу, чтобы меня не беспокои-ли.

Мибу, был вторым, кого допускали к Роберту. Если Джамал нуждался в помощи, при-ходил немой африканец. Старик показывал: подними, согни, переложи. Тот как куклу брал Роберта на руки, выполняя приказания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});