Ящик Пандоры - Марина Юденич

Дай Таньке волю, она бы бесконечно отматывала и отматывала время на полчаса назад, когда начался этот разговор. И потом медленно-медленно, наслаждаясь каждой его интонацией, каждой паузой и даже теми неловкими недоговоренностями, которые то и дело повисали в воздухе, прокручивала бы его мысленно снова и снова.

Собственно, этим она и занималась.

— Добрый вечер, — произнесла она, обращаясь к невидимому собеседнику, стараясь при этом вложить в интонацию как можно больше тепла и обаяния.

— Здравствуйте, — дружелюбно отозвался на другом конце провода приятный мужской голос.

— Могу я попросить к телефону Юрия Генриховича?

— Я вас слушаю. — Голос по-прежнему был доброжелателен, в нем сквозили вполне понятные нотки любопытства, но любопытство это было слегка кокетливым. Поздний звонок нисколько не раздражал и не беспокоил ее собеседника, отрывая от дел, скорее, наоборот, приятно разнообразил вечернюю скуку.

— Еще раз добрый вечер, Юрий Генрихович. Простите за поздний звонок, но раньше до вас было не дозвониться, — наугад соврала Танька и, похоже, попала в десяточку.

— Это верно, вы и сейчас меня застали случайно: я по этому телефону отвечаю крайне редко. Так, слушаю вас, чем обязан?

— Меня зовут Татьяна Борисовна Фролова, но не пытайтесь вспомнить мое имя: оно вам ничего не скажет, потому что мы с вами не знакомы. Сейчас я все объясню. Я психоаналитик, и Ванда Александровна Василевская, которую вы, возможно, помните, передала мне часть своей практики, в том числе — прошлой. Я некоторое время была ее ассистентом, потом мы работали параллельно, и вот теперь настало время разделиться. Не знаю, в курсе ли вы, но такая система давно существует на Западе, а теперь потихоньку приживается и у нас. — Танька играла ва-банк. Вполне могло оказаться, что он после некоторого перерыва снова пользуется услугами Ванды и прекрасно знает, что никакой передачи практики не существует. Возможно также, что этот человек категорически не пожелает вспоминать о своих прошлых проблемах, заставивших его когда-то обратиться к Ванде, и теперь просто в ярости швырнет трубку, а в худшем случае — позвонит Ванде и выскажет ей свое «фи». Тогда ситуация вообще могла принять откровенно угрожающий оборот. Словом, вероятность обрести очень крупные неприятности была крайне велика, но все сложилось совершенно иначе. Так могло ли это быть просто случайным совпадением? Разумеется, нет! И Танька уже ликовала, предчувствуя победу. А он тем временем поддержал, подхватил и сам развил брошенный ею наугад клубочек лживых утверждений.

— Да, да, разумеется, слышал, конечно. И знаете, давно пора. Мы ведь с точки зрения психологического консультирования все еще пребываем где-то на уровне пещерного века. Я не ошибаюсь?

— Абсолютно правы. Даже еще дальше, в ледниковом периоде.

— Усы!.. Так что, Ванда Александровна по-прежнему процветает?

Теперь Таньке потребовались вся ее выдержка и артистизм. Они не подвели, и искреннее восхищение в ее голосе совершенно натурально смешалось с легким оттенком сдержанного собственного достоинства.

— Вне критики и вне конкуренции, как, впрочем, и всегда. Мне просто повезло работать рядом с таким специалистом. Юрий Генрихович, хочу сразу оговориться: если напоминание о том, что вам приходилось пользоваться услугами Ванды Александровны, вам неприятно и вы впредь не намерены иметь дела с психоаналитиками либо, напротив, предпочитаете работать только с доктором Василевской, я готова немедленно принести вам свои извинения и прекратить этот разговор…

— Нет… Вовсе нет… Татьяна… простите, как, вы сказали, ваше отчество?

— Борисовна. Но можно просто — Татьяна.

— О! Сразу чувствуется новая школа… Ванда Александровна всегда настаивала на официальном тоне.

— Я же и не утверждала, что в точности повторяю методики Ванды Александровны. Собственно, поэтому я сейчас и формирую свою практику.

— Понимаю вас. А что, Ванда Александровна рекомендовала вам отдельных своих клиентов или передала всех, что называется, оптом?

— Разумеется, нет. Тем, с кем работает она сейчас, то есть в некотором смысле мы работали параллельно, Ванда Александровна предложила, так сказать, решить самостоятельно. Некоторым из них, как вы понимаете… — поправилась Танька, чувствуя, что собеседник увлекает ее на очень зыбкую почву.

