Выход из кризиса есть! - Пол Кругман

На первый взгляд сумма большая, но для экономики объемом в 15 триллионов долларов это меньше 1 % национального дохода. Дело не в том, что долг вообще не увеличивает нагрузку на бюджет, а в том, что даже шокирующие и пугающие цифры долга не столь велики, как нам пытаются представить.

Фокус на краткосрочном дефиците: недальновидно

Когда политический дискурс переместился с занятости на бюджетный дефицит – что, напомню, произошло уже в конце 2009 года, причем администрация Обамы тоже приняла участие в смене фокуса, – предложения по дальнейшему стимулированию экономики прекратились и последовал поворот к сокращению расходов. Самое главное, что по мере окончания программ стимулирования федеральные и местные власти были вынуждены существенно урезать бюджеты, сокращая инвестиции и увольняя сотни тысяч государственных служащих, в частности учителей. Тем не менее звучали требования продолжать сокращения, которые объяснялись сохранением бюджетного дефицита.

Есть ли в этом экономический смысл?

Подумайте о влиянии на экономику сокращения расходов на 100 миллиардов долларов, когда она пребывает в ловушке ликвидности – это означает, что спад сохранится, даже если контролируемые Федеральной резервной системой процентные ставки снизятся до нуля, поскольку ФРС не может опустить их еще ниже, чтобы компенсировать отрицательный эффект сокращения расходов. Вспомните, что расходы равны доходам, и поэтому снижение государственных трат напрямую уменьшает ВВП, в данном случае на 100 миллиардов долларов. При снижении доходов люди будут уменьшать и расходы, что приводит к еще большему падению первых, дальнейшим сокращениям бюджета и т. д.

Здесь требуются пояснения. Можно возразить, что сокращение государственных расходов означает сокращение долгового бремени в будущем. И разве нельзя предположить, что частный сектор будет тратить больше, а не меньше? Не приведет ли сокращение госрасходов к укреплению уверенности и, возможно даже, экономическому росту?

Действительно, некоторые представители власти выдвигали подобный аргумент, получивший название «доктрина стимулирующей экономии». Более подробно об этой теории я расскажу в главе 11, особенно о том, почему она так сильно повлияла на дискуссии в Европе, но суть в том, что ни сама логика доктрины, ни якобы подтверждающие ее данные не выдерживают критики. Ограничительная политика в любом случае остается ограничительной.

Вернемся к нашей истории. Сокращение расходов на 100 миллиардов долларов в ситуации, когда экономика попала в ловушку ликвидности, приведет к снижению ВВП как непосредственно через сокращение государственного заказа, так и вследствие того, что ослабление экономики ведет к сокращению расходов бизнеса. После начала кризиса оба этих эффекта многократно подвергались тщательному анализу (часть результатов приведена в послесловии к книге), и выводы оказались неутешительными – конечным результатом станет сокращение ВВП на 150 миллиардов долларов или даже больше.

Таким образом, сокращение расходов на 100 миллиардов долларов на самом деле не уменьшит будущий долг на ту же сумму, поскольку более слабая экономика принесет меньшие доходы и приведет к увеличению расходов на срочные программы помощи, в частности пособия по безработице. Вполне возможно, что общее сокращение долга не превысит половину объявленного сокращения расходов.

Тем не менее это ведь улучшит финансовую картину в долговременном плане? Не обязательно. Спад в экономике не только вызывает массу кратковременных трудностей, но и разрушает перспективы. Люди, долгое время остававшиеся без работы, либо теряют квалификацию, либо воспринимаются как неспособные найти работу. Выпускники университетов, которые не могут устроиться по специальности, вынуждены соглашаться на низкооплачиваемую работу, несмотря на то, что получили хорошее образование. Кроме того, из-за отсутствия спроса бизнес не расширяется, поэтому при восстановлении экономика раньше столкнется с недостатком производственных мощностей. Все, что углубляет экономический спад, лишь усиливает эти проблемы, разрушая не только краткосрочные, но и долгосрочные перспективы.

Теперь представим, что будет с финансами. Даже если сокращение расходов уменьшит будущий долг, оно также снизит и будущие доходы, поэтому способность нести долговое бремя – измеряемое отношением долга к ВВП – фактически может уменьшиться. Попытка улучшить финансовое будущее, сократив расходы в охваченной кризисом экономике, может оказаться контрпродуктивной даже в узком финансовом смысле. Это не теоретические рассуждения: эксперты Международного валютного фонда, изучив ситуацию, пришли к выводу, что такой сценарий реален.

С точки зрения политики совершенно не важно, приводит строгая экономия во время кризиса к буквальному ухудшению финансового положения страны или просто не улучшает его. Достаточно знать, что в такие периоды польза от финансовых ограничений мала (возможно, ее нет вовсе), а издержки велики. Это неподходящее время, чтобы беспокоиться по поводу бюджетного дефицита.

И все-таки, несмотря на все сказанное выше, существует одно серьезное, по крайней мере теоретически, возражение, с которым постоянно сталкиваются те, кто выступает против излишней озабоченности дефицитом бюджета. На него необходимо ответить.

Может ли долг решить проблему, созданную долгом?

Один из самых распространенных аргументов против фискальной политики в нынешней ситуации – на первый взгляд разумный – звучит так: «Вы сами говорите, что сегодняшний кризис стал результатом слишком большого долга, и в то же время предлагаете меры, которые его еще больше увеличивают. В этом нет никакой логики».

На самом деле логика есть, но, чтобы объяснить это, потребуется знание истории.

Совершенно верно, я и мои единомышленники убеждены: одна из основных причин нынешней депрессии заключается в увеличении задолженности населения, что создало условия для момента Мински, когда обремененные долгами семьи вынуждены сокращать расходы. Но как тогда увеличение долга может быть частью мер по решению этой проблемы?

Суть в том, что возражение против дефицитного расходования предполагает, что долг остается долгом независимо от того, кому принадлежат деньги. Такое допущение неверно, в противном случае проблемы вообще бы не было, ведь в первом приближении долг – это деньги, которые мы должны сами себе. Конечно, США должны Китаю и другим странам, но, как мы видели в главе 3, совокупный долг иностранным государствам относительно мал, и не он определяет положение дел. Игнорируя зарубежную составляющую или рассматривая мир в целом, мы видим, что общий уровень долга никак не влияет на совокупные чистые активы: долг одного человека – это доход другого.