«Идиотка! — обругала она себя. — Надо было продумать детали». Но сейчас делать это было уже поздно, и Танька решила и далее действовать экспромтом. Пока это ей удавалось, и только последний вопрос собеседника выдал некие сомнения, которые, возможно, зародились в его душе. Их надо было немедленно уничтожить, причем в зародыше, на корню, не дав возникнуть большим сомнениям, а там и полному недоверию. Но он словно сам спешил успокоить ее.

— Да, понимаю, конечно же, понимаю: с кем-то вы работали вместе, с кем-то — только Ванда Александровна. С этими все ясно. Но как же обстояло дело с нами, бывшими?

— Вы не рассердитесь, если я скажу вам честно? — Этот прием выручал Таньку довольно часто. Прямой вопрос, заданный наивным, почти детским голосом, как правило, обескураживал собеседника. Потом можно было преподносить любые мерзости: на нее все равно, как правило, не сердились — ведь был же уговор. Тем более сейчас Танька собиралась сообщить мерзость отнюдь не про себя. Настало, по ее разумению, плеснуть ложку дегтя в медово-шоколадное озеро, в котором горделиво и одиноко плавала белая лебедь — Ванда Василевская.

— Слово джентльмена.

— Ванда Александровна просто отдала мне список своих первых клиентов, разрешила позвонить им и предложить пройти новый курс психотерапии, на сей раз у меня. — Со стороны Ванды, соверши она подобное на самом деле, это было бы величайшим свинством и предательством. Не осознать этого мог только крайне бесчувственный и эмоционально тупой человек. В числе клиентов известного психоаналитика таких по идее не должно было быть в принципе.

— Вот как? — иронично уточнил невидимый Танькин собеседник и после некоторой паузы без особого, впрочем, интереса уточнил: — Что же, просто передала список, что называется, без комментариев?

Здесь Танька отчетливо ощутила леденящий холод ловушки. Его интересовало, знает ли она, по какому поводу он обращался к Ванде. Это могло оказаться для нее стальным капканом. Возможно, он и рассчитывал на это, но Танька вспорхнула в изящном пируэте, будто ради того только, чтобы пролить очередную порцию меда и елся в озеро одинокой лебеди, а на самом деле рассчитывая перелететь в головокружительном па опасное место.

— Разумеется. Неужели вы могли предположить, что Ванда Александровна нарушит профессиональную тайну? Только имена и телефоны. И строжайшие рекомендации быть крайне деликатной и — упаси Бог — не навязывать свои услуги.

— Ну, эту рекомендацию вы выполнили вполне.

— Спасибо.

— И что же мои сотоварищи? Я имею в виду, многие ли откликнулись на ваш призыв?

— Честно?

— Ну, мы же однажды уже договорились об этом.

— Вы второй человек в списке, которому я решилась позвонить.

— А что же первый?

— Он умер. Простите. Но вы хотели честно.

Наступила долгая довольно пауза, каждое мгновенье которой показалось Татьяне вечностью, а потом в трубке раздались странные звуки, природу которых она поняла не сразу. Лишь через несколько секунд, напряженно прижимая трубку к уху и вся обратившись в слух, она распознала их — он смеялся. Смех его был короток и отрывист, так обычно смеются люди, не очень приученные к этому занятию, но сейчас ее собеседник смеялся долго. А потом, еще борясь с приступами своего лающею смеха, он наконец заговорил:

Господи, прости мою душу грешную за такую неадекватную реакцию. Но право… смешно… — Он издал еще несколько коротких сухих вздохов и неожиданно резюмировал: — Странная все-таки штука жизнь.

— Вы не обиделись? — Танька была вся как натянутая струна, готовая в любую минуту зазвучать так, как этого потребуют обстоятельства, и звенеть так долго, как это будет необходимо, попирая при этом все законы физики.

— За что бы это? Нет, разумеется. Это вы простите меня за глупый смех. К тому же я, по-моему, знал этого человека, мы встречались у Ванды Александровны, и он тогда уже был очень пожилым. Вот только имени теперь не вспомню…

— Михаил Борисович.

— Совершенно верно. Михаил Борисович. Что ж, земля ему пухом, как говорится. Но от меня вы ждете не воспоминаний о покойном, как я понимаю?

— Да, Юрий Генрихович, правильно понимаете. — Танькин голос совершенно натурально дрогнул. Притворяться в эту минуту ей было ни к чему: страх резким спазмом сжал горло, а волнение теребило сердце своей горячей суетливой рукой, отчего оно, несчастное, нервно трепетало в груди: то замирая, то срываясь на бешеный галоп.